Друг детства - Кэтти Уильямс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все, больше он никогда не будет целовать этот прекрасный рот! Никогда больше не испытает чувство полета, которое появлялось у него, когда его пальцы прикасались к ее лицу.
— Мы могли хотя бы попытаться… — В его голосе вновь прозвучала безнадежность.
— Джеймс…
Он услышал ее ответ в одном этом слове.
— Забудь, что я говорил. У тебя своя судьба, у меня своя. Удачи тебе.
Но ему все-таки еще нужно было отвезти ее домой. Он не мог пренебречь этой своей обязанностью. Они ехали в полном молчании. Она смотрела на ночные поля, быстро мелькавшие за окном машины. Когда они приехали, Элли, открыв дверцу, на секунду замешкалась, но Джеймс даже не посмотрел на нее.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Возвращение в Лондон к привычной жизни вызвало у Элли ощущение, как будто надеваешь старые туфли, сбросив привычные домашние тапочки, — не очень хорошо, но вполне удобно, когда чуть-чуть привыкнешь к ним. Элли с головой ушла в работу. Ей казалось, что эти последние несколько недель были не более чем сон. Квартира, показавшаяся ей холодной в сравнении с уютным домом отца, вновь стала ее домом. Точнее, местом, где можно прилечь и передохнуть, пока напряженный рабочий график не потребует ее возвращения к работе.
Но она старалась как можно меньше думать и о работе, и вообще о своей жизни здесь. А стоило задуматься об этом, как ее охватывало чувство, будто она попала в какую-то мясорубку. Она непроизвольно сравнивала лондонскую жизнь с тем, что было в Ирландии. Здесь воздух был не таким чистым. Люди были чересчур погружены в себя и недружелюбны. Ее тяжелая работа в больнице не оставляла ей ни на что времени. Ее квартира не имела индивидуальности. Даже ее друзья, казалось, были отделены от нее стенкой собственного благополучия. Раньше она и представить себе не могла, что способна отдать предпочтение жизни в провинции.
И главное, Джеймс. Больше всего Элли не хотелось думать о Джеймсе. Но воспоминания о нем липли к ней подобно паутине, и все ее усилия избавиться от них, до предела заняв себя работой, терпели неудачу.
Она вновь и вновь вспоминала последний вечер с Джеймсом, заново переживала чувства, которые испытывала тогда, и вдруг осознала, что полюбила его. Это вызвало у нее испуг. Как могло случиться, что она полюбила Джеймса Келлерна? Разве такое возможно? Это было все равно что оказаться в клетке, из которой нет выхода. До тех пор пока она убеждала себя, что ее толкнуло к нему просто плотское желание, все было нормально. Более или менее. Но любовь — это совсем другое дело.
С женщинами Джеймс Келлерн вел себя как самоуверенный циник, а Элли была слишком старой, слишком благополучной, может быть, даже слишком пугливой, чтобы бездумно отдаться страсти и в результате получить рану, от которой ей не оправиться до конца жизни. Надеяться на Джеймса Келлерна было так же глупо, как на постоянный на море штиль. А пускаться в плавание в шторм Элли была не готова.
Тем не менее, когда она разговаривала с отцом по телефону, ей все время приходилось сдерживать свое любопытство. Ей хотелось знать, что делает Джеймс, что он говорит, что чувствует, о чем думает. Когда отец несколько раз упомянул его имя, она прикинулась равнодушно-безразличной. Однако сердце ее забилось сильнее, стоило ей только услышать его имя.
А вспоминал ли ее Джеймс? Или он отправил ее в коробку с надписью «Прошлое»? Туда, где он хранил воспоминания о женщинах, с которыми расстался. Вспоминал ли он о ней с удовольствием или с облегчением?
Элли оторвалась от раздумий и посмотрела на часы — было семь вечера. Сегодня день ее рождения. Завтра у нее прощальный ужин с Генри. Он уезжает из Лондона, чтобы организовать собственную практику неподалеку от Йорка, города его детства. Вот они и решили отпраздновать ее день рождения и его отъезд из Лондона. И Элли должна будет улыбаться и улыбаться, хотя сейчас ей хотелось плакать.
Сегодня ей следовало бы уйти с работы пораньше. Сходить за покупками, приготовить самой себе праздничный ужин и посмотреть видео. Но оказалось, что ей надо задержаться в больнице. Так всегда случалось, когда она планировала уйти с работы пораньше.
Обычно Элли относилась к этим задержкам совершенно спокойно. Но в этот раз, когда ехала на такси домой, она испытала легкую обиду. Когда она станет старой и седой леди, достигшей вершин своей славы, все, что ей останется сказать, оглянувшись на прожитую жизнь; «Слава Богу, что всю свою жизнь я посвятила работе!»
Эта неизвестно откуда взявшаяся обида испугала ее. Работа всегда была чем-то, что она принимала с благодарностью. Она была ей необходима.
Когда Элли наконец оказалась в гостиной, у стола, накрытого на одну персону, ей вдруг подумалось, что следовало пригласить на ужин кого-нибудь из друзей. Пить вино, шутить и смеяться. Правда, раньше ей этого совсем не хотелось, подобная идея пришла ей в голову только сейчас, когда звать кого-нибудь было уже поздно.
Ну что ж, в холодильнике у нее стояло вино. Почему бы не выпить одной? В конце концов, это же ее день рождения.
Покончив с ужином, она убрала со стола, налила себе стакан вина и, прихватив с собой бутылку, отправилась в маленькую переднюю, где скинула туфли, слегка убавив свет, включила музыку и решила попробовать насладиться этим проклятым вечером. Однако после второго стакана вечер показался ей куда веселее. Она стала подумывать, не допить ли ей бутылку — или, может быть, от этого радужное настроение пройдет и наступит пьяная тьма? Раньше она никогда не пила много и, следовательно, не знала, что из этого может получиться. Она долго разглядывала бутылку, надеясь получить ответ от нее, но как раз в этот момент раздался звонок в дверь.
— Черт, — пробормотала Элли. Кого еще там принесло? Она не хочет ни с кем разговаривать. Она хочет сидеть в полном одиночестве на диване и предаваться своему горю. Больше всего она боялась, что это кто-то из ее сослуживцев. Обычно, прежде чем зайти, они звонили ей, но один из ее помощников, живший неподалеку, вполне мог заглянуть без предупреждения.
Элли даже хотела прикинуться, что ее нет дома, но привычка оказалась сильнее ее. Она открыла входную дверь и увидела на пороге Джеймса Келлерна.
Ей показалось, что прошло много часов, прежде чем она преодолела изумление, хотя, на верное, это было всего лишь несколько секунд. Она молча разглядывала его высокую, стройную фигуру. Джеймс был одет в джинсы и свитер овсяного цвета. От него исходила мужская сила. Его появление было так неожиданно, как будто ее мысли каким-то магическим образом перенесли его сюда из Ирландии.
Наконец она моргнула и сухо сказала: