Банда 5 - Виктор Пронин

Дальнейшие кадры повергли обоих в еще большее смятение. На экране возник мальчик, в достаточно спокойном состоянии — не рыдал, не бился в истерике. Твердо, не робея, он смотрел в объектив камеры и произносил слова, от которых у Огородникова и Петровича остановилось дыхание.

— Когда моя сестра вышла из ванной и увидела этого человека в маске, она сказала... «О, — сказала она, — это ты, Коля?» И сдернула с него маску. И спросила: «Что ты, Коля, здесь делаешь?»

— А как выглядел этот Коля? — раздался за кадром голос ведущего передачи.

— Невысокого роста, длинные, темные волосы... Он приходил к Вале в магазин и там они познакомились.

— А другие продавцы в магазине видели Колю? — снова спросил диктор.

— Они все его видели, даже посмеивались над Валей, что жених ниже ее ростом...

Передача продолжалась, шли по экрану кадры квартиры, оператор, чтобы пощекотать нервы зрителям, снова заглянул в ванную, потом пошли кадры, снятые уже в морге, — длинный ряд трупов с отрытыми лицами. Оператор, не торопясь, прошел вдоль всего ряда, задержавшись на каждом лице. Снова что-то говорил диктор, появился толстый начальник милиции, потом начальник следственного отдела прокуратуры, но слова уже не воспринимались — Петрович и Огородников пытались осознать сложившееся положение. Стена, которая до сих пор, казалось, окружала их плотно и непроницаемо, вдруг рухнула и обнажила обоих.

— Что скажешь, Петрович? — спросил Огородников, снова выключая звук.

— А что сказать... Похоже, немножко засветились.

— Мальчик-то смышленым оказался, а?

— Вобла схалтурил. Он должен был отработать спальню. Бабу завалил, а под кровать заглянуть поленился. И вот результат. Вобла виноват.

— А зачем ты его вообще с собой взял? У него другая задача! — повысил голос Огородников.

— Ребята стали шуметь... Дескать, мы рискуем, а он на машине при погонах катается... Несправедливо. И я спросил у него — пойдешь? Говорит, пойду. И пошел. И оплошал. Пацаненка не увидел под кроватью. Ни один бы наш этого не допустил.

— Так-так-так, — зачастил Огородников и легко, несмотря на грузность, вскочил из кресла и забегал по комнате. — Так-так-так... Это что же получается, а, Петрович? Это что же получается, а, Петрович? Это что, что же получается у нас на сегодняшний день? Ищут Колю Афганца. Так. Найдут его в любом случае. Его, Петрович, найдут в любом случае. Даже если он сейчас улетит на Сахалин, оттуда на Курилы, потом островами переберется на Камчатку, под водой на Аляску и в Соединенные Штаты Америки... Даже в этом случае его найдут. Не позже понедельника во всех газетах страны будет опубликован его портрет. Согласен?

— Нет, — усмехнулся Петрович, хотя эта усмешка далась ему нелегко. — В газетах его портреты появятся не раньше вторника.

— Шутишь? Хорошее настроение? Большие деньги зашевелились в кармане, да, Петрович? — зло обернулся от окна Огородников. — Опытный человек, и так вляпаться?!

— И на старуху бывает проруха, — развел руками Петрович.

— Так-так-так, — снова забегал по комнате Огородников. — Это что же у нас получается на сегодняшний день? А, Петрович? Афганец засветился. Сейчас допрашивают продавцов магазина. Я уверен, что эти бабы знают о нашем Афганце все! Понял? Они знают о нем все! Уже составлен словесный портрет или фоторобот, не знаю, как там сейчас это называется. В военкомате всю ночь будут светиться окна — они переберут личные дела афганцев, а к утру постучатся к нему в дверь. Я правильно понимаю положение?

— Примерно, — кивнул Петрович.

— А с кем общается ваш сосед, ваш работник, ваш добрый знакомый? — спросят следователи у десятка людей. — С Петровичем, скажут, общается, с Огородниковым, скажут, дружит... А? Чего делать будем? Как дальше жизнь свою построим?

— Думать надо, — сказал Петрович, и пронеслось, пронеслось у него в голове все, что он должен сделать сегодня же вечером, — взять деньги, сесть на машину, рвануть в соседнюю область, самолетом добраться до ближнего зарубежья, пусть это будет Украина, Белоруссия, Грузия... И только там, только там можно подумать о дальнейшем.

— А что тут думать? У них одна зацепка — Афганец.

— Похоже на то. — Петрович сразу понял, что сейчас предложит Огородников, к чему он клонит.

— Убирать надо Афганца. Сегодня.

— К тому идет, — обронил Петрович без выражения. И подумал с облегчением: значит, не меня сегодня, не меня.

— Ты вроде сомневаешься? — склонился Огородников над сидящим в кресле Петровичем.

— Какие могут быть сомнения. — Петрович явно уходил в сторону и Огородников, старая адвокатская крыса, сразу почувствовал это. Он помолчал, глядя на Петровича сверху вниз, еще раз пробежался по комнате и снова упал в кресло.

— Петрович!

— Ну?

— Я тебя не понимаю!

— А что тут понимать. — Петрович махнул рукой в сторону телевизора. — Все ясно и понятно. — Петрович тянул и тянул время, и было этому простое объяснение — не мог он вот так сразу решиться убрать Афганца. Кого угодно, включая Огородникова, даже всех остальных сразу — он бы и не задумался. Но Колю Афганца... Не хотелось. Как-то сложились у них дружеские отношения и Петрович понимал, опыт подсказывал — на кого он может до конца положиться, так это на Колю Афганца, только на него. Все его предадут, все могут выстрелить в спину, сдать ментам, и, наверно, кто-то рано или поздно это сделает. Но не Коля, не Коля. Это Петрович знал наверняка. И вот так сразу дать добро на то, чтобы убрать Колю, он не мог. В его прокуренной, пропитой, много раз залитой кровью душе что-то осталось из прежней жизни, от прежнего человека, которым он был когда-то...

— Ты не хочешь его убирать? — вкрадчиво спросил Огородников.

— Илья... Так ли уж важно, что я хочу, чего не хочу... Есть обстоятельства, и мы должны на них откликаться. Вынуждены. У нас нет выбора.

Понимал Петрович еще одну вещь — у него сейчас, вот в эти минуты вдруг обнаружилось преимущество перед Огородником. Настолько большое преимущество, что все вдруг поменялось местами. Огородников не будет даже заикаться об исчезнувших сорока тысячах долларов. А дело все в том, что он не мог никуда деться, он привязан к этому городу, привязан имуществом, вложенными деньгами, завоеванным положением.

А он, Петрович, сунув за пазуху сорок тысяч долларов, мог слинять свободно и легко в любую сторону.

И все ребята могли слинять.

И тот же Коля Афганец.

А еще лучше слинять бы Петровичу вместе с Колей. Они не пропадут, они где угодно могут осесть и через месячишко, второй начать неспешную свою работу. И никто никогда их не найдет, пусть этот хмырь адвокатский не пугает...

Но в то же время весь предыдущий опыт Петровича, многочисленные его отсидки, законы, по которым он жил до сих пор, требовали твердо и однозначно — Колю Афганца и в самом деле лучше бы убрать. Тогда оборвутся все концы, тогда снова все будет спокойно, неуязвимо, недоказуемо.

— Петрович, — негромко уже в почти темной комнате проговорил Огородников. — Надо сейчас все решить. Я знаю, у тебя с Колей особые отношения...

— Надо — значит надо, — это были самые внятные слова, которые произнес Петрович за весь разговор, с тех пор как закончилась уголовная хроника по телевидению.

— Ты со мной согласен?

— Вобла схалтурил... Вот пусть он и займется, — сказал Петрович, повернувшись наконец к Огородникову и посмотрев ему в глаза прямо и твердо. — Вобла.

— Договорились, — облегченно вздохнул Огородников. — Как ты сказал, так и будет.

— А поговоришь с Воблой ты, Илья. Не могу я ему такого задания дать. Я знаю, я в курсе, но участвовать не буду. Тут ты должен меня понять. Сам же говоришь — особые отношения.

— Заметано, — кивнул Огородников. — И опять принимаю твое предложение. Нам нельзя сейчас разбегаться, Петрович. У нас только все наладилось, только пошли хорошие деньги...

— Разбегаться?

— Мне показалось, что тебя посетила такая мысль, — осторожно ответил Огородников.

— Посетила? — Петрович вскинул брови, отчего лоб его до самой опушки волос покрылся глубокими поперечными морщинами. — Да я только об этом и думаю. Как и каждый нормальный человек. Но разбегаться сейчас... Рановато.

— Ну и лады. — Огородников подошел и похлопал Петровича по спине. Ласково так похлопал, даже потрепал, как большую любимую собаку. — Лады, Петрович. Пока у нас с тобой все в порядке, во всем будет порядок. Еще по сто грамм?

— Нет, Илья. Мне хватит. И тебе тоже надо остановиться. — Петрович знал, что может иногда Илья Ильич Огородников загудеть на денек-второй-третий. — Нам всем сейчас надо бы остановиться.

— И опять согласен. — Огородников послушно завинтил крышку на бутылке. — Насчет Воблы мы решили?

— Нет. — Петрович поводил узловатым указательным пальцем из стороны в сторону. — Не надо, Илья, мне пудрить мозги. Мы решили о Коле Афганце.