Динозавры тоже думали, что у них есть время. Почему люди в XXI веке стали одержимы идеей апокалипсиса - Марк О’Коннелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вспомнил, что сказал мой сын несколько недель назад, когда мы были в научном музее и осматривали потрясающую аудиовизуальную выставку под названием «Колонизация космоса». Раздумывая над тем, что человеческое поселение на Марсе может стать лучшим средством выживания вида, сын сказал: «Я не хочу лететь на Марс. Он выглядит не очень-то приветливо».
По-моему, он был прав. Выглядел он как полная дыра. Но опять же, наша планета тоже не была раем.
Почему мы хотим, чтобы дети рождались на далекой планете, где атмосфера в основном состоит из углекислого газа, а гравитация ничтожно мала: в месте, под которое их тела и разум не приспосабливались в ходе эволюции?
Разумеется, я знал ответ: потому что мы должны были обеспечить существование вида, и именно этому фундаментальному императиву нужно было принести в жертву первые поколения марсианских детей. Эта необходимость воспринималась как очевидная, неопровержимая. Но так ли уж неприемлемо, что человечество в конце концов изживет себя? Почему так невыносимо думать, что мы сами – не обязательно завтра или послезавтра, но в конце концов – придем к забвению по той же проторенной тропе, что и дронт, черный носорог, странствующий голубь, яванский тигр, морская норка, бескрылая гагарка, дельфин реки Янцзы, летучая мышь с обезьяньей мордой, летучая лисица Ару и все бесчисленные другие виды, которых мы сами стерли с лица Земли?
Я подумал о пожарах, которые пылали здесь, в Калифорнии, все лето. Я подумал о засухе в Ирландии, об этой странной жаре. Я подумал о том, что мой сын прожил на свете пять лет, четыре из которых были самыми жаркими в истории.
Сторонники колонизации Марса в свои списки причин создания «резервной планеты» для человечества неизменно включали изменение климата, делающего Землю непригодной для жизни. И все же даже в самых мрачных прогнозах будущего Земли не было и намека на то, что она когда-нибудь станет такой же враждебной для жизни, как Марс – планета, практически лишенная атмосферы, на поверхности которой уровень радиации был в сто раз выше, чем на Земле.
Ранее тем летом правительство США опубликовало пятисотстраничный проект о воздействии человека на окружающую среду. Документ должен был оправдать заморозку мер контроля за коэффициентом полноты сгорания топлива. В заявлении говорилось, что, исходя из нынешних климатических тенденций, к концу этого столетия средняя глобальная температура повысится на четыре градуса по Цельсию. По мнению большинства ученых-климатологов, ситуация катастрофическая. В документе, однако, не говорилось о том, что с этим нужно что-то делать, а утверждалось, что регулирование выбросов в атмосферу для новых автомобилей было делом несерьезным, поскольку грядущая климатическая катастрофа, по сути, была уже данностью. Это было нечто гораздо более отвратительное, чем отрицание реальности изменения климата. В документе звучало признание катастрофических последствий и того, что теперь нет смысла пытаться смягчить их с помощью вмешательства правительства; это был прямой довод в пользу того, что можно беспрепятственно продолжать разрушение. Потому что еще остались вещи, которые можно купить и продать, деньги, которые можно заработать. Потому что время еще есть.
Размышляя о перспективах вымирания человечества, я вдруг осознал, что смотрю на спину человека, сидящего прямо передо мной. Он был одет в черную футболку с надписью на спине marscoin.org. Ворот и плечи этой футболки были усыпаны перхотью так, что, казалось, она олицетворяла сам космос, небесную твердь из шелушащейся кожи. Как можно осторожнее я вытащил телефон из кармана брюк, ввел адрес в поисковой строке и оказался на веб-сайте криптовалюты, основанной членами «Марсианского общества». Они намеревались использовать ее и как источник финансирования проектов по колонизации Марса, и в качестве валюты будущей колонии. «Марскоин, – прочитал я, – служит для поддержки колонизации Марса и других связанных с космосом проектов, посвященных тому, чтобы люди жили и процветали за пределами планеты Земля. Просто используя марскоин и инвестируя в него, вы вносите свой вклад в серьезные начальные усилия по дальнейшему развитию колонии на Марсе». В кругах, продвигающих колонизацию Марса, похоже, сложилось мнение, что финансовая система колоний неизбежно будет базироваться на той или иной криптовалюте. (В том, что энтузиасты человеческого поселения на Марсе и блокчейн-фундаменталисты пересекались по многим вопросам, не было ничего удивительного. И те и другие были объектами какого-то диспропорционального интереса либертарианского крыла сообщества «ботаников».)
Вся эта идея была взята из «Парадокса основателя». Я снова вспомнил настольную игру-стратегию по строительству мира в похожем на подземелье подвале галереи в Окленде. Для игрока это были последовательные уровни бегства с умирающей планеты с ее демократическими национальными государствами, пока он наконец не достигал анархо-капиталистической утопии Марса. В своей статье для каталога выставки Энтони процитировал Тиля, который говорил о важности вопроса «о средствах, о том, как убежать не через политику, а за ее пределы. Поскольку в нашем мире не осталось по-настоящему свободных мест, я подозреваю, что способ побега должен явиться неким новым и до сих пор неиспытанным процессом, способным привести нас в неоткрытую страну». Такой страной был интернет, да, но это также были и Новая Зеландия, и сам космос.
Я вспомнил, как мы ехали на арендованной машине к поместью Тиля на озере Ванака, и Энтони говорил о том, что не хочет, чтобы его сын рос в будущем, которое строили такие люди, как Тиль и Маск.
В нашем мире не осталось по-настоящему свободных мест. Свобода, о которой шла речь, была свободой от правительства, то есть свободой от налогов и регулирования, следовательно, свободой действовать исключительно в собственных интересах, не считаясь с другими. Такая концепция свободы для меня была самой обескровленной и дряхлой, какую только можно себе представить. Конечно, неслучайно, подумал я, почти ничего не говорится о создании «коммун» на Марсе: концепция коммуны предполагает, что другие люди – это нечто большее, чем бремя, ресурс, который можно эксплуатировать, или рациональные субъекты, с которыми можно торговать.
Идея бегства «за пределы политики» сама по себе была неизбежно политической. Это была мечта о том, чтобы аннулировать все связи и обязательства по отношению к другим людям. На мой
