Доказательство чести - Кирилл Казанцев

— Около десяти дней назад санаторий, открывшийся недавно и еще мало кому известный, посетила группа странных людей. Четверо мужиков, с которыми не было ни женщин, ни выпивки. Это сторож заметил сразу, потому как не угостили. Это выходило за рамки общепринятого поведения. Ни удочек, ни радости в глазах. Сняли домик и, несмотря на солнечную погоду, не выходили из него до самого вечера.

— Действительно странно.

— Сторож поутру проснулся, стал совершать обход. Возле домика подозрительных гостей он не обнаружил двух машин, стоявших там с вечера. Я спросил его, какие именно тачки там были, а он ответил, что две какие-то ванны. Значит, иномарки, — заключил опер УСБ, снова наливая себе воды. — Но нам от этого не легче. Я о номерах заикнулся, но дед заявил, что он сторож, а не гаишник. Справедливо, в принципе.

— Что потом?

— Дело было в шесть утра. А в девять, когда старуха, жена деда, пошла сменить белье в домике, покинутом мужиками, обнаружилось, что «эти гады увезли с собой кровать». Она так и сказала деду, дословно. А он — мне.

— То есть гости съехали, прихватив с собой кровать?

— Частично прихватив. Спинки металлической кровати культурно стояли у стены, а самой панцирной сетки не было. Я прикинул визуально, и стало ясно, что это как раз те спинки, которых не хватало в Исети. Я вот что думаю. Если Рожина везли сюда убивать, то неужели у братков не было в багажнике гири или трамвайного колеса? Вряд ли они надеялись на то, что найдут в домике кровать и незаметно вынесут ее оттуда. Если кто и увидит, то это все равно не вызовет никакого недоумения, да?

— А если трамвайное колесо по территории санатория катать, то это подозрения не вызовет, Антон?

Тот вынул из кармана две конфеты, одну толкнул по столу к Пащенко, вторую сунул в рот и заявил:

— Все правильно ребята делали, поверь мне. Не хочется это говорить, но я поступил бы точно так же.

— И что дальше?

— А дальше нужно ехать в санаторий и брать за ноздри адинистраторшу, — проговорил Копаев. — Сторож сказал, что баба она быковатая, муж у нее в каком-то райсуде работает. — Он подумал и добавил: — Потому, наверное, и быковатая.

— А фамилию-то ее ты знаешь? — Пащенко уже потянулся к телефону.

— Селиверстова. Но выяснить это было непросто. Когда мы с дедом дошли до данного момента, он уже рассказывал о том, как форсировал Неман, и очень сердился, когда я его перебивал.

Пащенко покривил уголки губ, указал на дверь.

— У меня в комнате отдыха панцирная сетка от кровати стоит. Прихватим ее с собой. — Пащенко встал, убрал со стола ключи, ручку, папку.

— Зачем?

— Вид будет, конечно, еще тот, — не замечая вопроса, сказал прокурор. — Но я и не то возил. Два года назад пришлось труп-подснежник в багажник пихать.

Он снял с телефона трубку и вызвал Меркулова. Тот появился через минуту, с папкой.

— Меркулов, собирайся, мы выезжаем.

— Я готов, — ответил тот. — В райотдел позвонить, чтобы начальник пару оперов выделил?

— Не нужно. С нами поедет этот человек. Он как раз пары оперов стоит.

«Нет, побольше», — усмехнувшись, подумал Копаев.

Через сорок минут машина въехала во двор санатория.

Копаев легко выбрался из салона, втянул полную грудь хвойного воздуха и покрутил торсом. Меркулов при этом услышал угрожающий хруст. Ему на мгновение представилось, как этот торс одним рывком разворачивается в его сторону, и челюсть… Он отмахнулся от неприятного наваждения и последним пошел к административному зданию.

Между тем Копаев уже стучался в дверь администратора. По всей видимости, он знал, что надо делать.

— Кто это? — шепнул Меркулов на ухо Пащенко.

— Хороший человек, — так же шепотом ответил начальник. — Бывший опер.

— А за что уволили? — Следователю не давал покоя вовсе не пенсионный вид этого крепыша.

Пащенко угадал интерес подчиненного, игриво посмотрел на него, предупредительно стрельнул глазами в спину Копаева и ответил:

— Применял на допросах грубую физическую силу.

— Я так и подумал, — поморщился Меркулов.

Дверь распахнулась без всяких вопросов. Перед глазами незваных гостей предстала сорокапятилетняя на вид женщина с мощным пучком волос, собранным на затылке.

Она окинула взглядом всю троицу и обыденно поинтересовалась:

— Вам на троих домик?

— Нет-нет. — Пащенко отодвинул Антона плечом и полез в карман за удостоверением. — Мы не отдыхать. Скорее работать.

— Вот как? — без удивления промолвила дама, изучив документ прокурора. — А что случилось?

— У вас кровать пропадала? — врезался в разговор Копаев.

Женщина похлопала свеженакрашенными ресницами.

— Ну, пропадала.

— Мы ее нашли.

Та захлопала еще чаще и осведомилась:

— В Екатеринбурге перестали убивать и прокуратура занялась розыском санаторного инвентаря?

— Так вы кровать опознаете?

— Ну, пойдемте.

Она, конечно, опознала. Копаев посмотрел на Пащенко, который кивнул Меркулову. Тот тут же, под непонимающим взглядом дамы, вытянул панцирную сетку из багажника.

— Забирайте! И, пожалуйста, расписочку о приеме на хранение…

— Дурдом какой-то! — бормотала дама, ставя автограф. — Какое хранение, если это моя кровать?

Она подписывалась, а Копаев наклонился над ее плечом и смотрел, ту ли фамилию она выводит.

Разобрав, он едва заметно улыбнулся и сообщил:

— Видите ли, эта кровать является вещественным доказательством и будет фигурировать в суде. Как иначе, если она была привязана к ноге утопленника? Обязательно будет фигурировать. Поэтому храните ее как зеницу ока. А сейчас наш следователь задаст вам пару вопросов.

— Какой труп? — возмутилась администраторша. — Какая нога? Что за дела, мальчики?!

— Уголовные.

— Я сейчас мужу позвоню, — сообщила она и развернулась в сторону домика. — Еще не хватало, чтобы меня тут кто-то допрашивал!

— Я вам вот что скажу, гражданка Селиверстова, — бросил ей вдогонку Пащенко. — Я сейчас сам позвоню председателю суда Кировского района. Виктор Германович выслушает меня, потом вызовет Петра Сергеевича, вашего мужа, и спросит, почему он занимается отправлением правосудия, а его жена — воспрепятствованием этому святому делу.

Услышав это, администраторша остановилась.

— Где эта кровать стояла? — спросил Копаев. — В этом домике с оранжевой крышей? Давайте пройдем туда.

По дороге им попался сторож. Он был настолько пьян, что едва не выгнал за территорию всех, включая администраторшу. Гости прихватили с собой и его.

Глава 14

Узнав, что некто Пащенко и еще двое каких-то «красных» побывали в санатории, Яша Локомотив ощутил беспокойство. Как и любой человек, жизнь которого переполнена криминалом, он прежде всего стал ликвидировать следы, которые еще существовали, но оставались тайной.

Уже через четыре часа после посещения представителями прокуратуры домика с кроватью в управление юстиции вошли двое. Они отозвали заявления, где просили ввести их в состав учредителей ресторанов «Третья пирамида», «Хеопс» и «Сфинкс», и передали своему человеку, работавшему в этой конторе, имена новых людей.

В это же время в кабинет управляющего банка «Доверие» прибыл сам Яша и велел ему перевести со своего счета все средства на вновь указанные реквизиты. Конечным пунктом пересылки денег явился «Свисс-банк» в Цюрихе, а новым владельцем счета — госпожа Шебанина, жена Яши.

Через полчаса после того как Локомотив спустился с крыльца банка, в квартиры Виталия Кускова, расположенные по всему городу, ворвались люди, не знакомые соседям. Они заходили в квартиры по трое и не предпринимали никаких усилий для того, чтобы остаться незамеченными для тех, кто жил рядом. Эти персоны покидали упомянутые помещения уже через минуту. Сей факт исключал даже слабую надежду на то, что они будут задержаны сотрудниками милиции, вызванными по такому поводу.

Взломщики вели себя дерзко. Очевидно, они знали, что Кусков тут плохо известен даже в лицо, поэтому не прятались. Квартиры были оформлены на различных людей. Поэтому наряды полиции, устанавливая хозяев и мотив нападений, не связанных с хищением имущества, заходили в тупик.

Локомотиву доложили, что Штука не обнаружен. Есть подозрения относительно того, что он покинул не только город, но и страну. На такие предположения людей Яши натолкнули газеты, найденные в двух квартирах, где жирными обводами маркера были обозначены горящие путевки в Прагу, Афины, Херес, и Анкару. Столь обширная география привела Яшу в такую ярость, что он разбил дома буфет и едва не сбросил с балкона своего человека, привезшего с третьей квартиры очередную газету с пометками «Сидней» и «Мадагаскар».

За один день он вычистил все те авгиевы конюшни, в которые даже не заглядывал в течение нескольких последних месяцев. Между тем Штука, единственный свидетель, который мог дать органам информацию к размышлению в деле поиска убийц Эфиопа, оставался неуловимым. Зная его натуру как свою, Локомотив велел браткам выяснить, где в городе за последние дни происходил беспредел, связанный с мордобоем, крушением мебели и чем-то в этом роде, вплоть до попытки затопления теплохода «Мария Ульянова», хорошо известного всем жителям Екатеринбурга.