Детский дом и его обитатели - Лариса Миронова

И вот – первая настоящая «баня». Идём в свой собственный душ – как на торжество, на великое очищение. Первыми вымылись девочки. Полоскались два часа. Постирушки умудрились там устроить. Потом, когда, распаренные и благодушные, они поднимались к себе в спальни – отдыхать, с мальчишками случился буквально шок….

Идут девицы-красавицы по лестнице в чалмах из полотенец и шлёпанцах, сверкая голыми розовыми пятками и умопомрачительно благоухая смесью «земляничного» мыла и духов типа «Лесной ландыш», – а неумытые пацанята, уже караулившие душевые «в порядке живой очереди» вдоль лестницы, раскрыв рты, на них ошалело смотрят…

Теперь очередь мальчишек.

Говорю:

– Заходите поживее. Иначе до ночи не управимся.

Однако младшие жмутся, не спешат бежать в душ. Боятся?

– А можно, мы потом?

– Потом так потом, – говорю я, смекая, наконец, в чём дело.

Не только среди бывших, но и в моём отряде, я это уже знала от ночной, были такие «гаврики» – не гнушались запугиваниями и прочими «средствами», чтобы принудить тех, кто помладше, к «учёбе», так это у них называлось.

Я предупредила, что если кто в душе вдруг станет «резвиться», тут же войду и отстегаю ремнём по голому заду.

– Во даёт! – Гоготали – кто смущенно, а кто и весьма развязно.

– И чтоб всё в душе было в полной сохранности, – даю ещё один наказ я, не сильно, однако, веря в его исполнение.

– Чтоб не пакостничать! – переводит мой наказ на местный диалект Бельчиков, подмигивая Бееву.

Но всё прошло нормально. Баня, как говорится, удалась – не насвинячили. Краны не свинтила, душам шеи не свернули, и «пакости» творить, судя по всему, не творили. И это – прогресс. Но всё же баня их взвинтила порядком. Едва закрылась дверь, как оттуда, из жаркой полутьмы душевых, стали доноситься звуки, весьма отдалённо напоминающие человеческую речь. Осваивали контрастный душ, похоже.

– Зайди к ним и скажи, чтобы так не орали, – посылаю я Беева (он тоже ждёт с младшими).

– Так они там закрылись на щётку, – говорит опытный Беев, а мне ничего другого не остаётся, как надеяться на благоразумие моих воспитанничков.

Минут через пятнадцать-двадцать начинают выходить первые мокрые воробышки. И сразу под фен. Делаем причёски. Кудри у большинства просто шикарные. Шевелюры – мечта. Любой мог победить на конкурсе причёсок без всяких усилий – надо только вымыть голову, и волосы сразу делались «мягкими и шелковистыми»…

– Отчего так истошно визжали? – спрашиваю.

– Здорово было.

– Только смешно почему?

– А не знаем. Просто весело, и всё.

– А может…

– Ой, нет! Ничего такого! Хоть у кого спросите!

Откровенно любуюсь детьми, такие они сиятельно чистенькие! И в который раз ловлю себя на мысли – это я вначале в школе заметила, на уроках, когда разглядела класс: детдомовские дети красивее, особенно девочки. Просто это не всегда заметно, потому что, по сравнению с домашними, они не такие выхоленные и опрятные… Ну и, конечно, они были талантливее домашних – в целом. У каждого почти детдомовца был обязательно хоть какой-то талант – и не только по части взлома замков. Они прекрасно рисовали, лепили, вышивали, шили, выпиливали лобзиком, пели… Голоса у них были просто чудесные. Плюс ко всему этому – шикарные внешние данные, и это были не единицы.

Из детдомовских детей ежегодно вели набор в цирковую школу. Во-первых, среди детей было много «акробатически пригодных» – гибких, лёгких, бесстрашных. Во-вторых, полученные травмы легко «сходили с рук», никто же права не качал. Однако беда была в том, что они свои многочисленные таланты редко использовали во благо. Шили не потому, что нечего носить, а чаще – ради эксперимента. Дадут новое платье – тут же распустят по швам и перекроят. Не понравилось – выбросили. И… требуют новое. Укорачивали одежду так, что трусишки из-под юбок даже выглядывали. В школе, конечно, за такие «формы» ругали. Ну и рост – за месяц-два подросла девушка на пару-тройку сантиметров, и платье уже не годится вовсе. Как – не давать новое? Ходить ведь ребёнку совсем не в чем!

Об их талантах я узнавала постепенно. Получалось так, что они словно стеснялись своей одарённости. Когда обнаружилось, что в нашем отряде столько рукодельниц, я, уже имея опыт ремонта бесхозных помещений, присовокупила к отрядной вотчине ещё и заброшенный «кабинет домоводства», комнату, в которой на той момент стояло пять поломанных швейных машинок и рабочая газовая плита. Машинки нам починил всемогущий «трудовик», муж кастелянши, а для нас – безотказный помощник. Его жена, также сочувствуя нам, выдавала лоскут без счёта. У завхоза удалось выпросить посуду – подарок шефов из «Метрополя». Это был шикарный сервиз на пятьдесят персон, в котором слегка не хватало (до полного комплекта) некоторых предметов. На иных были небольшие сколы, но, в целом, это была вполне пригодная для использования на детдомовских «званых обедах» посуда, причем – красоты неописуемой – на фарфоровых чашках, к примеру, были нарисованы шикарные павлины… Так у нас появилось небольшое автономное хозяйство. Однако эта была епархия девочек. Чтобы мальчикам не было обидно, я тут же пристроила их в подмастерья к трудовику. Он взял пять человек – для начала неплохо.

..Итак, первая баня успешно открыла второй этап в нашей отрядной жизни – на пути созидания своего Дома. Именно так мы определили программу-максимум. Было ясно, что просто «мероприятиями» здесь делу не помочь. Это будет действовать… как мёртвому припарки. Да, сейчас мы учимся создавать Наш Дом. И это для нас – очень важно. Людмила Семёновна, когда я по глупости «озвучила» этот тезис, (не думая, конечно, что мне тут же дадут пряник), впервые на меня посмотрела не просто, как смотрят на глуповатых, наивных, но всё же полезных в чём-то людей, а как на некий предмет, необходимость нахождения которого «здесь и сейчас» уже начинает вызывать большие сомнения. Баня, может быть, не меньше, чем первый наш отрядный «Огонёк», значительно продвинула нас на этом поприще – ближе к заветной цели. Один проход по коридору моих, прошедших «очищение», воспитанников, чего стоил! Это можно сравнить разве что с проходом номинантов международных кинофестивалей по красным ковровым дорожкам, не меньше!

Мальчики, сиятельно чистые. Построились парами для пущей важности – ведь идёт демонстрация! Гордо и независимо шагают на свой этаж. А возможно, так шествовали триумфаторы в Древнем Риме… Фурор был полный. Сбежались смотреть на моих чистюль, наверное, все обитатели детского дома.

И комментарии:

– Сари-ка! Огурец весь блестит!

– А Пучок аж вспотел…

Это, искренне удивляясь, восхищались малыши, впервые наблюдая своих мучителей-вымогателей такими мирными и благодушными.

– Ой-ёй…ктой-та?

– Сарите, это ж Бельчиков!

– На башке чего?!

На голове у Бельчикова пышнейшая шевелюра. Обычно – висят или торчат в разные стороны сальные грязные патлы, дико спутанные и такого серо-буро-малинового цвета, что не сразу поймёшь – кто это, шатен или «мурлон блондон».

– Крррасавец!

– Ага, точняк.

Мальчики шествуют, торжественно неся банные принадлежности, а за ними – течёт всё увеличивающаяся толпа любопытных. Потом удивлённо наблюдают, как мои чада развешивают для просушки мочалки, полотенца, носки и всё такое… Моя душа готова немедленно воспарить от счастья. Чудо-детки! С кем поспорить?

Ну, а когда пришёл час отбоя, и они смирно и чинно улеглись в чистые постели, такое неописуемое блаженство проступило на их сияющих, ослепительных мордуленциях, что просто «полный финиш»! Так сказал бы Огурец, если вообще захотел бы откомментировать эту ситуацию – он также как и все остальные, блаженно и молча возлежал на чистых простынях… По столь торжественному случаю нам выдали совершенно новое, замечательное постельное бельё – арабское, в специальных полиэтиленовых упаковках (как теперь дают в поездах дальнего следования). Вензелёчки, кружавчики-рюшики… Как такое дорогое постельное бельё попало в детдом? Ума не приложу. Странным было и то, что в комплектах уже не хватало то наволочек, то простынь, а то и пододеяльников. Недостачу нам тут же восполнили обычным бельём, и это праздника не испортило. А когда я, много позже, всё-таки спросила у Людмилы Семеновны, не завелись ли у нас среди шефов арабские шейхи, то получила, конечно, в ответ очередную «Джоконду» на губах и невнятную, однако, вполне универсальную скороговорку – «трудные дети, трудные»… Понимай, как знаешь! Дети попасть на склад никак не могли – дверь металлическая плюс две сигнализации. И даже если бы они там вдруг оказались, то не стали бы «раскоплечивать» красивое бельё, брали бы пакеты целиком. Так это дело и осталось «покрыто туманом».

..Тогда же, после первой бани, пройдя тотальное «очищение», наш отряд заразился новой для них игрой – интеллектуальной почемучкой. Познания о мире у них были весьма своеобразными. Они знали очень много такого – о теневой стороне нашей жизни, чего многим взрослым не узнать за всю свою длинную жизнь. Но в некоторых вопросах «общекультурного плана» они были просто папуасами.