Вычисляя звезды - Мэри Робинетт Коваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приехавшая к нам из Алжира Басира скорчила презрительную гримасу.
– И тогда-то он и принялся растолковывать мне, как нужно логарифмической линейкой пользоваться!
– Что, для решения дифференциальных уравнений? – Миртл, единственная, кроме меня, американка в нашей группе, прикрыла рот рукой и засмеялась, от чего щеки ее тут же покраснели. – Вот же шут гороховый!
– Именно! – Басира изобразила ужасный американский акцент: – Ито, малинко леди, очь хороше инструмет.
Хелен зажала рот руками и захихикала, как истинная тайваньская баньши, в существовании которых я вообще-то сомневалась.
– Покажи им, как он ту линейку тогда держал!
Фыркнув, Басира оглядела кафетерий, а тот в конце дневной смены оказался практически пуст.
Я опустила вилку, делая предположение, и оно, ага, оказалось совершенно верным.
Басира положила руку на колени, как будто логарифмическая линейка была… ну, вы сами понимаете, чем. И была к тому же готова к взлету.
– Ый показат тыбе, как ито исполдыватся.
Я представила себе Лероя Пакетта: на лице – тонкие бакенбарды, а на груди – непременно кричащей расцветки галстук. Представила, как он пытается подкатить к Басире. К статной высокой темноволосой Басире. К смуглой, с гладкой кожей лица Басире. К Басире, которая играючи стала «Мисс космос» на праздничном корпоративе прошлой зимой. К Басире, имитирующей голоса и акценты так, что, слушая ее, можно было запросто со смеху надорваться.
И я немедленно рассмеялась.
Общество этих женщин для меня было новообретенной радостью. Когда я работала в вычислительном отделе НАКА, то сотрудников-мужчин там не наблюдалось вовсе, да только в округе Колумбия непреложно действовали законы о сегрегации, и оттого все работавшие в отделе женщины были только белыми, и если бы мне тогда сказали, что четырьмя годами позже я окажусь лишь одной из двух белых женщин в новой, куда более многочисленной группе вычислительниц, а те станут моими самыми близкими подругами, я бы от души над тем посмеялась, но теперь же, после появления Международной Аэрокосмической Коалиции, сформировать которую ООН убедил президент Бреннан, мир виделся мне уже совершенно иным, а прежние мои убеждения вызывали лишь стыд.
Хелен вытерла глаза и, посмотрев мне через плечо, произнесла:
– Здравствуйте, доктор Йорк.
– Добрый вечер, дамы. – Мой муж на мгновение положил руку мне на плечо, избегнув публичного поцелуя. – Над чем сейчас смеетесь?
– Над логарифмическими линейками. – Хелен в притворной скромности сложила руки на коленях. – И над возможностями их использования.
Мы опять прыснули, а бедняге Натаниэлю оставалось лишь улыбаться, ничего не понимая.
Вытирая глаза и все еще посмеиваясь, я отодвинула назад кресло. Уже думая о том, что мне, пользуясь своим исключительным положением, необходимо будет поговорить со своим мужем, ведущим инженером проекта, об отношении Лероя Пакетта к женщинам, встала и заявила:
– Похоже, меня настоятельно вызывают к домашнему очагу.
– Уйдешь и даже кусочка торта не попробуешь? – удивилась Миртл.
– Все лучшее – вам.
Натаниэль взял мое пальто со спинки офисного кресла и помог мне в него облачиться.
Нынешний июль выдался почти теплым, но лето уже угасало, и пальто, к сожалению, оказывалось не лишним.
Я помахала на прощание коллегам:
– Увидимся завтра.
Через кафетерий за нами последовали взрывы хохота, а затем и нестройный хор голосов, желающий нам самого доброго пути.
Натаниэль взял меня за руку.
– Ты, кажется, сегодня в отличном настроении.
– Ну, свое дело, похоже, сделал торт. Да еще и преподнесенная тобою вчера роза.
– Рад, что угодил тебе. – Он взмахом руки поприветствовал своего коллегу-инженера, идущего по коридору нам навстречу. – Сегодня узнал кое-что, что еще больше, как я надеюсь, тебя обрадует.
– Вот как? – Я остановилась у двери, позволяя ему распахнуть ее перед собой. – Расскажешь подробнее?
Мы вышли из главного корпуса МАК. Автостоянку перед нами пронизывало вечернее солнце, но прогнать прохладу ему было не по силам. Я, поплотнее запахнув пальто, взяла Натаниэля под руку, и мы двинулись дальше.
Вскоре мы миновали проходную и оказались снаружи, оставив за спиной высоченную ограду, что окружала комплекс зданий МАК, и к нам немедля устремились надеющиеся хоть мельком увидеть одного из астронавтов дети с уже раскрытыми книжками для автографов. Они, разумеется, опознали в Натаниэле главного инженера космической Программы и окружили его, я же, отпустив его руку, отступила в сторону. Слава богу, жена кумира для них интереса не представляла.
После того как муж мой освободился от цепкого внимания детей – энтузиастов ракетостроения, мы молча прошагали целый квартал в направлении автобусной остановки, и лишь тогда он вернулся к своим новостям:
– Ну… – Он оглянулся. – Гостайны в том нет, и окончательный список астронавтов вскоре будет представлен публике, но все же…
– Я не заикнусь о нем ни словом до его официального опубликования, – заверила мужа я. – Ну говори же. Говори!
Я, конечно же, надеялась попасть в группу первых. Разумеется, с моими данными и зарегистрированными часами налетов такое казалось вполне возможным. Ну если уж не в число отобранных для первых полетов, то, уж по крайней мере, в группу дублеров.
– Директор Клемонс не выбрал ни единой женщины. Вообще ни одной.
Остановившись как вкопанная, я уставилась на него. Глава МАК, директор Норман Клемонс – человек, с которым я работала в течение многих лет и которого безмерно уважала, – не выбрал на роль астронавта ни единой женщины?
Мой рот помимо моей воли принялся открываться и закрываться, и передо мной заклубилось мое же собственное дыхание.
– С чего ты взял, что, услышав такое, я почувствую себя лучше? – наконец выдавила я.
– Ну… Ну теперь ты знаешь, что дело вовсе не в тебе и не твоих способностях. Отказано всем женщинам без исключения. Верно?
– Но в требованиях не было ни слова о том, что астронавтами станут только мужчины.
Натаниэль кивнул.
– Клемонс сказал, что, по его мнению, это очевидно. Из-за опасностей.
– Боже мой. Я скрепя сердце приняла бы этот образец патриархальной глупости, если бы речь шла только об испытательных полетах, но мы намерены в дальнейшем основать колонии. Так как же именно разлюбезный Клемонс, по твоему мнению, создаст колонии без женщин?
– Я полагаю…
Он заколебался и, прищурившись от встречного ветра, посмотрел вдоль улицы. Были случаи, когда Натаниэль действительно не имел права рассказать мне о чем-то, что было жутко засекречено, и тогда выглядел он так, будто его одолевает запор. Прямо сейчас, похоже, запор у него выдался просто грандиозным.
– Что?
Он облизнул губы и переступил с ноги на ногу.
– Был некоторый… В общем, было озвучено некое беспокойство по поводу стрессов в
