Синий тарантул - Георгий Ланин

—    А сегодня утром звонил Воропаев, сказал: «Вадим у нас». И вчера он звонил: «Не беспокойтесь о Вадиме. Он у меня на именинах».

Слова эти изумили Воропаева: он никому не звонил ни вчера, ни сегодня. Попов торопливо спустился к майору Ганину.

Съездив на квартиру Нежина, майор выяснил, что Вадим ещё вчера ушёл из дому, сказав, что вернётся поздно. Первый телефонный звонок был около полуночи.

—        Чертовщина! — выругался Ганин, досадуя, что в дни, когда дорога каждая секунда, он прозевал опоздание Нежина.

Пальцы его автоматически набрали телефон Язина.

—    Товарищ полковник, сможете меня принять?

—    Жду.

Выслушав майора, Язин коротко приказал:

—   Начинайте выяснять обстоятельства исчезновения Нежина. Работайте открыто, демонстративно, шумно! — подчеркнул Язин. — Вызывайте людей, спраши­вайте о Нежине. Если он объявится, немедленно везите его сюда

Оставшись один, Язин всецело переключился на Нежина. Он задавал себе четыре вопроса: «Нежин запил? Убежал? Похищен? Убит?»

Исключив первое, полковник спросил сам себя: «Бежал или похищен?» По долгому опыту он знал, что чем прочнее уложились в памяти события и материалы, тем легче идёт их анализ и обобщение. Поэтому Язин никогда не спешил с выводами. И сейчас, прочитав свои записи по донесению Ганина, он вышел из-за стола, прошёлся несколько раз по кабинету и лишь после этого стал изу­чать положение.

Прежде всего он ещё раз прочитал личное дело Нежина, где было собрано всё, начиная с его аттестата зре­лости и кончая отзывами о нём Пургина, людей охран-группы и официанта «Дарьяла» Маркова. Перед Язиным всё яснее вставал противоречивый облик Нежина: «Кра­сив, талантлив, умён, излишне доверчив. Тяготеет к вину, женщинам. Падок до денег, предан семье. Порывист, щедр, изобретателен. Робкого десятка».

«Приходил к Пургину, — размышлял далее Язин, — хотел в чём-то признаться. Говорил, что готов понести кару. Значит, хотел открыть тайну. Но с чем может быть связана эта тайна? С китайской вазой? С встречами с Будиным? Ещё быть может с чем-то, пока неизвестным?»

И продолжая цепь рассуждений, Язин говорил уже вслух:

—    Однако, решившись выдать Пургину свою тайну, Нежин всё-же не пошёл на саморазоблачение. Испугал­ся. Значит, трус, значит, может сбежать. Но почему бы Нежину бежать?

—    Чтобы избежать наказания? Или же, если он шпион, то по приказу своего шефа?

—    Но бегство из боязни суда противоречит здравому рассудку. Нежин знает, что не сможет скрыться от орга­нов безопасности.

—    Значит, похищение! — и Язин обдумал этот ва­риант. — Похищение могло иметь место по следующим причинам: наказание за невыполнение приказа, месть за измену, наконец, для личного опроса, чтобы собрать сведения, которых врагу недостаёт.

—    Но, может быть, убийство?

Версия убийства вырисовывалась теперь всё рельефнее и чётче. Возможно, враг пошёл напролом, решив ис­чезнуть из Ясногорска или законсервироваться на долгое время. Отсюда следовал неприятный вывод: в ближайшие дни за Нежиным исчезнет и Будин. И Язин безжалостно спрашивал себя: как после предупреждения Зариной, Каткова, после записки Пургина о визите к нему Нежина он оставил Нежина в Главуране! И вот заподозренный исчез, быть может, убит!

И Язин признавал, что совершил промах, когда в горячке поисков оставил Нежина даже без наружного на­блюдения.

Полковник встал, сделал круг по кабинету, достал термос с чаем. Выпив чашку, он положил на стол руки, на них свою большую голову и четверть часа отдыхал. Лишь после этого он принялся за дальней­ший анализ, всё более убеждаясь, что Нежин убит или на грани смерти. Должно быть, его увезли на Верх­ний Камыш.

Жуков принёс два голубых листка от Ганина. Это бы­ла записка Зариной о том памятном дне, когда Нежин по­дарил ей китайскую вазу, а также о вчерашней их встре­че в парке. Услышав об исчезновении Нежина, она слово в слово изложила разговор с ним и передала записи Ганину.

Читая простой рассказ, как Нежин просил её руки, Язин обратил особое внимание на слова: «Нежин гово­рил, что без меня ему грозит опасность, может быть, ги­бель. И вот теперь он, конечно, убит!»

Эта мысль, подсказанная женской интуицией, совпадала с предположением Язина.

34. Пытка

Изнеженный и избалованный с детства Нежин нико­гда не знал физической работы. Мать лелеяла мечту сделать из него скрипача, холила его руки, оберегала даже от домашнего труда. Увлечение искусством, работа в Главуране, требовавшая большого умственного напряжения, ещё более утончили его нервы и вкусы. Нежин не мог переносить резкой речи, его коробило от криков и гром­кого радио, он избегал шума. И переживания последнего месяца — неразделённая, по его мнению, любовь к Зари­ной, знакомство с подозрительным Будиным, неспокойная совесть, смерть Чернова, пристрастие к вину — всё это легло на него непосильной тяжестью.

Сидя в подземном логове, Нежин трясся в нервном изнобе: нападение, нож, бесцеремонность бандита, отрава в мармеладе, сырая пещера окончательно повергли его  в страх и недоумение.

Человек в кепке, необычайно широкий, морщинистый, спрятал нож и скомандовал:

— А ну, Нежин, сядь-ка сюда! — и бесцеремонно толкнул его в спину.

Нежин оказался на досках, у самых ног незнакомца. Обхватив колени руками, Вадим исподлобья боязливо смотрел на него. Опьянение уже совершенно улетучилось, и Нежин думал: «Откуда он знает мою фамилию?»

Воцарилось короткое молчание. Нежин слышал, как стучит его сердце, как шипит фитиль в фонаре, как скри­пят сапоги неизвестного.

—    Меня зовут Смерть, — вдруг сквозь зубы процедил тот. — Слышишь, Господин Смерть!

Нежин молчал.

—    Слы-ш-шишь? — и громовой голос, удесятерённый высокой пещерой, парализовал волю Нежина.

Почти шёпотом он ответил:

—    Слышу...

—    Привыкай, Нежин из Главурана! — похвалил его незнакомец и, вдруг, вкрадчивым, донельзя чётким змеиным шёпотом проговорил: — У тебя, Нежин, сегодня положение пиковое — либо ты мне всё расскажешь, либо...

Тут Волков выразительно посмотрел на него.

— А теперь скажи, сколько человек у вас в спецгруппе?

Уже при упоминании о Главуране у Нежина зародилось подозрение, что во всём виноват Будин. Когда Лайт спросил о секретной спецгруппе, о которой Вадим не го­ворил никому, кроме «кандидата наук», это подозрение укрепилось. «Неужели Будин шпион? — мучительно соображал Нежин. — Неужели он не из Москвы? Неужели это он завёл сюда, а нападение — лишь инсценировка?»

Едва коснувшись вражеской разведки, этого страшно­го котла, который купает прозелитов в тошнотворной сме­си из предательства, лжи, лицемерия и фальши, в смеси золота, смерти, шантажа и угроз, Нежин чувствовал омерзение.

—    Сколько людей, спрашиваю тебя, в спецгруппе?

—    Четырнадцать, — машинально ответил Нежин.

—    Кто начальник главка?

—    Пургин

—    Чем занимается спецгруппа?

—    Атомная промышленность, учет сырья

—   Чем занимаешься ты ?

—   Статистика по урану, церию, бериллию, — угнетённо отвечал Вадим, которого всё больше уязвлял тон Лайта. Тот достал из кармана записную книжку, авторучку, по всем правилам приступая к допросу. Наглая самоуверенность врага вызвала в Нежине злость, ту злость, кото­рая, не боясь ни пытки, ни смерти, позволяет совершать человеку такое, чего он никогда и не подозревал в себе.

—    Давно работаешь в Главуране?

—    Два года.

—    Добыча урана в этом году превышает прошлый год?

—    Этого я не знаю.

—    Не увиливай! — ткнул его кулаком в грудь Волков.

—     Не знаю! — повторил Нежин. Решимость его всё возрастала.

—    С каких заводов идут документы по урану?

—    Это мне совсем неизвестно, — твёрдо сказал Нежин, чувствуя, что все меньше боится человека в кресле.

—     Врёшь! — Волков вскочил с кресла. — Для других шпионишь! Будину всё говоришь! А мне ничего! — Он выхватил из бумажника три расписки. — Читай! — и под­нёс фонарь к лицу своей жертвы.

Рефлекторно взяв расписки, Нежин вскинулся, словно ужаленный. На бумаге его собственной рукой было написано:

«Сегодня, 27 июня, я, Нежин Вадим Александрович, совершенно добровольно изложил Будину Н. Н. крайне секретные данные по работе спецгруппы Главурана, полу­чив за это 2 000 (две тысячи) рублей, в чём даю настоя­щую расписку.

В. Нежин».

Теперь уже не было сомнений, что Будин — шпион. Вадим смутно помнил, как писал что-то Будину, сидя у него в гостях и выпив перед этим необычайно горького вина. Его мозг, отравленный тогда абулином, средством временно лишающим человека воли, не мог восстановить потом содержание расписок. И сейчас они в руках врага!

—    Таких расписок ты дал три штуки, — Волков внимательно наблюдал за гаммой переживаний Нежина. — На, читай! — и он протянул ещё два розовых листка.