Власть книжного червя. Том 3 - Kazuki Miya
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всякий раз, когда Розмайн заходила проверить господина Вильфрида во время её редких визитов в замок, она всегда отпускала пару едких мотивационных издёвок в его адрес и не забывала покритиковать его слуг. Она могла сказать, например, что Вильфрид мало старался, что расслабился после пары успехов, проверив его результаты — что он мог бы сделать больше, если бы приложил все силы, слугам — что они недостаточно требовательны к своему господину, а то и просто кого-нибудь уволить.
Хотя у неё и было на это разрешение госпожи Флоренции, Розмайн говорила слишком прямо и даже грубо для ребёнка, а растущее недовольство уволенных дворян вселяло в меня ужас.
Тем не менее, когда я поделился с Корнелиусом своими опасениями, тот сказал, что в этом нет ничего страшного.
— Сегодня, впервые за всё время, мы сможем похвалить господина Вильфрида, и Розмайн не станет возражать, — сказал я Освальду.
— Это правда, Лампрехт. Я знаю, что мы должны оставаться строгими с господином, но полагаю, Рихарда простит нам радость за него в этот прекрасный день.
Мы с Освальдом обменялись взглядами и тихо усмехнулись. Господин Вильфрид закончил выступление и в сопровождении своего учителя музыки спустился со сцены.
— Поздравляю, господин Вильфрид. Ваш дебют завершился невероятным успехом, — поздравил его Освальд. — Ваше величественное поведение на сцене грело мне сердце. Лампрехт тоже оказался тронут.
Вся свита тут же последовала его примеру, каждый с гордостью высказал свои искренние поздравления.
Окруженный своими последователями, господин Вильфрид понизил голос и тихо спросил:
— Я всё же сфальшивил несколько раз. Можно ли назвать это успехом?
— И герцог, и герцогиня выглядели очень гордыми, — ответил Линхардт, один из его слуг. — Господин Вильфрид, ваш упорный труд, без сомнения, не прошёл даром.
Всё ещё немного смущенный, но уже чрезвычайно счастливый, что его старания оказались признаны, господин Вильфрид улыбнулся. В его улыбке ощущалось удовлетворение от чувства победы, полученной тяжёлым трудом. Он никогда так не улыбался, пока его баловала госпожа Вероника.
— Господин Вильфрид, желаю вам и дальше упорно стараться и добиваться успехов.
— Разумеется. Я сделаю всё, что должен, как сын герцога, — сказал он, гордо выпятив грудь. Глядя на него, я и сам почувствовал прилив гордости, а также чувство облегчения оттого, что моему положению в качестве его последователя теперь ничего не грозило.
К сожалению, вся прелесть этого момента, такого радостного для всей свиты господина Вильфрида, была вскоре уничтожена никем иным, как моей собственной младшей сестрой.
* * *— Розмайн, — позвал господин Фердинанд.
Моя младшая сестра, с недавних пор ставшая приёмной дочерью герцога, грациозно вышла на сцену. Её волосы цвета ночного неба были уложены с помощью необычного цветочного украшения.
Ауб представил её как святую Эренфеста, дворянку, рождённую с невероятным количеством магической силы и милосердным сердцем, которая трудилась, чтобы спасти сирот и развить новую отрасль на благо герцогства. Но я сомневался, что это был хороший ход. Присутствующие дворяне, как и ожидалось, явно отнеслись к этой истории и к Розмайн в целом с подозрением, и мне казалось, что столь громкий титул станет ничем иным, как тяжёлым бременем.
Тем не менее, во время представления Розмайн оставалась спокойной, сидя с утончённой улыбкой, словно заранее ожидала, что её представят подобным образом. Я уже достаточно хорошо знал её по храму, чтобы догадаться, что пусть это и не отразилось на её лице, на самом деле она страшно паниковала.
Экхарт всегда говорил, что нет смысла сравнивать Розмайн, которую обучал господин Фердинанд, с ребёнком, избалованным госпожой Вероникой, но разница между ними была ясна как день. То, что Розмайн предупредила меня не баловать господина Вильфрида, несмотря на сделанные им успехи, показывало, как усердно над ней потрудился Фердинанд, отчего я не мог не посочувствовать ей.
Её учитель музыки подала ей фешпи́ль, Розмайн начала играть, и зал наполнили высокие и чистые звуки. Песня, которую она исполняла, имела красивую мелодию, и к тому же гораздо более сложную, чем те, что играли дети до неё. Она исполняла одну из своих оригинальных песен, которые можно было услышать только, когда она практиковалась. Кроме того, её молодой певучий голос идеально дополнял прекрасную игру.
— Что же, считайте, я впечатлён, — сказал один дворянин. — Эта песня достаточно сложна, чтобы её можно было преподавать в дворянской академии.
— Как и сказал ауб, она производит впечатление, — ответил другой.
«Так держать, Розмайн. Ты справишься», — мысленно подбадривал её я.
Моя младшая сестра дала мне и господину Вильфриду второй шанс, а сейчас пришло время для её дебюта. Пусть я не провёл с ней столько же времени, сколько Корнелиус, который служил ей рыцарем сопровождения, но мы с ней были связаны семейными узами.
Я продолжал смотреть, размышляя о том, что моя младшая сестра невероятна, даже если дело касалось игры на фешпи́ле, когда внезапно…
— Что? — вырвалось у меня против воли.
Рука Розмайн вдруг засияла синим светом. Похоже, это светилось кольцо, которое отец дал ей во время крещения. Но почему, ведь эти кольца в основном использовались только, чтобы благословить кого-то во время первой встречи? Ответ был только один — Розмайн давала благословение.
С каждой нотой, сыгранной на фешпи́ле, появлялись всё новые потоки синего света, распространявшиеся по залу. Я не видел такого масштабного благословения с момента крещения Розмайн. Даже в тот раз меня поразило, как она благословила сразу две сотни гостей, но сейчас она благословляла всех дворян Эренфеста.
Но зачем ей это делать? Вслед за трепетом я почувствовал беспокойство и быстро перешёл от мыслей о грандиозности происходящего к тревоге о том, что может
