Долг ведьмы (СИ) - Шагапова Альбина Рафаиловна

И Регина, и Лидия, и все остальные смотрят заворожённо, испуганно. И я делаю шаг к бывшей однокурснице. Да, я чувствую, я знаю, что именно бывшей. Нас о попытке суицида предупреждали в день прибытия. Мне жаль бедную женщину. Жаль, несмотря на колкости и насмешки с её стороны, на побои в душевой, на участие во всеобщем бойкоте. И если сейчас не вмешаться, если не попросить за неё, со Светой сделают что-то очень нехорошее.

— Куда вы тащите Дорофееву? — спрашиваю Крабича. — Если она так поступила, значит, были причины. Не лучше ли разобраться в её проблеме?

В ответ молчание. Лишь шёпот студентов и истеричный, надрывный, проходящий лезвием по нервам, закладывающий уши, вой женщины. Изо рта вытекает слюна, ноги изо всех сил упираются в ковровое покрытие, тело изгибается, бьётся в неумолимых руках.

— Света, да объясни же им, что случилось! Не ори просто так! Возьми себя в руки! — кричу в бледное, перекошенное ужасом лицо.

— Не трогай её, — цедит сквозь зубы Олеся, пытаясь утянуть меня обратно в комнату. — Не связывайся.

Света оборачивается ко мне, фокусирует взгляд, страшно, по-волчьи скалится и рычит, так яростно, что я невольно отступаю назад. А от обнажённого тела исходит густой, тошнотворный дух безысходности. С чем сравнить этот запах? С вонью наглухо закрытого помещения? Несвежего белья?

— Продажная тварь, тебе не понять тоски матери по детям, — изрыгает она. Слышу согласное хихиканье за спиной. — Мне снился сон. В нём всем нам, эти уроды — Крабич и Молибден вспарывали вены, а мы, истекая кровью лежали в каменных корытах. А ты…

Палец светы тычет мне в грудь, а на её лице появляется маска гадливости, так, будто бы от меня воняет нечистотами.

— А ты, ради спокойной жизни, убьёшь своё дитя. Своего сына, которого выскребут из тебя по частям. Белый латок, а на нём маленькие красные кусочки твоего ребёнка. Я видела! Я видела! Я видела!

Женщина разражается слезами, повисает на руках своих конвоиров, обессиленная этим монологом, а мы слышим приказ Крабича разойтись по комнатам, и, какое-то совершенно уж нелепое в данной ситуации распоряжение:

— Замените пылесос на третьем этаже. От старья нужно избавляться.

Разумеется, валяться и нежится в облаках грёз уже не хочется. Какие уж там грёзы? Нужно приводить себя в порядок, завтракать и топать на пары.

— Она действительно могла что-то видеть во сне? — спрашиваю Олесю, развалившуюся на моей кровати.

— Если сильная, то могла, — отвечает подруга, лениво потягиваясь. — Такое бывает, когда о чём-то думаешь, снятся сны на данную тему. А маг, обладающий определёнными знаниями, способен этот сон расшифровать.

— И что с ней будет теперь?

— Отправится в подвал. Она пыталась убить себя на острове, и остров это почувствовал. Ощутил её ненависть, и во время инициации свою силу не даст и привязывать к себе не будет. А свободный маг опасен. По тому, его не обучают и отправляют в расход. Ладно, идём на пары, а то, чего доброго опоздаем.

Случившееся со Светой не выходит из головы. Кручу её предсказание и так, и эдак, стараясь себя убедить в том, что Света могла что-то не так понять. Однокурсники, так же взбудоражены, однако, пытать преподавателей не решаются, предпочитая шушукаться по углам и строить догадки, от вполне правдоподобных до совершеннейшего вздора. Преподаватели же, ведут себя как обычно, словно попытка суицида одного из студентов — дело вполне обыкновенное. Хотя, может так оно и есть. На Корхебели, как я уже успела убедиться, наши жизни никакой ценности не представляют.

На перемене меня перехватывает Олеся.

— Слушай, — нервно шепчет она, заталкивая в свободный, наиболее укромный угол коридора. — Сегодня вечером Русланчик зовёт меня к себе в номер, мол, жаждет показать мне нечто невероятное, свой дипломный проект. Сходишь со мной?

— Зачем? — искренне недоумеваю я. — Он ведь тебя зовёт. Да и дело, как мне кажется, вовсе не в проекте.

— Разумеется, не в проекте, — вздыхает Олеся. — Знаю, что нравлюсь ему, вижу, как Русланчик на меня смотрит. Он хороший, он талантливый маг, но не могу. Я уже была в отношениях, была счастливой и влюблённой, а потом, в одночасье всё потеряла. Наша жизнь может прерваться в любой момент.

— В том-то и дело, Олесь, — беру подругу за руку. Пальцы Олеськи холодные, слегка подрагивают, щёки же, напротив, горят, словно в лихорадке. — Жизнь коротка, и глупо ограничивать себя рамками страха.

— Это не только рамки страха, — Олеся вырывает свои пальцы из моей руки, прячет лицо в ладони. — Болтая с Русланом, улыбаясь ему, представляя нашу близость, я ощущаю себя предательницей, безвольной тварью. Но тебе пока этого не понять.

Звенит звонок, приглашая на очередную пару. Олеська по удобнее перехватывает ремешок своей сумки, трясёт головой, словно выбрасывая из неё ненужные мысли.

— Ну, так ты идёшь со мной проект смотреть? — спрашивает, уже другим, беспечным голосом.

— Конечно иду, — отвечаю с такой же беспечностью.

Вопреки моим ожиданиям, в комнате Русланчика романтическая обстановка отсутствует напрочь. Нет ни накрытого на двоих стола, ни свечей, ни даже, букетов роз. Хотя, последним никого особо не удивишь. Эти розы и во дворе академии надоели хуже горькой редьки. Дурманят своим душным сладким запахом, путают мысли, сковывают волю. Цветы, выращенные магами-агрономами специально для подавления бунтов и агрессивных настроений, вгоняющие в сомнамбулическое состояние. И если новички ещё способны сопротивляться, что-то возражать и наивно мечтать о побеге, то старожилы, начиная со второго курса покорны, расслаблены, лишь иногда, в редкие минуты способные к каким-то наиболее решительным действиям, да и то, по отношению друг к другу, но ни как не к преподавателям.

— Это будет прорыв! Революция в магии! Такого ещё никто не создавал, я узнавал, — суетился Руслан, нервно меря шагами комнату и зарываясь пальцами в густую чёрную шевелюру. — Хочу, чтобы ты, Олеся, ну и ты Илона, увидели это первыми.

Наверняка моей персоны в списке влюблённого Русланчика не было, но раз уж я бесцеремонно припёрлась, почему бы и не включить? В конце концов, если любишь женщину, то люби всё, что её окружает, и маму, и собачку мамы, и подружку.

Парень резко останавливается. Вытаскивает из шкафа сумку, принимается суетливо рыться в ней, продолжая возбуждённо говорить о своём проекте:

— Мы привыкли, что пространственные порталы создаются лишь с помощью визуализации, то есть, необходимо детально представить место, где хочешь оказаться и нарисовать его в воздухе. Это весьма трудоёмко, почему?

Русланчик поднимает лиловые продолговатые виноградины своих глаз на Олесю, ожидая толи поддержки, толи ответа, толи возражений.

— Человек не может помнить всё, — незамедлительно отвечает подруга. — И по тому, пространственные порталы работают лишь на близком расстоянии. Я хорошо помню, как выглядит моя комната. Однако не совсем помню, как выглядит вокзал моего родного города.

— К тому же, — Русланчик назидательно поднимает указательный палец к потолку. — Ты не знаешь, какие изменения произошли на вокзале, может поставили новый ларёк, а может и вовсе снесли. А неправильно открытый портал грозит исчезновением мага во времени и пространстве. Был и нет. По тому, даже на близкие расстояния порталы способны открывать лишь архимаги. Иначе, мы бы все разбежались по Конгломерату. Но я изобрёл иной способ, он прост, безопасен и применим на дальние расстояния. Чёрт!

Парень, устав рыться в недрах сумки, переворачивает её на кровать, а затем, среди смятой бумаги, сломанных карандашей, тетрадей и ещё какой-то мелочёвки находит небольшую губную гармошку.

— Итак, дамы, не желаете ли отправиться на прогулку, например, к пляжу, — Руслан лукаво подмигивает Олеське, а я даю себе слово ретироваться сразу же, как эта самая прогулка начнётся. Да, мне хорошо с этой парочкой, тепло, весело, уютно. Однако, мешать друзьям налаживать свою личную жизнь — свинство. Олеська — не Полина, и в моей заботе и контроле не нуждается.