Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эй, мулла, прими привет!
И снова посыпались возгласы:
— Как живой!.. Ну, погоди — помянет он тебя в своих молитвах!.. Эй, Мамбет-мулла, запомни, что народ про тебя думает!..
Ходит гусем, да не в воду,
с важным видом врет народу,
сам умен, да глуп совет,
аксакалу наш привет!
А Джумагуль все кланялась. Хотя почему, собственно, должна она бить поклон аксакалу? Ну, пусть большой он человек, важная особа. Но ей-то что? Хорошо еще, лицо у нее закрыто: не нужно показывать, как приятно ей видеть этого аксакала на своей свадьбе.
Язык у певца был острый. Не жалел ни брата, ни свата.
А портной-то тоже ловок:
под циновками копал.
Накопал из-под циновок —
в люди важные попал!
Он в обмане, скажем скромно,
не уступит баю, нет!
Вот отец вам посаженый.
Эй, портной, прими привет!
Так вот какого посаженого отца послал ей бог! Да, мысленно усмехнулась невеста, с отцами мне всегда не везло... И вообще, если слова его правда, — плохи мои дела!
Толпа покатывалась со смеху. Но после каждого куплета одним смеющимся становилось меньше. Помрачнела и нахмурилась свекровь после того, как певец назвал ее сварливой лежебокой. Перекосилась улыбка на лице Турумбета. Еще бы, кому приятно услышать в день свадьбы такие слова — желудок большой, голова как маковка.
Не забыл певец и самого себя:
Заведу усы, бородку,
в жены выберу красотку,
сам себе я бай с муллой,
вам не справиться со мной!
Сам себе даю совет,
сам себе я шлю привет!
Закончив куплет, джигит взмахнул палочкой и сдернул с лица Джумагуль покрывало. Все женщины, находившиеся в юрте, кинулись на певца, пытаясь вырвать покрывало у него из рук. Но певец изловчился, присел и, метнувшись сквозь толпу, выбежал на улицу. Женщины гурьбой повалили за ним. В дверях образовалась пробка. Крики. Визг. Мельканье рук. А те, кто вырвался уже наружу, настигли певца, ухватили за полы халата.
— Подари! Дай мне!
— Не обездоль, родимый!
— Не дашь — исцарапаю, увидишь!
— Спасите! На помощь! — притворно взмолился певец. — Ну, так... Сколько вас здесь? Разделяю поровну. Только — чтоб тихо, как в мечети! Понятно?
Как только с лица было снято покрывало, Джумагуль взяла веник и начала подметать юрту. Вскоре на пороге столпились джигиты:
— Ну-ка, хозяйка, покажи, как ты умеешь заваривать чай!
Джигиты уселись у правой стены, и тут же, звеня украшениями, появились девушки. Церемонно поклонившись, они расположились у противоположной стены. Пока джигиты и девушки, преодолевая неловкость первых минут, обменивались вопросами о здоровье, о благополучии родителей, о погоде и прочих волнующих новостях, Джумагуль заварила чай и поставила его перед гостями. На некоторое время в юрте воцарилась тишина. Затем предводитель джигитов, озорно подмигнув, произнес нараспев:
Любит розу соловей,
роза — щебет птичий.
Слушать мудрых у людей
добрый есть обычай.
Предводительница девушек ответила, не задумываясь:
Оказался в чистом поле —
так скачи во весь опор.
Не умеешь слова молвить —
не вступай в словесный спор.
Джигиты молчали, вынашивая достойный ответ. Но предводительница девушек не стала ждать:
Слово от слова рождается снова,
а из молчанья не слепится слово.
Горьки слова, как одежда у лука,
в горечи этой — для мудрых наука.
И пошло состязание. Едкая шутка и тонкий намек, загадка и присловье, смех и возгласы одобрения.
«Придется поддерживать огонь до утра, — подумала Джумагуль, видя, как накаляются страсти. — Дай бог, чтобы в нашем доме всегда вот так было. Дай бог, чтобы это веселье было началом того, о чем я мечтала...»
8
Богатая свадьба Турумбета многих односельчан заставила удивиться: — Гляди-ка, лентяй-лежебока, а какую свадьбу сыграл! На весь аул! — и дружно продолжали недоумевать: — Откуда ж у него деньги такие?
Другие объясняли:
— Значит, умный.
Но и это объяснение не снимало завесы таинственности, которой была окутана свадьба Турумбета.
А между тем никакой тайны здесь не было. Все было просто и ясно.
Началось все с того, что месяца два-три назад всесильный Дуйсенбай вдруг воспылал к Турумбету нежной отцовской любовью. За что? Этого не понимал и сам Турумбет. А впрочем, он и не пытался разобраться в столь тонком вопросе. Зачем разбираться, за что и почему садится тебе на плечо птица счастья? Нужно схватить ее и крепко держать, а не задавать себе глупые вопросы!.. За что? Ну, а если бы она села на ваше плечо, это, конечно, было бы разумно и справедливо? Чем же мое плечо хуже? Нет, рассуждал втихомолку счастливый обладатель редкой птицы, — схватить и держать!
Однако покоя на душе Турумбета не стало. Каждое утро он отправлялся теперь к Дуйсенбаю, чтобы осторожно — по улыбке, по глазам, по походке хозяина — будто невзначай удостовериться, на месте ли птица.
Вот и сегодня, едва поднявшись с постели, Турумбет заспешил к Дуйсенбаю.
— Как здоровье, как чувствуешь себя, Турумбетджан? — услышал он голос бая, переступив порог. Голос ласковый, доброжелательный. Значит, все в порядке — птица на месте! Почувствовав прилив бодрости, Турумбет гаркнул во всю мочь:
— Как чувствую себя? Что твой жеребец!
Прежде на этот вопрос Турумбет отвечал тихо, с подчеркнутой почтительностью: «Спасибо, бай-ага. Слава аллаху».
— Если умер твой отец, пусть живет тот, кто знал твоего отца, говорится в народе. Хороший человек был твой отец... Рано ушел... Ну вот, подумал я, кто ж теперь проявит заботу о сироте, о сыне его?..
Турумбет сообразил: сирота — это он, о нем собирается Дуйсенбай проявить еще какую-то заботу.
— О бай-ага, только