Детский дом и его обитатели - Лариса Миронова

– Потом всё сожрут, – философски заметил Огурец.

– За мной! И – помалкивать, – шёпотом рявкнула я.

Хватаю за руку самого «голодного», и мы направляемся в зал. В антракте спрашиваю Огурца:

– Ну что, в буфет?

– А я передумал, – раздумчиво, в своей манере, отвечает он. – У меня вот конфеты есть и баранка.

Он достаёт из кармана заначку и делится со мной.

– А спектакль тебе нравится? – спрашиваю я.

– В полном обалдении.

– Ага, так интересно! – поддерживают другие.

Через три часа мы уходили из тюза, и в самом деле, «в полном обалдении». За год мы перебывали на всех спектаклях, и ни разу в зале не было скуки. Правда, мы дважды сидели в ложе (это были отделённые барьером места в девятом-десятом рядах партера), и там были ещё какие-то люди, «критики», которые довольно громко комментировали происходящее: «Вчерашний день… Сукно серое…»

Ну а дети, мои дети были просто счастливы. Такой чистотой дышала сцена! Блистательные репризы, экспромты (а они были на каждом спектакле, мы всё посмотрели по два-три раза), предельная искренность игры, нет не игры – жизни на сцене! – не могли, конечно, не найти отклика в детских сердцах, оставить их равнодушными.

Спектакли никогда не повторялись – в оттенках, нюансах, общем настрое. Актёры всякий раз играли пьесу по-новому.

Из театра в детский дом в тот вечер возвратились новые люди. Наша вселенная продолжала расширяться всё быстрее и быстрее… Однако спектакли о «трудных» они как раз и не любили смотреть. Да и пьесы об этом были, мягко говоря, не очень правдивыми. «Трудные» были огрубевшими сверху, но хрупкими изнутри ангелочками, промученными коварным, коварным, коварным миром взрослых…

Как-то во время второго действия встаёт Беев и, наступая на ноги зрителям, шумно протискивается к выходу.

– Ты куда это? – шиплю я. – Надо сидеть до занавеса.

– А чего я здесь не видел? – очень зло сказал он.

Они-то знали, что это за «ангелочки»? Жестокость в среде детдомовских детей была делом обычным. Они-то знали эту среду не по пьесе… Впрочем, не к актерам претензии. Скорее всего, эти пьесы театру навязали. А ещё не любили наши дети сладенькие фильмы про то, как хорошо живётся дома– с родителями, братиками-сестричками. Особенно сильное раздражение вызвал у них фильм-мюзикл «Мама» с Гурченко и Боярским (Мама-Коза и Волк).

– Что так веселились весь сеанс? – спрашиваю у Бельчикова, когда вышли уже из кинотеатра.

– Барахло, а не кино. Кривляются, как дураки.

– Почему – как? – уточнил ехидный Огурец, и все дружно загоготали.

Не поняли дети высокое искусство… С тюзом, однако, мы подружились. Никогда они нам не отказывали – ни в билетах на спектакли, ни с выездными концертными программами. И вот мы, чтобы не прослыть невежами, решили их порадовать – подготовили «визит вежливости», ответный, так сказать, спектакль. «Бременских музыкантов!» – дружно завопили дети, когда я спросила, что будем ставить. Так и решили – подготовить модных тогда и звучавших из каждого окна в исполнении Муслима Магомаева «Бременских музыкантов». Роли расхватали мгновенно. Самой популярной была роль Осла. Я также была в списке претендентов.

На просмотре (комиссией был весь отряд) победил конкретно мой Осёл – он показался самым убедительным, обскакав всех более молодых Ослов в два счёта. Да, чтобы стать наилучшим ослом, одной молодости явно недостаточно. Тут специальный, ослиный талант надо иметь. И он у меня, как выяснилось, был.

– Ух, ты… – раскрыл рот от удивления Бельчиков, когда увидел меня в образе.

– Что, нравится?

– Вот были бы вы всегда такой…

– Ослом? – хохочу я, польщённая признанием моих «ослиных» способностей.

– Да… то есть, нет. – теряется он. – Я хотел сказать, клёво это у вас вышло.

Я уже не смеюсь.

– Всё с тобой ясно, – говорю вполне серьёзно.

Я наряжена в узкий красный комбинезон – про такую одежду моя бабушка говорила: «повалилась и обшилась». Плюс высоченные платформы по моде конца шестидесятых (забыла выбросить), и маска, которую мне изготовил с большим старанием Игорь. Огромные, лопухами, шикарные ослиные уши ниспадали на мои плечи весьма живописно… После спектакля моя маска пошла по рукам, бегали в ней по этажам, пугая малышей и Нору: «Зубища, зубища-то какие! А уши как у мамонта!»

Да и другие костюмы были не хуже. Принцессой была Кузя, принцем – Игорь Жигалов, Бельчиков – король… Приглашенные «официальные лица» из роно и райкома очень нас похвалили и даже порекомендовали принять участие в городском конкурсе школьной самодеятельности.

Да, вполне возможно, наша очаровательная «шайка» без труда могла бы составить гордость какого-нибудь фестиваля не совсем нормальных ВИА.

Глава 14. Прямо деревня допотопная!

В конце второй четверти нам выделили большое, просто огромное помещение под отрядную – в старой комнатке мы уже катастрофически не умещались. Переселившись сразу же и радостно, мы почувствовали себя королями, а в прежней отрядной устроили ещё одну бытовку – специально для парадной одежды «на выход».

– Ну, теперь мы просто буржуи какие-то, – забавно выпучив глаза, сказал Беев (он активно способствовал переезду, спеша занять место получше – поближе к моему столу, на нём обычно стоял поднос с полдником) – бедняга с трудом тащил на спине огромный тюк.

– Не какие-то, а самые настоящие, – не без гордости поддакнул Бельчиков. – Столько метров в квадрате ни у кого в дэ-дэ нет.

Да, мы и в самом деле порядком «обуржуазились». По сравнению с другими отрядами жили мы и вовсе безбедно: теперь у нас водились отрядные деньги – свои собственные, заработанные мальчишками, ну и ещё девчачий труд – мы шили в своей швейной мастерской фартуки малышам и халаты для старших. А было ещё дело «для души»: вышивали гладью и болгарским крестом занавески – в спальни, салфетки, уголки – на полки и тумбочки. Не забывали и себя. В наших спальнях стало уютно, совсем по-домашнему. А в изолятор сделали лоскутные прикроватные коврики – из «китайки». За эти дары мы, конечно, денег ни с кого не брали, здесь был иной бартер, нам платили более дорогим – хорошим отношением.

Младшие воспитанники детского дома уже не шарахались по углам, как от татаро-монгольской орды – при виде моих детишек. И это было достижением. Серьёзные деньги нам также платили за шитьё постельного белья для районной больницы – этот полулегальный бизнес после долгих уговоров дать детям возможность иметь «свои честные деньги» нам устроила «по большому блату» Людмила Семёновна.

…Временами в нашем детском доме складывалась вполне домашняя обстановка. Повезло в этом году с первоклашками – они, при полной поддержке Норы и своей, конечно, воспитательницы, очень подружились с моими сорванцами, искренне приняв метафору (что все дети в детдоме – братья и сестры) за непреложную реальность. Один малыш, семилетний Толик, а на вид ему было не больше пяти, и вообще «прописался» в нашей отрядной. Не успею придти на смену, а он уже здесь. Сажусь план дня писать – а он уже у меня на коленях. Сидит как мышонок, хлюпает вечно сопливым носом, прислушивается, не идут ли наши. Как-то обнимает меня за шею и шепчет в самое ухо:

– Мамка, а ты яблоко принесёшь?

– Принесу, сказал бы раньше. Ты яблоки любишь? – говорю я, гладя его по коротко стриженой (под машинку) голове.

Но его уже интересует совсем другое.

– А ты не умрёшь, когда я большой совсем буду?

– Не умру. С чего бы это мне умирать, – смеюсь я и крепко прижимаю его к себе. – А почему ты это спросил?

– Чтоб когда я вырасту и буду в первом отряде, хочу, чтоб ты здесь тоже была. Поняла – почему? – говорит рассудительно, а я с удивлением думаю – вот и старость незаметно подскочила… Для семилетнего ребенка я уже наверное не сильно отличаюсь от горбатой «старушги– яги» с большой такой клюкой.

– Так ты ко мне в отряд хочешь?

– Хочу, – шёпотом говорит он, а сам косится на дверь.

– Тогда расти быстрей.

– Быстрей не получится. Вот если б нам такие ботинки дали, как твоим…

А моим, и, правда, за неделю до этого, выдали просто чудовищные ботинки – на платформе и каблуке с металлической набойкой. Эти ботинки стали предметом черной зависти всех мальчишек детдома.

Свою отрядную мы старались оформить как-нибудь пооригинальней.

Вешать обязательные стенды не стали, за что пришлось выслушать немало нарицаний. Хватит небольшого «уголка отряда» со списками. Ну, ещё и политическую карту мира повесили – в свете наших, теперь уже постоянных, общественно-политических устных журналов.

– Ну и что это такое у вас? – сказала Матрона, оглядывая голые свежеокрашенные стены. – Стендики бы не помешали, зря вы так. К юбилейной дате поэта, из жизни замечательных людей, опять же… А так не на чем глаз остановить.

– А вот приходите через дня три, – заговорщицки сказала я. – Тогда и посмотрите.