Она исчезла - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще почему Петербург? Я в ту пору влюблена была в фильм «Брат» и вообще в Балабанова. Все его работы посмотрела. И «Брат-два» (естественно!), и про «Уродов и людей», и «Войну». В «Брате» ведь практически все действие в Питере происходит. А Балабанов как-то так снимает, что даже всякие рынки и кладбища красивыми кажутся. И я мечтала: вот выучусь — а может, даже просто буду мимо проходить, — он меня заметит и на главную роль в своем новом фильме пригласит.
Словом, поехала после одиннадцатого поступать. Ни мать, ни отец не знали, куда конкретно. Сказала им расплывчато: в Петербург. Да и сама плохо представляла, что мне предстоит делать, как экзамены сдавать. Правда, занималась с одной ростовской актрисой — сама ей платила, зарабатывала, на рынке торгуя.
Выучила басню, прозу, стихи, танец. Актриса-преподша меня хвалила.
Короче, поехала — двое суток в плацкарте. Но прибыла на Московский, а у меня по всему телу — опять! — словно мурашки пробежали. Восторг такой внутренний, будто бутылку дорогого шампанского в одно лицо из горла выхлестала. Я даже на Моховую в институт, несмотря на чемодан, пешком через весь центр потопала.
В Академии посмотрела: мамочки мои, сколько ж абитуры со всех концов нашей необъятной сюда стекается! Я сразу сникла: сколько там мест у четырех мастеров. Шестьдесят? А сколько претендентов! И ведь среди них: мажоры, детишки актеров разных больших и малых театров и просто богатеев, которые могли дорогущие подкурсы оплатить и лучших репетиторов тоже. А ведь детям известных и богатых родителей на вступительных экзаменах явно послабление и скидка будет. И кто я — против них?!
Мучилась я сомнениями перед вторым туром, мучилась: может, уехать, сбежать, бросить все? Но когда в нашей абитуриентской десятке дошел до меня черед, и спела, и сплясала, и басню выдала, и прозу, и стих! Видела: приемная комиссия мной впечатлена. Соперники по десятке — тоже.
А потом вывесили списки, и, о чудо! Я прошла в третий тур! Простая девочка из Ростова! С гыканьем и невнятной дикцией! Без связей, денег и блата!
Совсем радоваться рано было. Я к третьему туру стала готовиться — если ты, Пашенька, не заметил, я очень упорная, особенно если цель того стоит.
Потом была проверка по сцендвижению, затем третий тур и собеседование. И я везде прошла!
А по русскому и литературе баллов ЕГЭ — тогда оно только началось — у меня хватило.
И я поступила, Пашка! Поступила! В театральный! В самом Петербурге!
Нас, конечно, с самого первого дня начали пугать — и мастер, и другие преподы: сколько с курса отсеивается, да не справляется. Но я, да и другие мои однокашники пропускали это мимо ушей: счастье было безразмерно!
Поселили нас в общежитии на улице Опочинина. Тоже место прекрасное: Васильевский остров, старый фонд, рядом гавань.
Ах, Паша! Это был самый счастливый год в моей жизни. Нет, совсем не тот оказался самым прекрасным, когда мы с тобой жили-поживали-вели совместное хозяйство, а этот! Но тогда я не влюблена была ни в кого, только в сам город!
Где я только не бывала в Петербурге, чего только для себя не открывала! И «кочегарку» Цоя, и «дом Раскольникова» на Екатерининском канале, и «битловский музей» на Лиговке, и католическую кирху в Ковенском переулке. А Васька, родной Васильевский! Там все морем дышит, дальними странствиями. Даже названия морские: улица Шкиперский проток, к примеру. Или Гаванская, именно с ударением на первом «а», от слова «гавань», а не «Гавана», как разные маасквичи считают. Да и наша улица Опочинина в честь контр-адмирала какого-то называлась, или вдовы флотского капитана, разное говорили… А этот воздух морской, а свежий ветер с Балтики!
Мне даже окраины, которые на первый взгляд не поймешь где построены: в Питере, в Ростове или в Челябинске, не досаждали: панельные многоэтажки, и все — казалось бы! Но едешь, едешь, например, на трамвае по Петергофскому шоссе, и трасса такая длинная, ровная, трамвай больше часа до Петродворца идет, а с моря в открытые форточки ветерок задувает. А знаешь, кстати, что в Питере у трамваев световая сигнализация имеется — чтобы народ на остановке издалека видел, какой номер подходит. Например, трамвай номер три: зеленый огонь над кабиной плюс красный, а двадцать третий, наоборот, — красный и зеленый.
Я даже в стремных районах бывала, где-нибудь на задворках Рыбацкого или на Канонерском острове, и ничего, как-то выруливала.
По театрам мы бегали — ты, наверное, знаешь, что студентам театральных в падлу за билеты собственными деньгами платить, по студбилетам администраторы проходки выдавали. Я весь репертуар у Додина посмотрела — великий режиссер, жаль, не он у нас мастером оказался, курс на один год старше вел. А до кучи в БДТ таскалась, Ленсовет, Театр комедии, «На Васильевском» — хоть там, конечно, многое не нравилось. И пусть балет не наша специализация, когда Эйфман со своих бесконечных гастролей в город возвращался, на него тоже ходили.
Стала созревать у меня с одним парнем с режиссерского идея: поставить совершенно синтетический спектакль, где все жанры будут — и музыка — арии, дуэты, и балет, и стихи, и проза!
Я и мечту свою воплотила, представляешь! У Балабанова снялась! Пусть в массовке. Но тем не менее! «Пока в массовке, — думала я, — а дальше!..»
Мастер тогда снимал «Мне не больно». Опять-таки на питерском материале. Помнишь, Рената неизлечимо больна и мальчика соблазняет, его Яценко играет. И там такие кадры! Такой Питер! Фонтанка чего стоит из окна ее роскошной квартиры! А балкон квартиры, где парни живут с видом на Неву!
Как всегда у Балабанова, снимали за три копейки, денег, чтобы массовке платить, не было, поэтому кинули клич: кто хочет. Я бросилась впереди паровоза.
Снимали на Ваське, у Гостиного двора. Меня с подружкой в кафе усадили, на задний план, а на переднем — главные герои, Рената и Яценко, отношения выясняют.
Короче, сыграли пару дублей, а потом меня оттуда из-за столика убрали. Как мне потом сказали: слишком яркая, внимание у главной героини отбирала. Может, соврали в утешение, а может, правда.
Но тут хоть не обидно: не заплатили, но и не обещали. Однако ж я вживую увидела, как Балабанов работает.
А вообще, если
