Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга I - Кондратий Биркин

Семейство Болейн, состоявшее из отца Фомы Болейна, матери /урожденной графини Норфолк/, сына и двух дочерей, пользовалось незавидной репутацией. Мать и старшая дочь одно время при содействии сына и брата пользовались благосклонностью короля, хотя и непродолжительной. Младшая дочь, Анна /родившаяся в 1507 году/, четырнадцати лет сопровождала принцессу Марию, невесту Людовика XII, во Францию, где провела первые годы юности, меняя и господ, и поклонников. После отъезда Марии в Англию Анна Болейн была принята фрейлиной к супруге короля Франциска I Клавдии Французской; после ее смерти, в 1524 году, к ее сестре, герцогине Алансонской. Нравственность двора того времени известна читателю; мы не будем входить в грязные подробности, но не можем не сказать, что из всех придворных едва ли могла отыскаться под пару Анне Болейн другая, которой бы так хорошо пошли впрок уроки кокетства и свободы обхождения. Красавица удивляла своей наглостью самых отчаянных бесстыдниц, и молва о ее подвигах немало обогатила устную соблазнительную хронику того времени. По прибытии своем в Англию Анна поступила в штат королевы Катерины Арагонской /1527 год/ и мгновенно преобразилась из прежней красавицы легкого поведения в скромницу, смиренницу такую, что и воды не замутит. Стыдливо потупленные глазки, румянец, появлявшийся на щеках при мужском взгляде или неосторожном слове, тихий, мелодичный голос очаровали Генриха VIII с первой же его встречи с новой фрейлиной, и он не замедлил объяснением в полной уверенности, что Анна не будет с ним упрямее своей матери и старшей сестры. К совершенному удивлению и пущему обольщению короля, Анна отвечала ему суровым отказом, весьма основательными укорами и стереотипными нравоучениями, которых, заметим, истинно честная и невинная девушка и читать-то никогда не станет в ответ на страстное признание. Ослепленный король не сумел, однако, отличить этой поддельной добродетели от настоящей. Фразы Анны Болейн вроде следующих: «Я ваша верноподданная, государь, но не более…» или: «Любить я могу и буду любить только мужа…» вскружили ему голову окончательно, и он, тогда помышлявший уже о расторжении своего брака, решился приступить к осуществлению этого умысла о покупке любви Анны Болейн ценой короны.

Два года длилась эта интрига — безукоризненная, покуда совершенно платоническая, и в это же время подготовлялись Генрихом необходимые документы для развода с супругой. Первый приступ к позорному процессу сделали кардиналы Е latere Уолси и Компеджио, предложившие королеве удалиться в монастырь, так как брак ее с мужем был делом противозаконным. Королева отвечала отказом; папа римский медлил с решительным ответом. 21 июня 1529 года происходило первое заседание суда над королевой. Ложные свидетели в числе 37 человек /почти все родные или клевреты Анны Болейн/обвиняли Катерину в нарушении супружеской верности; духовные лица упоминали о кровосмешении, так как она, будучи вдовой одного брата, вышла за другого; король и гражданские судьи ссылались на его протест 1505 года — и общий говор принуждал королеву, сложив с себя свой сан, удалиться в монастырь. Безвинно позоримая, унижаемая, но еще не униженная, Катерина Арагонская сказала, со всем величием правоты:

— Что я в течение двадцатилетнего супружества была верна моему супругу и государю, это он может подтвердить и сам. Брак наш был разрешен святым отцом-папою именно потому, что я не разделяла ложа со старшим братом короля, но чистой девственницей, со спокойной совестью пошла с ним к алтарю. Отвечать согласием на предложение поступить в монастырь я не могу до тех пор, пока не получу ответа от родных моих из Испании и от его святейшества из Рима.

Заседание было прервано. Большинство судей поняли, что суд неправый, противный законам Божию и гражданскому. Когда король после того объявил кардиналу Уолси о своем намерении жениться на Анне Болейн, временщик, упав на колени, со слезами заклинал его не унижать так ужасно достоинства королевского и взять себе в супруги сестру французского короля или Ренату, дочь покойного Людовика XII. Этот протест раздосадовал Генриха VIII, и он, разумеется, не замедлил сообщить о нем своей возлюбленной. Прелестная, грациозная Анна Болейн с яростью фурии потребовала увольнения кардинала Уолси от всех его высоких должностей, предлагая на это место Кренмера, капеллана своего почтенного родителя. Падение Уолси было решено, однако же, Генрих не увольнял его, ожидая ответа из Рима. Ответ пришел, папа признавал брак короля с Катериной Арагонской законным и нерасторжимым. Тогда-то Генрих VIII все свое бешенство излил на кардинала, уволив его от службы и предав суду за превышение власти, казнокрадство и множество преступлений /вымышленных/, изложенных в 45 пунктах обвинительного акта. Личным врагам кардинала, герцогам Норфолку и Сеффолку, было препоручено присутствовать в следственной комиссии и при конфискации всего имущества недавнего королевского любимца. Разоренный, униженный, убитый Уолси отправился в изгнание в одну из беднейших епархий. На дороге его нагнал Норрис, камердинер короля, нарочно посланный, чтобы передать от Генриха несколько слов утешения — и бедный временщик сошел с своего коня, преклонил колени посреди грязи перед королевским посланным, смиренно прося поблагодарить его величество за эту последнюю милость.

По мере своего удаления от столицы, изгнанник, еще недавно выказавший жалкое малодушие, свойственное каждому павшему временщику, мужался и успокаивался. По прибытии к избранному им самим месту пребывания, преобразованный в убогого благочинного, Уолси и душевно преобразился к лучшему, посвятив себя служению Богу и страждущим. Он посещал бедных и больных, принося им помощь и утешение, заботился о воспитании детей, о нуждах поселян, таким образом искренними слезами и христианскими подвигами заглаживая свои проступки во времена своего могущества. Любовь и уважение паствы, принятой кардиналом на свое попечение, — возбудили ревность в Анне Болейн и Генрихе VIII; они поняли, что и в изгнании Уолси нашел свою долю счастья и мир душевный, заменивший ему все недавние сокровища, а король и его любовница желали отнять у него все, может быть даже и самую жизнь! Недолго было настрочить на бывшего канцлера новое обвинение, на этот раз в государственной измене, и вызвать его в Лондон для заточения в Башню /Тауэр/, из которой была одна дорога — на эшафот. Герцогу Норфсомберленду, тому самому, который двадцать лет назад за счастье почитал отдать своего сына в пажи кардиналу, было препоручено привезти пленника.

Последний путь кардинала из его епархии в Лондон был его торжеством, вполне заслуженным, далеко оставившим за собой те пышные процессии, с их мишурным блеском, на которых он первенствовал когда-то. Во всю дорогу до Лейчестера народ, теснясь по окраинам и провожая своего доброго пастыря, напутствовал его благословениями и осыпал теплыми выражениями душевной благодарности. В Лейчестере кардинал заболел изнурительным поносом и остановился в тамошнем монастыре в предчувствии близкой смерти, прося окружающих похоронить его в стенах последнего своего прибежища. Бывший при нем смотритель Башни Кингстон, тронутый его страданиями телесными и душевными, стал утешать и успокаивать его.