Дом мертвых запахов - Огненович Вида

Несмотря на столь трепетное отношение к бутылочкам, нет фактов, что он когда-нибудь отказал кому-нибудь из близких друзей в просьбе взять какую-нибудь из них с витрины и рассмотреть ближе. Такое разрешение одновременно могло считаться своего рода надежным пропуском в узкий круг ближайших друзей Геды. Тем не менее, все знали, что этим не стоит злоупотреблять. Золотое правило о строжайшей изоляции флаконов, в особенности по отношению к личным запахам, которое хозяин всегда всем сообщал уже при первом посещении, врезалось людям в память. Ну, да ладно. Можно спрашивать и глазами, это хорошо известно нам, настоящим дамским угодникам, дурачился Летич, который во время каждого визита к Геде постоянно выбегал во двор, чтобы сделать хотя бы несколько затяжек между двумя интересными беседами.

У Геды было обыкновение иногда вдруг всю компанию невесть с чего прервать на полуслове и всех вместе отвести в мастерскую. Там откроет какой-нибудь из своих флаконов, чаще всего из тех, над которыми работает именно сейчас, и пригласит понюхать напрямую, какой сложный и редкий аромат, или только внутреннюю пробку. Потом они об этом долго разговаривают. Геде было интересно, чтобы каждый описал свое восприятие аромата. Это было особенное удовольствие, которым больше всего наслаждалась Тесса.

Когда он в первый раз предложил это Дошену, Летичу и ей, все трое смутились, немного мялись, даже чувствовали некий страх. Они переглядывались, как перепуганные дети перед первой прививкой. В те дни в гостях у Геды был доктор Павел Хлубник, который на обратном пути с какой-то научной конференции в Софии заехал на недельку погостить к другу, на что в своей стране еле-еле смог получить разрешение, а запросил он его за шесть месяцев вперед. К предложению Геды он отнесся весьма сдержанно, так как, видимо, раньше уже несколько раз оказывался в подобной ситуации.

Геда поставил на стол изумительный флакончик конусообразной формы, из темно-фиолетового, довольно толстого стекла, с узким и красиво изогнутым горлышком. Наружная пробка с резьбой была в форме стилизованного цветка ириса, немного более светлого тона. Тесса внимательно рассматривала сосуд, который буквально парил перед глазами, как сгусток какого-то плотного дыма, цвета темного аметиста. Слушайте, у меня какое-то странное чувство, как будто нас изнутри рассматривают чьи-то темно-синие глаза, сказала она, и все начали вглядываться в стекло.

Чешская работа, пришел им на помощь с вежливым пояснением доктор Хлубник, на достаточно уверенном английском. Видите, здесь подпись стеклодува и печать мастерской «Пеликан» из Остравы. И, правда, у самого донышка виднелся немного неправильный кружок, а в нем две буквы «В. П.». Мы не знаем, кто именно из мастеров «Пеликана» сделал эту вещь, так как их имена на протяжении нескольких поколений начинаются на «В»: Вацлав, Вальдемар, Виктор, Владислав, это главным образом их постоянные личные имена, но мы установили, что данный экземпляр относится ко второй половине семнадцатого века.

Прекрасный возраст для стеклянного предмета, не так ли, спросил он, очевидно довольный тем, как он сформулировал это по-английски. Да, ответила Тесса, и правда, прекрасный. А взгляните на это, он показал им какие-то маленькие неправильные черточки, похожие на пузырьки в стекле. Видите эти крупные слезы, знаете, что это? Это дыхание стеклодува, хотите верьте, хотите — нет, это частички воздуха, им около трех веков. Что скажете на это?

Вот только это не обычный, безымянный кусочек того, что окутывает нас на земле, подключился Геда. Напротив. Это совершенно определенный и особым образом отмеченный воздух. Часть настроения человека, частица его тепла и труда, невидимое, но столь очевидно присутствующее выражение его сущности. Бывает ли более тонкий остаток прошлого, скажите, прошу вас. Смотрите, Виктора или Вацлава, или Вальдемара нет уже на протяжении столетий, их прах развеян по Вселенной, а вот тут, перед нами находится защищенный и недосягаемый вздох одного из них. Разве это не чудо?

Теперь, если бы мы его каким-то волшебным образом освободили из этого стеклянного вместилища, говорит Летич, мы ощутили бы самый интимный вздох мастера Пеликана. Мы могли бы даже угадать, что он в тот день, три века назад, ел на обед. Это, правда, интересно. Да, и пусть мне теперь кто-нибудь скажет, что в этом нет божественной идеи, хотя бы немного, говорит Геда.

Тут он им, будучи в хорошем настроении, сообщил и некоторые важные правила подхода к аромату, до которых дошел самостоятельно. Этот акт он делил на свободное вдыхание и специальное исследование. Первое, выполняемое только ради удовольствия, он считал видом искусства, как игру на каком-нибудь инструменте, или декламацию стихов, в отличие от профессионального исследования, которое не что иное, как строгий анализ в практических или научных целях.

Мы ни в коем случае не должны допустить, это первое и основное правило, чтобы аромат соприкоснулся с выдыхаемым нами воздухом, так как он больше всего вредит аромату и разбавляет его. Нужно только легонько вдохнуть и ненадолго задержать дыхание, этого достаточно, все остальное происходит помимо нашей воли. Когда речь идет о настоящих составах, таких, как эти, следует вдохнуть только такое количество, чтобы предугадать намек на его глубину, чтобы пробудить мысль о нем, а субстанция аромата пусть потом сама путешествует к сознанию, по каналам, которые мы совершенно не контролируем. Долгое дурацкое вдыхание — всмаркивание аромата — это чистой воды булимия. Только невежды и простаки давятся и задыхаются в ароматных частицах, как цыгане в дыму, и размахивают ими, как будто окуривают бочки серой. Они не понимают, что это своего рода осквернение. Аромат — создание божественное и нежное, для него даже наше собственное дыхание может стать фатальным.

Следует, показал он им, вот таким умелым движением головы слегка приблизить ноздри к самой кромке отверстия или пробки. Геда сам поискал и нашел эту важную точку. Затем, продолжил он, вдохнуть аромат, вот так, потом резко отдернуть голову назад и вверх, быстро закрыть пробкой отверстие в бутылочке и тщательно ее завернуть, все еще держа голову откинутой. Все это длилось буквально мгновение. Знаете, подчеркнул он, самое важное — быть внимательным и не оставлять флакон открытым ни на долю секунды дольше, чем необходимо. Нужно как следует сохранять тот живой вдох внутри, а он, как нам известно, стремится наружу быстрее, чем наша мысль к пробке.

Ну, что ж, сегодня, поскольку для вас это своего рода причастие, стоит познакомить вас с одним из шедевров Бен-Газзара. Начинать надо с хороших вещей, торжественно произнес он. Поверьте, вы будете обонять истинное чудо, составленное с настоящим небесным вдохновением. Базой послужила невероятно смелая комбинация примерно десятка различных видов магнолии и кастореума. Магнолия — удивительный цветок, существует около двухсот ее видов. Я знаю двадцать пять, ни один из них не пахнет одинаково, а во внешнем виде имеется лишь небольшая разница. Итак, магнолия и кастореум соединены с мускусом виверры, это благородные животные рода кошачьих, проживающие в разных частях света. Я видел нескольких, африканских, в венском зоопарке, они подвижные и милые, а их мех просто сияет. Их мускусные железы выделяют концентрат сильно пахнущего бальзама, чудо света. К магнолиям, кастореуму и мускусу добавлен растительный состав из цветков полыни, папоротника, из листьев мяты, горькой акации, примеси лавра, белого олеандра и сока одного низкорослого растения, оно растет в тени больших деревьев по берегам Нила. Его называют кахлай. Говорят, что там, где оно растет, им благоухает весь берег. Его я не смог распознать, так как никогда не видел, но я знал, что есть еще один компонент растительного происхождения. Его название я прочитал на сертификате. Затем раствор. Он состоит из трех видов специально очищенных жиров и около десятка разных фиксирующих масел: кедрового, эвкалиптового, оливкового, а еще масло жожоба, имбирное, кешью, два вида пальмового, ветивера и гвоздичного дерева. В конце все это соединено еще и с молотым тмином и кипарисовой смолой.