Синий тарантул - Георгий Ланин

Работники БОРа на носках подошли к кухне. Они были насторожены до предела. Распахнув дверь, Власов прыгнул в сторону. Этот приём не раз спасал его от верной пули.

Но кухня оказалась пустой.

Оставалась последняя комната — кабинет Будина. Сизов тихо постучал, но никто ему не ответил. Нажав плечом на дверь, Власов убедился, что она на замке.

Проникнув в кабинет, они увидели большой пись­менный стол и широкую софу. На ней лежал Будин. Грудь его поднималась редко и едва заметно. Лицо было мертвенно бледным.

«Самоубийство!» — понял Власов и, повернувшись к Сизову, торопливо проговорил:

— Врача! Мигом!

В карманах Будина находились спички, папиросы, платок, бумажник, тюбики грима и паспорт на имя Василия Ульяновича Дёмина, 1905 года рождения, по про­фессии актёра. Власов удивился ловкости шпиона: пред­чувствуя опасность, тот успел сменить документы. «Нас­тоящий актёр», — заметил про себя Власов.

Осмотр кабинета не дал ничего нового. Только на сто­ле стояла пустая бутылка из-под вина. Закрыв её пробкой и завернув в газету, Власов сунул бутылку в карман. Это сэкономило Язину час дорогого времени.

Будин время от времени стонал.

Когда прибывший врач стал осматривать самоубий­цу, Сизов шепнул Власову:

—    Приказано везти в тюремный госпиталь. Тебе, Рыжову и мне находиться при нём неотступно.

Через сутки, после ареста Будина, майор Горбатов, дежурный по областному управлению милиции, сидел в просторной комнате, записывая в журнал очередное происшествие. Ветер от вентилятора трепал его волосы. На столике рядом чернела батарея телефонов.

Раздался звонок, и майор услышал приятный взволно­ванный голос:

—    Говорит Зубкова, Галина. Я живу на Дзержинской, 48.

—    В чём дело?

—    Я мыла окна, которые выходят на улицу. На дру­гой стороне у нас тополя. В них трансформаторная будка. Часов около десяти, вижу, монтёр открыл будку, зашёл внутрь и заперся. Думаю, зачем он закрыл дверь? Что ему делать там в темноте? Вот уже час прошёл, а он всё так и сидит. Прошу проверить. Мой адрес: Дзержинская, 48, между Ленина и Батарейной.

Горбатов тотчас вызвал Гагаркина и Пятакова:

—   Берите двух людей и мигом к дому 48, по Дзержинской. Напротив дома трансформаторная будка. Толька что звонила женщина, говорит: в будке прячется человек. Возьмите оружие. Машина заказана.

Вскоре газик мчал Гагаркина и Пятакова и ещё двух людей в штатском на улицу Дзержинского. На указанном месте, действительно, стояла железобетонная будка, в стене которой чернела дверь с белым знаком черепа и скрещённых костей.

Не успели люди из милиции разделиться на две партии, как к ним подбежала миловидная девушка лет 19 в косынке:

—       В этой будке, — показала она на трансформатор.

Немного волнуясь, Пятаков достал ключ, подошёл к будке и, раскрыв дверь настежь, отскочил в сторону. Од­новременно Гагаркин и человек в штатском крикнули в один голос:

— Чем занимаетесь?

Высокий пожилой человек в робе, с лицом вымазанным маслом, прятался в будке, припав спиной к чёрному трансформатору. Внезапно открывшаяся дверь, лучи слепящего света ошеломили его. Испуганно вскочив, он несколько секунд беспомощно мигал, но, опомнившись, хо­тел сунуть руку в карман. Однако Гагаркин предупредил его движение, и плоский пистолет иностранной марки с металлическим звуком упал на цементный пол.

37. Неуловимый лайт

Кропотливая работа БОРа, Управления госбезопасности и МВД, помощь жителей Ясногорска приблизили дело Серого замка к завершению. Уже были арестованы Козлов и Будин, уже в камере 40 под особой охраной сидел человек с тёмными глазами.  Но главная задача — арестовать Волкова и найти плёнку с секретными цифрами главного журнала — не была ещё выполнена. Она требовала большой точности действий: в минуты ареста крупные разведчики нередко кончают с собой. Самоубийство Волкова явилось бы непоправимым ударом для всей операции.

Подготовку ареста усложняла неприятная новость: задержанный «Будин» на деле оказался Дёминым, актёром областного театра драмы. Фотографии, опозна­ние, протокол допроса работников театра, снятый с лица грим — с непререкаемой убедительностью говорили, что Будин ловко провёл группу сыщиков и скрылся.

Эта неудача сердила утомлённого Язина, мешала ему сосредоточиться. Как показал допрос Дёмина, Будин поступил до гениальности просто. Он предложил Дёмину, с которым познакомился в «Дарьяле», пари — сможет ли тот, загримировавшись, в одежде Будина, пробраться на его квартиру, обманув швейцара? Дёмин принял пари и вёл за собой людей Язина. На Песчаной Дёмин заснул от подмешанного к вину барбитурата.

Было ясно, что ловкий преступник сообщит Волкову о слежке за ним. Поэтому начальник БОРа отдал распоряжение незаметно оцепить Верхний Камыш, скрытно патрулировать Алман в районе бухты, и, при появлении Будина, немедленно арестовать его, не допустив к Волкову.

Язин почти был уверен, что Волков не оставит своего места, считая себя надёжно законспирированным, и это говорило, что время ещё есть.

Вошёл секретарь:

—   Депеша.

—   Читайте!

«Волков осматривает бакены, посетителей в зоне нет. Перед выездом на реку долго смотрел вокруг в бинокль.

Курков».

Сон человека особенно глубок от двух до четырёх часов ночи. И это было то время, на которое Язин наметил арест бакенщика. Но из головы его всё не выходила собака. Она может спугнуть Волкова, может испортить всю операцию. В прошлом собаки не раз доставляли Язину и его людям много хлопот.

Постепенно начальник БОРа предусмотрел всё: и высокий забор вокруг избы, и пещеру, и бухту, и реку ниже Верхнего Камыша, и овчарку, и подполье в избе бакенщика, и чердак его дома, радиосвязь и оптику, и даже возможное самоубийство Волкова.

Когда план был готов и изложен на бумаге, Язин отправился к генералу Долгову. Начальник Управления безопасности и Язин просидели над схемой предстоящей операции больше четырёх часов.

После того как план был утверждён Москвой, Долгов и Язин наметили день ареста.

В назначенный день Язин получил шесть донесений. Они говорили, что утром Волков не выходил из дому, что на скалах вокруг нет караульных, что бакенщик вышел и около часа сидел на камне в степи, разговаривая сам с собой, затем зажёг бакены и в 9.30 вернулся домой. По­следнее сообщение было о том, что в доме его горит свет.

К 11 часам вечера Язин расставил людей оперативной группы у пещеры, на скалах, в бухте, на берегу. Имелся ещё резерв на катере и водолазы особого назначения. По­года благоприятствовала операции: дул лёгкий ветер, бежали низкие мохнатые тучи, накрапывал мелкий дождь.

Поздней ночью заимку оцепили. Во внутреннем коль­це приходилось по два человека на сторону забора, во внешнем — на восемь человек больше.

Дав по рации сигнал наступления, Язин и Жуков двинулись к усадьбе с подветренной стороны, осторожно раздвигая мокрую высокую траву. Сняв дождевик и забрав­шись на зубчатый забор, Язин всмотрелся в непроницае­мую темень двора. В окнах тускло горел свет, занавески скрывали внутренность избы. Приняв от Жукова неболь­шие куски варёного мяса, Язин бросил их во двор и на огород. Одновременно приманка летела через забор и с трёх других сторон.

Собаки всё не было слышно.

Теперь оставалось ждать, когда она съест хотя бы один кусок усыпляющей приманки. Накрывшись капюшо­ном дождевика, Язин сел прямо на землю рядом с Жу­ковым.

Прошло полчаса. Свет всё горел. Язин встал и отдал приказ в микрофон портативной рации, висевший под его подбородком:

—    Первая линия, вплотную к забору!

Бросив дождевики, Язин и Жуков первыми преодолели забор. Спрыгнув на грядку, они по щиколотки увязли в мягкой земле. На случай, если собака не съела мясо, Язин держал наготове бесшумный пистолет. «Только б не залаяла», — думал он. От этого зависел теперь успех всей операции.

Разросшиеся кусты картофеля цеплялись за ноги, мешали идти. По-прежнему стояла глубокая тишина. Уже до избы оставалось двадцать шагов, как вдруг откуда-то сбоку чёрной тенью выскочила огромная овчарка и с громким лаем кинулась на Язина. Мгновенно два газовых заряда угодили ей в пасть. Упав на полном бегу на перед­ние лапы, собака ударилась головой о землю и захрипе­ла. Но было поздно. Волков получил предупреждение.

—    В траву! — скомандовал Язин и грудью упал в мок­рый холодный картофель.

Несколько минут прошло в томительном напряжённом ожидании. Все так же горел огонь в окнах, всё так же шумел дождь, но никто не вышел из избы. Выждав ещё, Язин передал по радио:

—  Собака обезврежена. Все через забор!

Не успел он опустить микрофон и сделать первый шаг, как воздух прорезал невыразимо страшный протяжный вой, быстро перешедший в душераздирающий хохот раз­нузданного психопата. Похолодев от ужаса, Язин застыл, точно вкопанный. Жуков выронил пистолет.