Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века - Джозеф Брэдли

рекруты. Когда в 1807 году Ижевский чугунолитейный завод был преобразован в оружейный, к нему было приписано 700 новобранцев. (Тульский командир тогда отказался перевести в Ижевск кого-либо из своих опытных оружейников, и туда завербовали более 100 иностранных мастеров.) В Сестрорецк только с 1808 по 1810 год было доставлено 1206 новобранцев [Романов 1875: 20; Соловьев 1907: 13; Валк 1972: 81]. Несмотря на эффективность в обеспечении массового краткосрочного притока рабочих, этот метод позволял получить лишь неквалифицированных оружейников, требующих обучения на рабочем месте. В первой половине XIX века учениками оружейников все чаще становились их сыновья. К 1861 году в Ижевске насчитывалось 904 ученика, в Туле – 839, в Сестрорецке – 126. Иногда учениками становились и сыновья крестьян, приписанных к оружейным заводам. Сокращение числа обязательных повинностей домохозяйств перед фабрикой говорит о том, что правительство сочло необходимым перейти к политике привлечения учеников благодаря их личной заинтересованности. На заводе молодежь училась читать и писать и, по идее, обучалась своему ремеслу. Однако законодательная обязанность мальчиков учиться ремеслу своих отцов часто не соблюдалась, отчасти потому, что, как мы увидим, многие отцы (особенно в Туле) сами занимались чем угодно, но не своим ремеслом [Валк 1972: 81; Глебов 1862: 161–178; Майков 1861–1862, II: 59–61].

Как и повсюду, профессионально-технические училища при фабриках открылись только во второй половине XIX века. Таким образом, как и следовало ожидать, на оружейных заводах обучали и рекрутов, призванных в армейский набор, и купленных крестьян, и подмастерьев прямо в процессе работ. Квалифицированную рабочую силу оружейные заводы могли получить лишь в случаях покупки крестьян с частных мануфактур, как, например, было с крестьянами Шувалова, купленными Ижевском, или переводом с государственных мануфактур, как, например олонецких крестьян, переведенных в Сестрорецк[147]. Примечательно, что, судя по источникам, обучение редко ограничивалось какой-то одной формой. Мало имеется свидетельств и перехода оружейников с одного оружейного завода на другой или на частную фабрику для изучения новой техники или, напротив, для помощи в овладении ею. Отсюда можно сделать вывод, что эта важная форма обучения и распространения технологий либо применялась настолько широко, что не казалась современникам сколько-нибудь примечательной, либо, напротив, была редким явлением[148]. Мы еще вернемся к этому вопросу, а здесь лишь скажем, что последнее кажется более вероятным.

Заработки и условия труда

На всех казенных заводах характер работы, ее режим, размер заработной платы и продовольственного снабжения, продолжительность рабочего дня и количество нерабочих дней определялись различными уставами. В период с 1845 по 1849 год тульский оружейник, трудившийся полный рабочий день по государственному заказу, зарабатывал в среднем 24 рубля в год, а сестрорецкие кузнецы, изготавливавшие стволы, – более 120 рублей. Однако сестрорецким оружейникам приходилось самим платить за сырье для своей работы и провизию; кроме того, у них было мало возможностей для побочных заработков, способствовавших увеличению дохода [Глебов 1862: 182; Валк 1972: 104].

Считалось, что оружейники хорошо зарабатывали, но реальная заработная плата заметно снижалась под влиянием структурных факторов. Самым обременительным из них, буквально пагубным для русских рабочих во всех отраслях промышленности, была существующая система бесчисленных штрафов и вычетов. В источниках неоднократно упоминаются вычеты за бракованные детали оружия – накладывалось такое наказание по сдельному тарифу, и в годы с высоким (до 80 %) уровнем брака сдельная оплата практически съедалась ими. Производственный брак являлся также источником разногласий между Артиллерийским управлением, утверждавшим, что его причина в плохом качестве сырья, и Департаментом горных и соляных дел, настаивавшим на появлении брака из-за неквалифицированного и халатного изготовления. За этим спором, так и не получившим удовлетворительного разрешения, крылась необходимость и неотложность технологических инноваций, начавшихся в эпоху Великих реформ [Валк 1972: 182; Орфеев 1903: 30–31][149].

Как и повсюду в России, в первой половине XIX века заработная плата квалифицированных оружейников все чаще становилась сдельной. В Сестрорецке, например, статут 1823 года, разделяющий рабочих на оружейников и механиков, предусматривал, что если последним должна была выплачиваться фиксированная почасовая оплата, то первым полагалась оплата сдельная [Валк 1972: 104]. Защитники этой системы утверждали, что такое положение вещей заставляет оружейников ответственнее относиться к своей работе, а руководителям предприятий дает больше полномочий и возможностей для контроля качества. Якобы почасовой заработок с еженедельной выплатой слабо стимулирует оружейника к быстрой и тщательной работе. По словам одного историка казенных оружейных заводов, сдельная оплата выдавалась только два или три раза в год [Граф 1861,1: 128; Кононова 1959: 131]. Из-за столь редкой выплаты жалованья оружейники влезали в долги, а в их сознании непоправимо рвались связи между трудом и вознаграждением за него, тем самым сводя на нет главное обоснование сдельной оплаты труда.

На примере оружейной отрасли можно составить хорошее представление о контроле государства над промышленностью, его трудовой политике в ее комплементарности и, собственно, сути государственного патернализма в экономике. Такой патернализм не только компенсировал его политику в отношении оплаты труда, но и ограждал оружейников от превратностей судьбы или рынка. Благосостояние мастеров, особенно в Туле, подкреплялось возможностью брать побочные заказы. Ижевским оружейникам для получения дополнительного дохода разрешалось держать огороды и скот. Более того, в источниках часто упоминаются различные субсидии и выплаты пособий в дополнение к заработной плате. Оружейникам бесплатно предоставляли землю под жилые дома, а в Туле – под частные мастерские, они имели право заготавливать строительные материалы и дрова в государственных лесах. При заводах устраивались больницы, школы и богадельни. Например, в Сестрорецке с середины XVIII века имелась лечебница на 50 коек. К денежному жалованию добавляли продукты, в частности ржаную муку, а в годы неурожая муку продавали из заводских магазинов по оптовым ценам. Оружейники получали пособие на детей, а старики, проработавшие 25 лет, – пенсию. Оружейник, отличавшийся мастерством или особым благонравием, получал в награду парадный («государев») кафтан особого образца, утвержденного лично императором. Наконец, хотя оружейники работали по 10–12 часов в сутки шесть дней в неделю, им полагалась нерабочая неделя в Великий пост и две недели для покоса. В году насчитывалось всего 270 рабочих дней, что являлось обычным, хотя и прискорбным, с точки зрения руководства, свойством русской организации труда[150].

Государственный патернализм не ограничивался бытовой помощью субсидиями. Доиндустриальная культура труда в целом повсюду признавала, что должен существовать некий уровень оплаты труда, считающийся справедливым; в России власть и народ объединяли общие представления о правильной работе. Правительство предоставило рабочим право на удовлетворительное существование. Государственная политика, неизменно поддерживавшая закрытые корпорации, устраняла конкуренцию. Но, возможно, самым важным аспектом такого государственного патернализма было обеспечение занятости. В этом смысле оружейники походили на российских