Полк рабочей Москвы - Сергей Моисеев

Предполагая, что операции против заволжских банд не будут трудными и что выполнение этого задания даст людям известного рода отдых, я радовался за полк.

Так оно и получилось. За Волгой рогожско-симоновцы пробыли месяца полтора. Первые вести о своих однополчанах я получил в апреле. Письмо прислал опять Берзниэк.

«Тов. Моисеев! — писал он. — Сердечно благодарю Вас за все труды по получению обмундирования из отдела снабжения. В обмундировании у нас был сильный недостаток, в особенности в ботинках. По степи много ходили в самую грязную погоду, почти ни одного дня не было без перехода, так что все ботинки истрепались. Прибывшее пополнение из Москвы — все босиком, в особенности роты Городского и Замоскворецкого районов. Рота Рогожско-Симоновского района была лучше обмундирована. Прибывшее пополнение неважное (гораздо хуже, чем старое), рота Рогожско-Симоновская еще ничего. Прибывший командный состав неопытный, так что они мною переведены на низшие должности, а некоторые зачислены красноармейцами... [99]

У нас было три боевых столкновения с дезертирами. Противник оказывал слабое сопротивление и сейчас же отступал в панике. У них патронов почти нет — есть несколько пулеметов. Сейчас они разбегаются по домам с оружием и без оружия, но еще бродят шайки по нескольку человек, сопротивления не оказывают. Относительно питания хорошо: едим белый хлеб и мясо вдоволь. Коней в полку тоже почти достаточно. Тов. Николин привез из Москвы 70 лошадей. Связь поддерживается конными разведчиками, полк иногда раскинут от 20 до 40 верст. Таким же порядком держится связь со штабом отряда.

За все время мы потеряли 4 убитых, 8 раненых и 14 пленных, в числе которых оказались тт. Бутылкин и Кузнецов. Бутылкин попал с коммунистической книжкой, так что его наверное расстреляют. Тов. Филиппов — военком полка, назначенный после вас, находится при штабе отряда. Скоро экспедиция должна кончиться, но главари еще не пойманы, по всей вероятности, ушли. Порядок и дисциплина поддерживаются. Мною тов. Володин разжалован в красноармейцы за оставление роты во время боя. Тов. Козлов командует 5-й ротой».

А вскоре после этого письма ко мне неожиданно явился и сам его автор — Берзниэк и вместе с ним Лиль. Последний был с неизменной трубкой в зубах, в светлой фуражке штатского образца, загорелый, обветренный. Оба выглядели здоровыми и довольными, оживленно рассказывали, что красноармейцы, несмотря на частые переходы, отдохнули, подкормились.

Вместе с ними мы отправились на берег Волги, где на баржах разместился полк со всеми обозами.

Бойцы пообтрепались, но выглядели тоже здоровыми, сытыми, а главное — бодрыми и веселыми.

По моей просьбе духовой оркестр исполнил марш «Жизнь для победы». Знакомая мелодия напомнила Москву.

А на следующее утро полк снова отправился на выполнение боевых заданий. Он прошел с боями многие сотни километров, два раза еще получал пополнение из московских рабочих. И чем дальше уходил полк, тем труднее было поддерживать с ним связь. Большой радостью для меня было письмо, полученное однажды от красноармейца-коммуниста Титова и названное им почему-то [100] докладом. Я привожу его в точности, не исправляя даже орфографических ошибок, чтобы оно не потеряло особый свой колорит:

«Доклад

Сообщаю о политической благонадежности стрелкового полка. Всегда полк исполняет боевые приказания. Когда наступали на Росошанский и по нас стали стрелять, то все шли без ропота и чувство было воодушевленное, так что мне кажется самый худший элемент весь дезертировал, остался более надежный красноармейский состав, так что прошли более ста верст и погода была скверная, дождик был, грязь. Шли без шуму и крика, но все-таки другой раз поговорят, что мало хлеба, ну это ничего, знают, что хлеба нету и негде взять, транспорт в полку совсем разорился, лошади дохнут. Объясняется тем — нету фуража и негде взять, приставка скверная.

О командном составе. Пока часть на высоте своего положения.

Дальше сообщаю о настроении крестьян, занятых нами местности. Вот характерно отметить: в Росашках был в Совете и там на улице встречался с крестьянами, из слов их — отношение к кадетам очень скверное, почему, потому что они у них угнали скот. Дальше они на общем собрании хутора, постановили на будущую весну обрабатывать землю обществом. К Красной армии относились душевно, хорошо. Еще ряд селений проходили, тоже сочувственно относятся, так что пока ничего такого нет. Дальше что будет неизвестно. Только вот что плохо, по всем проходящим занятым местностям свирепствуют болезни: тиф, испанка. В редком доме нет больного и нет никакой санитарной помощи.

Член РКП — П. Титов».

В мае меня назначили инспектором прифронтовой полосы. Я уехал из Царицына и совсем потерял связь с боевыми друзьями. Лишь много времени спустя, возвращаясь в Москву, я как-то случайно встретил на берегу Волги в Саратове красноармейцев из нашего обоза и узнал от них о трагической гибели полка рабочей Москвы.

Это произошло в конце мая 1919 года где-то на берегу реки Маныч.

Полк, изнуренный длительным переходом, натолкнулся на превосходящие силы противника. Красноармейцы дрались стойко и решительно. Трижды они отбивали [101] вражеские атаки. Но, когда с фронта началась четвертая атака, несколько сот белоказацких конников зашли полку в тыл и решили его участь. Рогожско-симоновцы, расстрелявшие патроны, схватились с врагом в рукопашную, но силы были слишком неравны. Большая часть красноармейцев полегла на берегу реки, и только немногим удалось спастись.

Оставшиеся в живых спасли и святыню части — Знамя полка. Они спрятали его, доставили в Москву и сдали Рогожско-Симоновскому районному комитету партии. Знамя это цело и сейчас. Оно хранится в Музее Революции.

В начале июня 1919 года оставшиеся в живых красноармейцы 38-го Рогожско-Симоновского полка вступили в Конный корпус С. М. Буденного. Их дальнейшая боевая жизнь слилась с легендарной историей Первой Конной.

Когда я вспоминаю наш родной Рогожско-Симоновский полк — полк рабочей Москвы, передо мною, как живые, встают обаятельные образы моих славных однополчан — честных, скромных, смелых, беспредельно преданных великому делу революции, трудовому народу. И на память невольно приходят слова революционной песни:

Вы жертвою пали в борьбе роковой,

Любви беззаветной к народу,

Вы отдали все, что могли, за него,

За жизнь его, честь и свободу.

[102]

С. И. Моисеев (биографическая справка)