Как рушатся замки (СИ) - Вайленгил Кай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эйвилин бесцельно приподняла занавеску: усмотреть что-либо, происходящее внутри помещения, представлялось невозможным, но и на месте уже не сиделось. Судьба сама подбрасывала ей шанс упорхнуть от назойливого внимания «охранника».
Шоу должно соответствовать заведению, поэтому, особо ни на что не рассчитывая, она спросила:
— Сегодня дают концерт?
Оживившийся от её заинтересованности Малси перекатился на бок и, подперев голову рукой, одарил её таинственной улыбкой.
— Мисс Шэнь обожает устраивать представления. Демонстрирует девочек со всех ракурсов, так сказать. За отдельную плату клиентам даже разрешается переместить танец с подиума на колени.
Жар смущения окатил Эйвилин до кончиков ушей. От блаженства, написанного на лице мужчины, ей поплохело. Чего она ждала от пропащего нахала? Тактичностью он нисколько не страдал.
Её реакция его рассмешила. Он подорвался с кровати, на ходу накидывая рубашку. Застёгивать пуговицы он, разумеется, не собирался. Дредлоки падали ему на лоб, перекрывая татуировку-иероглиф. Изначально, ещё не будучи в край раздражённой его замашками, девушка попыталась выяснить значение символов на его коже, однако изворотливостью Малси мог бы посоревноваться с Сонхи. К середине беседы он запутал её так, что она предпочла изолироваться от него: выставлять себя дурой она ненавидела, а он специально над ней измывался.
— Не делайте такие круглые глазки, принцесса, вам не идет, – порекомендовал он. – В проституции нет ничего постыдного. Шлюхи с древности приносят в нашу тяжёлую жизнь приятное. Не верите мне – поинтересуйтесь у Лис.
Рот Эйвилин принял форму буквы «о». На мгновение она забыла, что намеревалась сказать. Малси прыснул.
— Я вас умоляю, Ваше Высочество! Вы на Лис подумали, что она… Хах! – он задохнулся от приступа хохота, утёр слёзы и продолжил: – Клянусь, вы не первый и не последний человек, который прописывает её в чужих постелях! Вообще, она принципиальная. За деньги не даёт – я-то в курсе. Но с проститутками дружит. И постоянно твердит, что открыть бордель – запасной вариант, если Матушка Мэм пустит её по свету.
— Кто это – Матушка Мэм? – подхватила девушка.
— Работодатель, – не увильнул от ответа мужчина, но на наживку тоже не попался, вернувшись к старой теме: – Ваше Высочество мечтает насладиться представлением? Вряд ли я ошибусь, если предположу, что вам не позволяли посещать провокационные мероприятия.
Девушку передёрнуло. Ей представились обнажённые женщины, скользящие по их конечностям мясистые ладони мужчин, вонь пота и духов, похотливые стоны и возведённое в абсолют бесстыдство. В манящей полутени комнаты копошились, словно черви, переплетённые тела любовников-однодневок: их близость прикрывала от посторонних разве что полупрозрачная штора – им на всех было наплевать, ведь назавтра черты случайных посетителей сотрутся похмельем. Исполнив номер, проститутки без передыха, ещё мокрые от танца, удовлетворяли купившего их любовь клиента. Прелестные куклы для утех с фиксированным ценником: безропотно исполнят, что ни прикажете.
И у них, напрашивался очевидный вывод, перебывала половина населения Тэмпля. Мужская уж точно.
С брезгливостью предстояло побороться.
Малси смену эмоций раскусил в два счёта.
— Вам бы, принцесса, поучиться уважать низы общества. Куда, по-вашему, пропадали мужья-аристократишки из поместий по ночам? На оплывших жиром жёнушек в во-о-от таких панталонах, – он очертил перед ней внушительный по размеру овал, – дружок не реагировал: приходилось звенеть монетами перед грудастыми шлюхами с талиями-тростинками.
— Избавь меня от подробностей! – пресекла его разглагольствования Эйвилин. – Я не просила советов, рекомендаций и тем более поучений! Что за мания навязывать своё видение? Или ты заделался в экстрасенсы: покопался в мозгах и выяснил всё, что у меня на уме?
Мужчина щёлкнул перед её лицом пальцами.
— Открою вам профессиональную тайну: чтобы читать людей, не обязательно получать липовую квалификацию по экстрасенсорному восприятию. Надо просто протирать очки.
Грянув по столу книгой, страницы которой она перелистывала от безысходности битые полчаса, девушка вздёрнула подбородок.
— Тогда ты обязан был распознать моё настроение.
— Пассивно-агрессивное? Тоже мне – загадка! Вы смахиваете на капризного ребёнка, – откликнулся он. Говоря, он шарил на шкафу и, с торжественным вскриком нащупав бутылку, зубами выдернул пробку. – Не пора бы повзрослеть? – выплюнул; проскакав по паркету, она закатилась под кровать. – Вы пережалели себя: бедная-несчастная, никто не понимает, никто сопли не вытирает, настрадалась-натерпелась…
— Да кто ты такой, чтобы меня упрекать?! – вскипела Эйвилин. – Я не имею права злиться?! Я не имею права скорбеть?! Замолчи! Захлопни рот! С меня достаточно! Ты… – напоровшись на его усмешку, она осеклась. Дураку ясно: он раззадоривал её специально, а она в конечном итоге из-за вспыльчивости попалась в поставленную им ловушку. Только смысла, кроме как в природной мерзостности, она не улавливала. – Не тебе меня судить, – завершила она сдержаннее.
— Видите? Вы загораетесь, как масло от спички, и доказываете, что у вас есть причины изображать драму, – не унимался Малси. Он пошатывающейся походкой подобрался к столу и высунулся из окна с бутылкой наперевес. – Суета-суета. В крайний раз Тэмпль так оживлялся, когда вынесли приговор императору. Вы не застали? Ах да, о чём это я. К тому моменту мы считали вас мертвее мёртвой. – Он обернулся, смакуя её состояние. – Не думайте, что вы – самая пострадавшая. Лис сорвала мне вечер: придётся слушать присягу по радио и смотреть фейерверки с крыльца.
— Жалость-то какая.
— Не говорите! Веселье мимо меня. По статистике после больших потрясений в стране первые политические убийства приключаются именно на праздниках: новая власть выходит в свет – и кто-нибудь обязательно ловит пулю.
— Люди же их выбрали, – выпалила девушка, не скрывая презрения.
— Ну и что? Некоторые вечно недовольны: империя – ужасно, республика – плохо, анархия – категорично. Для людей никакой вождь не идеален. Даже если он богов к ногтю ради их благополучия прижмёт, они всё равно придумают, за что его осудить. Поверьте мне: политика будет камнем преткновения масс, пока человечество не канет в лету.
Эйвилин подхватила со спинки стула шаль. Ей не терпелось поскорее уйти от неприятного разговора; он всплыл внезапно, без предисловий и переходов, и застал её врасплох.
— Я бы посмотрела на труп Росса. Он заслужил. И давай на этом остановимся.
Малси прыснул.
— Что? – уставилась на него девушка.
— Вы сказали «Росса». Почему не Катлера? Крыса же. На нём, наверное, миллиона три проклятий от знати. Перед расстрелом люди обожают чихвостить его по пятое колено. А чем не виновник? Раз нынче мы взялись с вами секретничать, то я поделюсь кое-чем ещё. – Он наклонился к ней. Душок алкоголя пропитывал его кожу, одежду, волосы – он будто не просыхал неделю кряду: – Без вашего друга, капитана Катлера, Росса бы прижучили в 1896 году. И – пшик! – нет революции!
— Его оправдали присяжные, – возразила Эйвилин.
Она помнила эту историю, пронёсшуюся по столице пёстрыми заголовками газет «ЛИДЕР ЛИБЕРТИСТОВ СХВАЧЕН: СМЕРТЬ ПРОТИВНИКУ КОРОНЫ», «АЗЕФ РОСС – ГЛАВНЫЙ ВРАГ ИМПЕРИИ?», «ЛИБЕРТИСТЫ ОБЕЗГЛАВЛЕНЫ: ЧЕМ ОТВЕТЯТ ПАРТИИ». В те годы фигура революционера лишь набирала популярность: он возглавлял группу единомышленников в парламенте, не выступал против императора в открытую и вёл борьбу на уровне проектов законов, которые звучали радикальнее, чем от них требовалось. Сперва он не шибко выделялся из оппозиции со своими пропагандами демократических устремлений, поэтому всерьёз его не воспринимали: внеочередной «из народа», со справедливостью нянчится, к равенству призывает. Эта песня была не нова лет уж тридцать; её взяли на контроль, раскушав последствия легкомыслия при Январском Восстании, и не давали ей пустить корни глубже поверхности. Под шумок сообразили парламент: пусть себе горлопанят с трибун, лишь бы не пустили неуёмную энергию в неправильное русло.