Выбор - Ог Мандино

– Упоминалось ли это когда-нибудь в газетах?

– Нет, но уверен, тут не обошлось без существенных финансовых затрат моего издателя, постаравшегося защитить свое капиталовложение. По моральным соображениям тех лет новость о разводе уничтожила бы выстроенную систему будущих продаж моей книги. Однако, чтобы потерять все, чего я достиг, и скандала не потребовалось. Просто продолжил разрушать себя. Не смог пережить развод, не смог смириться с потерей Мардж и Алекса, особенно угнетало осознание того, что сам предал их любовь и веру в меня, был недостоин жить с ними как прежде. Катился под гору стремительно и неумолимо. Не счесть ночей, проведенных мною в вытрезвителях, едва не лишился жизни в нескольких драках в барах и, наконец, просто выпал из жизни, которая так благоволила ко мне. Больше ни разу не взялся за перо. Как я мог писать и одновременно оставаться честным с самим собой после всего, что натворил? Человек, написавший «Как преодолеть жизненные трудности», позволил жизни растоптать себя. Он свалился с заоблачной вершины на самое дно и с тех пор сам наложил на себя епитимью. Видишь, Марк, Александр Энтони не сгинул и не испарился. Он захлебнулся в выпивке, униженный, скорбящий о себе.

Я подался вперед и схватил его дрожащие руки.

– Кто-нибудь из местных знает, кто вы?

Он отрицательно покачал головой. Вид у него был скорее потерянного паренька, чем сломленного жизнью старика.

– Может, кому-то из тех, кто вам дорог, известно, что вы до сих пор живы и пребываете во здравии? Вашему издателю?

– Нет.

– Видимо, они должны вам целое состояние за выплаты авторских гонораров. Ведь ваша книга все еще неплохо распродается.

– Никогда не смогу взять эти деньги. Не заслужил я их.

– А вот этот дом? Он ваш?

– Все принадлежит мне. Куплено по дешевке много лет назад.

– Зимой здесь, должно быть, чертовски холодно. Похоже, теплоизоляция тут не предусмотрена.

– Да, слегка подмораживает, как говорят в этой части света, но я держусь.

– За счет чего вы живете, ведь выплаты по социальному страхованию вы вряд ли получаете?

– Разовые работы.

– Алекс, вы больше ни разу не видели жену и сына?

– Нет. Но слышал, Мардж снова вышла замуж…

– А ваш парнишка?

Он закрыл глаза.

– Алекс погиб в Корее в начале 1953 года.

Старик поднялся, захромал к камину, взял с тяжелой каменной полки некий предмет, вернулся и вложил мне его в руку.

– Это все, что осталось от сына. Самое ценное из всего, что у меня есть, – ценнее моей жизни.

Я держал бейсбольный мячик, мячик Малой бейсбольной лиги, на котором чернилами было выведено: «Папе, С ЛЮБОВЬЮ, Алекс». Слова «с любовью» были написаны жирными заглавными буквами и занимали почти половину белого кожаного мяча.

– Этот мячик он подарил мне, став питчером после первой победы. Сказал, что я его заслужил за все те часы, что тренировал его. Я видел ту игру, помню, какой был счет, словно это было сегодняшним утром. Наша команда победила со счетом 8:1, Алекс допустил лишь три хита. Этот мячик лежал у меня в чемодане, когда жизнь разлетелась в тартарары, иначе и его не было бы…

Когда сумерки медленно начали сливаться с тенями деревьев, а над прудом поднялся легкий туман, старик отправился проводить меня до машины. Внезапно остановился, осторожно коснулся моей руки и спросил:

– Марк, ты знаешь растение под названием «столетник», которое растет на юго-западе?

– Конечно, мы видели его много раз, когда отдыхали в Аризоне в январе. Забавное растение с пучком торчащих из небольшого основания клиновидных зазубренных голубоватых листьев.

– Совершенно верно. Его назвали столетником потому, что, предположительно, оно живет по меньшей мере сто лет, однако на самом деле это не так. Оно растет очень медленно, где-то десять, двадцать или даже пятьдесят лет, пока однажды без видимых причин внезапно не выпускает из центра толстый стебель, который менее чем за месяц может вымахать высотой в двадцать футов. Затем на неделю или чуть больше верхушка стебля взрывается сотней каскадов малюсеньких желтых цветочков, возвышающихся над всем живущим в пустыне.

Темнота сгущалась, но я ощущал на себе пристальный взгляд старика. Он крепче сжал мою руку.

– А знаешь, что за этим следует, Марк?

– Нет, не знаю.

– Ветер уносит прочь цветы, высокий стебель быстро засыхает и падает на землю. После слишком короткого мига славы растение увядает и умирает – грустная, но точная метафора для многих из нас, кто добился большого успеха. Кинозвезды, писатели, спортсмены, даже политики – люди, которые мгновенно возносятся на мировую сцену и также быстро сверзаются с нее. Я, как столетник, Марк, и уже больше половины жизни убеждаю себя, что, подобно этому растению, не имел власти над собой.

Дороге домой, казалось, не будет конца. Два вопроса донимали меня. Зачем он приглашал меня к себе? К чему рассказал о столетнике?

Той ночью я почти не спал.

XVII

РАНО ПОУТРУ 10 АВГУСТА, ПРЕОДОЛЕВАЯ недосып из-за поездки в Джеффри, я попрощался с семьей в аэропорту «Логан» в Восточном Бостоне. После множества объятий, поцелуев и даже слез дети и жена прижались друг к дружке, а я же, подхватив дипломат и сумку для авиапутешествий, ступил на трап самолета. Вдруг мне почудилось, что Луиза произнесла мое имя. Я остановился и обернулся. Тодд и Гленн обнимали мать, и все трое усердно махали на прощание и кричали: «Сломай ногу! Сломай ногу!» Я чуть было не отменил тур.

Сотрудники рекламного отдела «Goliath Books» составили расписание моего путешествия с точностью полета в космос. Во время перелета в Сиэтл, где была запланирована первая остановка, я еще раз просмотрел содержимое объемной синей папки, которой меня снабдили. В ней были не только двадцать шесть авиабилетов, но и подробный маршрут и графики каждого из сорока восьми дней, включая Нью-Йорк. Начинался тур с Западного побережья, далее следовало перемещение в восточном направлении. Все было проработано таким образом, чтобы свести челночные поездки к минимуму. После Сиэтла перелет в Портленд, затем в Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Сан-Диего, через Финикс на север в Солт-Лейк-Сити, на восток в Денвер, на юг в Альбукерке, затем Даллас, Форт-Уэрт и Хьюстон, а после чего через всю страну в шестнадцать других городов, заканчивая 27 и 28 сентября в Нью-Йорке. В городах, следовавших один за другим, я давал вполне достойные интервью, мне задавали вопросы, в большинстве своем несложные и дельные, о жизни и успехе, о том, как преодолеть житейские трудности в зацикленном на материальном мире. Правда, не обошлось и без тех, кто пытался выставить меня дураком, богатым дураком, поспешно уточняли они, или мошенником, который написал книгу в помощь людям, но с целью набить карманы баксами. Поначалу я пытался их переубедить, сдерживая праведный гнев, но вскоре понял, что в этом нет необходимости, особенно если дело касалось передач с ответами на телефонные звонки в прямом эфире. Где бы мне ни задавались подобные вопросы, невидимая, но очень шумная аудитория всегда вставала на мою защиту и звонок за звонком прямо таки рвала недоброжелателя в клочья. Больше всего запомнились лица в магазинах: полные надежды и решимости взгляды, с почтением и благоговением следящие за моими руками, когда ставил автографы на «Ключе к лучшей жизни».