Нет причин умирать - Хилари Боннер

– Сложно сказать, что на самом деле происходит, – произнесла сиделка. – Но пока она спокойна, пока нет болей и приступов отчаяния, то…

Она выпрямилась над кроватью Мойры. Совсем молодая женщина, еще почти ребенок, с длинными бледными волосами, собранными сзади в хвостик. Почти девочка, и делает такую работу. Келли не знал, что сказать ей.

Девушка повернулась к нему лицом.

– Это все, на что мы сейчас надеемся, – тихо сказала она.

Келли кивнул. Когда медсестра вышла, вернулись Дженнифер и Паула. Келли видел, что обе выглядели очень уставшими.

– Послушайте, – сказал он. – Я сегодня ночью посижу с вашей мамой. Почему бы вам не пойти домой и не отдохнуть немного. Прошлой ночью вам это вряд ли удалось.

Девочки, в особенности Дженнифер, начали было возражать, но потом все-таки сдались, так как и вправду очень устали, и согласились пойти домой. Это то немногое, что он может для них сделать, подумал Келли. Хотя бы может дать им возможность немного отдохнуть.

Одна из медсестер принесла ему подушку и одеяло. Он устроился в кресле рядом с кроватью и принялся наблюдать за Мойрой. Дыхание ее было неглубоким, глаза закрыты. Она лежала очень спокойно. Все это казалось Келли просто устрашающим.

Кресло, на котором он сидел, было не очень удобным, а мысли путались. Он думал, что ему вообще не удастся сомкнуть глаз, да он и не хотел спать. Он хотел просто смотреть за Мойрой. В конце концов, именно для этого он здесь и находился. Мысль о том, что, должно быть, она чувствует, лежа здесь, цепляясь за жизнь из последних сил, была просто невыносима. Периодически заглядывала медсестра. Один раз она спросила Келли, не хочет ли он чашечку чаю. Келли с благодарностью принял предложение. Полночь пришла и ушла, затем час ночи, два, три. Потом он, казалось, уже ничего не помнил до утра, до самого возвращения Дженнифер. Его разбудили звук открывающейся двери и чьи-то шаги по комнате. Открыв глаза, он увидел, как Дженнифер целует маму в лоб.

– Привет, – сказал он. – Должно быть, я отключился.

– Ничего, это нормально, Джон, – улыбнулась Дженнифер.

Она выглядела совершенно другим человеком. Ничего не осталось от той уставшей молодой женщины, которую он отправил домой накануне вечером. Кожа светилась, волосы сияли, было видно, что она недавно помыла голову, яркий и чистый взгляд. Казалось, она полностью восстановила силы.

Келли посмотрел на часы. Всего семь тридцать. Но Дженнифер явно удалось хорошо выспаться за это время. Как же все-таки легко восстановить силы, когда ты молод, подумал Келли.

– Как она? – спросила Дженнифер.

Келли нерешительно замялся. Увы, но он и понятия не имел, как она. Хотя в это верилось с трудом, он, кажется, проспал часа четыре. И даже в то время, когда он не спал и сидел возле ее кровати и смотрел на Мойру, он не знал, как она.

Как она? Спит или без сознания? Он не знал, что ответить. Она ждет своей смерти. Вот правильный ответ, подумал он, но этого никто не хочет произносить. По крайней мере в этой семье. А может, и в большинстве других семей. Келли не знал. Он никогда до этого не проводил ночь, сидя у кровати умирающей женщины. И очень надеялся, что никогда больше не будет.

– Все так же, – в конце концов ответил он.

– А. – Дженнифер нежно улыбнулась своей маме. Маме, находящейся почти в коматозном состоянии.

Келли встал и вытянулся. Конечности затекли и болели. Одной ноги он совершенно не чувствовал. Ему пришлось опереться о стойку кровати, когда он неуклюже двинулся к Дженнифер.

– Спасибо, что ты остался с мамой, – сказала она.

Келли только кивнул. Он не думал, что достоин каких-то слов благодарности. Только не с его послужным списком.

Он посмотрел на тело, лежащее на кровати. Он не мог точно выразить, что он чувствует. Сейчас он, наверное, любил Мойру как никогда. И в то же время он смотрел на нее и едва мог узнать в ней ту женщину, с которой делил свою жизнь. Она очень изменилась с тех пор, как он видел ее последний раз, всего только несколько дней назад. Она была очень худая и смертельно, но бледная. Но дело даже не в этом. Просто сама ее суть ушла из нее. Как будто ее душа каким-то образом уже покинула ее тело. И она уже просто не была Мойрой.

Затем она открыла глаза.

Келли всколыхнула горячая волна потрясения. Он понял, что, хоть никогда и не произносил этого даже в мыслях, но думал, что Мойра уже никогда не откроет глаз. Открытые глаза сделали ее вновь живой. Она снова была здесь. Возможно, ненадолго, но она была здесь.

– Доброе утро, дорогая, – сказала Дженнифер.

Ее голос был на удивление обыденным. Может, в нем было лишь чуть больше нежности, чем если бы она желала доброго утра своей маме, но вполне здоровой. И все.

Келли попытался пожелать Мойре доброго утра. Слова просто застряли у него в горле. Он не мог заставить себя пожелать ей прожить еще один день. Только не в том состоянии, в каком она была. Он не хотел больше видеть, как она страдает. Он понятия не имел, что тут можно сказать. Он был просто не в состоянии говорить. Вся эта сцена у кровати казалась ему каким-то фарсом.

Затем он наклонился и взял ее за руку. Слезы наворачивались на глаза. Он чувствовал, что не имеет права плакать, потому что в течение почти всей болезни Мойры запаздывал с проявлениями своих чувств. Но только не потому, что его не заботило состояние Мойры. Нет, ему было не все равно. Далеко не все равно.

– А ты все еще здесь.

Это невероятно, подумал Келли, но она сумела слабо улыбнуться. И еще невероятнее ему казалось то, что она могла говорить, каким-то нереальным хриплым шепотом, произнося каждое слово с таким усилием, будто оно причиняет ей боль. Скорее всего, так и было. А потом она вздрогнула и еще глубже утонула в своих подушках. Попытка произнести эти слова, еще раз вступить в контакт с миром, который она почти покинула, видимо, оказалась ей не по силам. Мойра находилась в сознании, но была еще слабее, чем прошлым вечером.

Келли просто кивнул. Он чувствовал, как глаза его наполняются слезами. Он старался вновь взять себя в руки. Дженнифер повернулась, чтобы взглянуть на него.

– Иди домой, Джон, – сказала она. Она говорила с ним почти с такой же нежностью, как с мамой. – Лини и Паула будут здесь с минуты на минуту. Им просто надо сделать пару звонков, уладить кое-какие вопросы. Но это ненадолго. Тебе надо работать, Джон. Мама не хотела бы, чтобы ты прекращал работать.

Келли засомневался, вновь стыдясь того, что ему хочется уйти из ее палаты. Но он не должен этого показывать. Ни в коем случае.

– Нет, я останусь, конечно, останусь, – сказал он.

Затем он почувствовал, что Мойра сжимает его руку. Каким-то образом у нее получилось сделать это даже сильнее, чем прошлым вечером. Глаза ее вновь были закрыты, и сначала Келли подумал, что ее пожатие просто рефлекторное. Он сжал ее руку в ответ. Казалось, это было все, что он мог сделать. Но Мойра снова заговорила, глаза ее оставались закрытыми, а пожатие – сильнее, чем, кажется, это было возможно. Голос был еще слабее, но слова достаточно сильные.

– Иди домой, Джон, и садись писать, лентяй, – сказала ему Мойра и разжала руку.

Горло его невольно сжалось. Почти удушье. Ему стало тяжело глотать и еще тяжелее нормально дышать. Он был готов сломаться. Боялся, что выставит себя полнейшим идиотом и этим только смутит Мойру, которая всегда была не тем человеком, кому надо показывать свои эмоции.

– Увидимся, – пробормотал он и с чувством облегчения направился к двери.

Как только он оказался в коридоре, он больше не мог себя контролировать. Слезы, которые он так старался сдержать, хлынули из глаз. Он снова затрясся, как и прошлой ночью, когда думал, что Мойра умерла.

Он знал, что в конце коридора есть мужской туалет, и поспешил туда. Слезы катились по лицу и падали на воротник рубашки, сдержать их нечего было и пытаться. Он уже бежал, чуть не сбив медсестру, которая выходила из соседней палаты. Боясь, что она заговорит с ним, он даже не повернулся к ней, не говоря уж о том, чтобы извиниться. Вместо этого он побежал еще быстрее, распахнул дверь туалета и заскочил вовнутрь. Как только закрылся в кабинке, он дал себе волю. И неудержимо разрыдался.

Тяжелые всхлипывания сотрясали его тело. Теперь он выпустил наружу все те эмоции, что сдерживал последние несколько месяцев. Ему казалось, что он будет плакать бесконечно. Останавливаться не хотелось совсем.

На несколько минут Келли отдался полному отчаянию.

Наконец он все-таки прекратил плакать. Вытер слезы, сполоснул холодной водой свои красные припухшие глаза и направился на парковку, опустив голову. Он не хотел, чтобы кто-нибудь видел, что он плакал.

Оказавшись в своем «MG», он сразу полез в бардачок в поисках электробритвы, работающей на батарейках, которую обычно там хранил. Келли был путешествующим журналистом почти всю свою жизнь, за исключением нескольких последних месяцев. При нем всегда был его паспорт и главная кредитная карточка в полной рабочей готовности. И основные туалетные принадлежности. Старые привычки долго не умирают.