Сочинения - Валерий Брюсов

Ты должен радоваться, что ему

Свой драгоценный свиток передашь.

Синарет

Отдать мой свиток?

Прогност

Да, отдать, конечно.

Горгий

Что значит «твой»? иль ты, член общины

Священной Пифагора, ты, прошедший

Ступени посвящений две, не знаешь,

Что своего у нас нет ничего!

Принадлежит не нам, что мы имеем,

А общине! Ведь это – наша альфа.

Синарет

Отдать мой свиток…

Филон

Милый друг, опомнись!

(Тихо.)

Ты можешь сделать список, по нему

Ты будешь изученье продолжать,

И, может быть, скорей Ареомаха…

Синарет

Список?.. Немыслимо все эти знаки,

Для пас таинственные, передать!

Упустишь там черту одну, там точку,

К все разрушится… Нет, невозможно.

И, наконец, и самый древний дух,

Что веет от папируса… печать

Из орихалка… Нет! нет! не могу!

Прогност

Не ожидал я детских возражений!

Как! ты, член общины, намерен что-то

Считать своим имуществом особым?

Синарет

Но я на благо общины хочу

Трудиться над разбором этих знаков!

Я жизнь отдать для общины готов.

Прогност

Ложь! самообольщенье! Ныне вижу,

Что недостоин был ты посвящений.

Так внемли, юноша! Я, посвященный

Четвертой степени, повелеваю

Тебе: немедленно отдай «твой» свиток

Нам. Мы его снесем Ареомаху.

Иль не намерен ты повиноваться?

(Делает мистический знак.)

Синарет

Учитель, повинуюсь… вот папирус…

(Подает свиток.)

Прогност

Ты этим только выполнил свой долг.

Прощай, да просвятит тебя сам, дивный.

Идем же, Горгий.

(Прогност, унося свиток, и Горгий уходят.)

IV

Синарет и Филон. Потом Прогност.

Синарет

Что со мной? слабею…

Утратив рукопись, я все утратил.

К чему мне жить теперь!.. Ох, сердце!

(Падает и умирает.)

Филон

Друг, что с тобой? Ответь!

(Слушает сердце Синарета.)

Он умер, боги!

Прогност

(возвращается)

Но я хочу добавить, Синарет…

Филон

Тс, тише! Синарета нет. Он умер.

Прогност

Умер?

(Подумав.)

Я почитал его достойней.

Да будет милостив к нему суд Ада.

Дали 1922

Века и пространства

Красное знамя

Красное знамя, весть о пролетариате,

Извиваясь кольцом,

Плещет в голубые провалы вероятия

Над Кремлевским дворцом;

И новые, новые, странные, дикие

Поют слова…

Древним ли призракам, Мойрам ли, Дике ли,

Покорилась Москва?

Знаю и не узнаю знакомого облика:

Все здесь иным.

Иль, как в сказке, мы все выше леса до облака

Вознесены?

Здравствуй же, племя, вскрывающее двери нам

В век впереди!

Не скоро твой строй тараном уверенным

Судьба разредит!

Лишь гром над тобой, жизнь еще не воспетая,

Свой гимн вопил,

Но с богами бессмертье – по слову поэта – я

Заживо пил.

Волшебной водой над мнимой усталостью

Плеснули года.

Что-нибудь от рубцов прежних ран осталось ля?

Грудь молода.

С восторгом творчества, под слепыми циклонами,

Мечту сливать

И молодость в губы губами неуклонными

Целовать.

24 марта 1922

Мы все – Робинзоны

Все же где-то в сонном атолле

Тень свою пальмы купают.

В Рязанском пруду оттого ли

До страдания бледны купавы?

В океаны вдвинутый стимер

Уследишь ли с пляжа лорнетом?

И станет ли наш сон возвестимей

В синеве горящим планетам?

Мы радио бросаем в пространство,

Видим в атоме вихрь электронов,

Но часто мечтаем про странность

Природы, мимозу тронув.

Мы все – Робинзоны Крузо,

И весь мир наш – спокойный остров;

Он без нас будет мчаться грузно

В ласке солнца, знойной и острой.

И вся груда наук и раздумий,

Картин, поэм и статуй —

Станет пепл, что в огонь не раздует

Налет кометы хвостатой.

Пирамиды, спите над Нилом!

Слоны, топчите Гвинею!

По-прежнему в болоте немилом

Незабудкины слезы синеют.

11 декабря 1921

Кругами двумя

Авто, что Парижем шумят,

Колонны с московской ионией, —

Мысль в напеве кругами двумя:

Ей в грядущие ль дни, в Илион ли ей?

В ночных недвижимых домах,

На улицах, вылитых в площади,

Не вечно ли плач Андромах,

Что стучат с колесницами лошади?

Но осой загудевший биплан,

Паутина надкрышного радио,

Не в сознанье ли вчертанный план,

Чтоб минутное вечностью радовать?

Где в истомную дрожь путь, в конце ль

Скован каменный век с марсианами, —

В дуговую багряную цель

Метить стрелами осиянными?

Искрометно гремящий трамвай,

Из Коринфа драконы Медеины…

Дней, ночей, лет, столетий канва,

Где узора дары не додеяны.

20 ноября 1921

Легенда лет

Мощь – в плиты пирамиды; гнев холодный —

В сеть клинописи; летопись побед —

В каррарский мрамор; в звоны бронз, в полотна —

Сказанья скорбные торжеств и бед;

Мечты и мудрость – в книги, свитки, томы,

Пергаменты, столбцы печатных строк! —

Клад всех веков, что нищенских котомок

Позорный сбор, – запас на краткий срок!

Тем – статуи, музеи – этим! Чтите,

В преданьях стран, певцов и мудрецов! —

Иной поэт пел в дальней Атлантиде,

Все к тем же звездам обратив лицо.

При прежнем солнце глянет день, и, к тайнам

Причислен, станет баснословен – слон.

Бред в смене бредов – Архимед с Эйнштейном,

Легенда лет – Москва иль Вавилон.

Искать? чего? – крупинки в вихрь вселенной

Не вдвинуть! Сны? – им все во власть ли ты

Предашь? Длить вечность Фаусту с Еленой,

Где призрак-мысль и призрак-страсть слиты!

8 февраля 1922

Принцип относительности

Первозданные оси сдвинуты

Во вселенной. Слушай: скрипят!

Что наш разум зубчатый? – лавину ты

Не сдержишь, ограды крепя.

Для фараоновых радужных лотосов

Петлицы ли фрака узки,

Где вот-вот адамант Leges motus'oв

Ньютона – разлетится в куски!

И на сцену – венецианских дожей ли,

Если молнии скачут в лесу!

До чего, современники, мы дожили:

Самое Время – канатный плясун!

Спасайся, кто может! – вопль с палубы.

Шлюпки спускай! – Вам чего ж еще?

Чтоб треснул зенит и упало бы

Небо дырявым плащом?

Иль колеса в мозгу так закручены,

Что душат и крики и речь,

И одно вам – из церкви порученный

Огонек ладонью беречь!

15 марта 1922

Nihil [328]

Как мечты о мечтах отошедшего детства, —

Над папирусом никнуть в святилище Ра,

В тогу на форум небрежно одеться,

Влюбленным трувером у окна замирать…

Наука над ухом: «Голос атавизма!..

Сложность клетки!» – и много прочих слов.

Акула, наш дух! ты ль – веками давиться,

Где песчинки в самуме – тысячелетий число!

Я был? я ли не был?.. И были и небыль —

Цветное круженье молекул в мозгу:

Зачерпнуть ли под череп с созвездьями небо?

На ладонь уложить ли золотую Москву?

И, поклонникам кинув легенды да книги,

Оживленный, быть может, как дракон на звезде,

Что буду я, этот? – не бездонное ль nihil,

Если память померкла на земной борозде,

Если я не узнаю мило-мнимых мгновений,

Где вот эти губы припали к лицу,

Если – раб роковых межей, мановений

Вечности, веющей вслед беглецу!

1 февраля 1922

Pou sto [329]

Ты ль пригоршнями строфы по радио,

Новый орфик, на Марс готовишь?

Но короче аркан, – земной радиус:

Вязнешь по пояс в прошлом, то бишь!

Этот стих, этот вскрик – отзвук: выплакать

Страх, что враг камень в лоб загонит,

Черепка скрип на сланце, а вы: плакат

Там, в межзвездном, – Lux-Zug [330] – вагоне!

Бедный бред, что везде – скреп Эвклидовых

Тверд устой: столп, шатнуть нельзя!

Все ж в веках пробил час, где б выкидывать

Истин груз, все их в муть неся!

Прометей ли пришел? укажи: pou sto?

Иль Фиджийский вождь встал с рогожи?

Смысл веков не броженье ль во лжи пустой!

Время, место – мираж прохожий!

Только снег, зелень трав, моря мантия,

Сговор губ к алтарю Селены —

Свет насквозь смертных слов, пусть обман тая,

Нам наш путь в глубину вселенной.

11 января – 17 февраля 1922

Мы и те

Миллионы, миллиарды, числа невыговариваемые,

Не версты, не мили, солнце-радиусы, светогода!

Наши мечты и мысли, жалкий товар, и вы, и мы, и я —

Не докинул никто их до звезд никогда!

Велика ли корысть, что из двух соперников древности

Пифагором в веках побежден Птоломей,

Что до нас «е pur se…» Галилей умел донести,

И книга его, прозвенев, стала медь?

Велика ли корысть, что мы славим радостно честь свою,