Божественная комедия - Данте Алигьери

       Хотя дорожных миль по кругу здесь

       Одиннадцать да поперёк полмили.

88 Я из-за них обезображен весь;

       Для них я подбавлял неутомимо

       К флоринам трехкаратную подмесь[438]".[439]

91 И я: "Кто эти двое,[440] в клубе дыма,

       Как на морозе мокрая рука,

       Что справа распростёрты недвижимо?"

94 Он отвечал: "Я их, к щеке щека,

       Так и застал, когда был втянут Адом;

       Лежать им, видно, вечные века.

97 Вот лгавшая на Иосифа;[441] а рядом

       Троянский грек и лжец Синон[442]; их жжёт

       Горячка, потому и преют чадом".

100 Сосед, решив, что не такой почёт

        Заслуживает знатная особа,[443]

        Ткнул кулаком в его тугой живот.

103 Как барабан, откликнулась утроба;

        Но мастер по лицу его огрел

        Рукой, насколько позволяла злоба,

106 Сказав ему: "Хоть я отяжелел

        И мне в движенье тело непокорно,

        Рука ещё годна для этих дел".

109 "Шагая в пламя, — молвил тот задорно, —

        Ты был не так-то на руку ретив,[444]

        А деньги бить она была проворна".

112 И толстопузый: "В этом ты правдив,

        Куда правдивей, чем когда троянам

        Давал ответ, душою покривив".

115 И грек: "Я словом лгал, а ты — чеканом!

        Всего один проступок у меня,

        А ты всех бесов превзошёл обманом!"

118 "Клятвопреступник, вспомни про коня, —

        Ответил вздутый, — и казнись позором,

        Всем памятным до нынешнего дня!"

121 "А ты казнись, — сказал Синон, — напором

        Гнилой водицы, жаждой иссушен

        И животом заставясь, как забором!"

124 Тогда монетчик: "Искони времён

        Твою гортань от скверны раздирало;

        Я жажду, да, и соком наводнён,

127 А ты горишь, мозг болью изглодало,

        И ты бы кинулся на первый зов

        Лизнуть разок Нарциссово зерцало".[445]

130 Я вслушивался в звуки этих слов,

        Но вождь сказал: "Что ты нашёл за диво?

        Я рассердиться на тебя готов".

133 Когда он так проговорил гневливо,

        Я на него взглянул с таким стыдом,

        Что до сих пор воспоминанье живо.

136 Как тот, кто, удручённый скорбным сном,

        Во сне хотел бы, чтобы это снилось,

        О сущем грезя, как о небылом,

139 Таков был я: мольба к устам теснилась;

        Я ждал, что, вняв ей, он меня простит,

        И я не знал, что мне уже простилось.

142 "Крупней вину смывает меньший стыд, —

        Сказал мой вождь, — и то, о чём мы судим,

        Тебя уныньем пусть не тяготит.

145 Но знай, что я с тобой, когда мы будем

        Идти, быть может, так же взор склонив

        К таким вот препирающимся людям:

148 Позыв их слушать — низменный позыв".

ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

1 Язык, который так меня ужалил,

      Что даже изменился цвет лица,

      Мне сам же и лекарством язву залил;[446]

4 Копье Ахилла и его отца

      Бывало так же, слышал я, причиной

      Начальных мук и доброго конца.[447]

7 Спиной к больному рву, мы шли равниной,[448]

      Которую он поясом облёг,

      И слова не промолвил ни единый.

10 Ни ночь была, ни день, и я не мог

       Проникнуть взором в дали окоёма,

       Но вскоре я услышал зычный рог,

13 Который громче был любого грома,

       И я глаза навёл на этот рёв,

       Как будто зренье было им влекомо.

16 В плачевной сече, где святых бойцов

       Великий Карл утратил в оны лета,

       Не так ужасен был Орландов зов.[449]

19 И вот возник из сумрачного света

       Каких-то башен вознесённый строй;

       И я: «Учитель, что за город это?»

22 "Ты мечешь взгляд, — сказал вожатый мой, —

       Сквозь этот сумрак слишком издалека,

       А это может обмануть порой.

25 Ты убедишься, приближая око,

       Как, издали судя, ты был неправ;

       Так подбодрись же и шагай широко".

28 И, ласково меня за руку взяв:

       "Чтобы тебе их облик не был страшен,

       Узнай сейчас, ещё не увидав,

31 Что это — строй гигантов, а не башен;

       Они стоят в колодце, вкруг жерла,

       И низ их, от пупа, оградой скрашен".

34 Как, если тает облачная мгла,

       Взгляд начинает различать немного

       Всё то, что муть туманная крала,

37 Так, с каждым шагом, ведшим нас полого

       Сквозь этот плотный воздух под уклон,

       Обман мой таял, и росла тревога:

40 Как башнями по кругу обнесён

       Монтереджоне[450] на своей вершине,

       Так здесь, венчая круговой заслон,

43 Маячили, подобные твердыне,

       Ужасные гиганты, те, кого

       Дий, в небе грохоча, страшит поныне.[451]

46 Уже я различал у одного[455]

       Лицо и грудь, живот до бёдер тучных

       И руки книзу вдоль боков его.

49 Спасла Природа многих злополучных,

       Подобные пресекши племена,

       Чтоб Марс не мог иметь таких подручных;

52 И если нераскаянна она

       В слонах или китах, тут есть раскрытый

       Для взора смысл, и мера здесь видна;

55 Затем что там, где властен разум, слитый

       Со злобной волей и громадой сил,

       Там для людей нет никакой защиты.

58 Лицом он так широк и длинен был,

       Как шишка в Риме близ Петрова храма;[452]

       И весь костяк размером подходил;

61 От кромки — ноги прикрывала яма —

       До лба не дотянулись бы вовек

       Три фриза,[453] стоя друг на друге прямо;

64 От места, где обычно человек

       Скрепляет плащ, до бёдер — тридцать клалось

       Больших пядей. "Rafel mai amech

67 Izabi almi", — яростно раздалось

       Из диких уст, которым искони

       Нежнее петь псалмы не полагалось.

70 И вождь ему: "Ты лучше в рог звени,

       Безумный дух! В него — избыток злобы

       И всякой страсти из себя гони!

73 О смутный дух, ощупай шею, чтобы

       Найти ремень; тогда бы ты постиг,

       Что рог подвешен у твоей утробы".[454]

76 И мне: "Он сам явил свой истый лик;

       То царь Немврод, чей замысел ужасный

       Виной, что в мире не один язык.

79 Довольно с нас; беседы с ним напрасны:

       Как он ничьих не понял бы речей,

       Так никому слова его не ясны".

82 Мы продолжали путь, свернув левей,

       И, отойдя на выстрел самострела,

       Нашли другого, больше и дичей.

85 Чья сила великана одолела,

      Не знаю; сзади — правая рука,

       А левая вдоль переда висела

88 Прикрученной, и, оплетя бока,

       Цепь завивалась, по открытой части,

       От шеи вниз, до пятого витка.

91 "Гордец, насильем домогаясь власти,

       С верховным Дием в бой вступил, и вот, —

       Сказал мой вождь, — возмездье буйной страсти.

94 То Эфиальт[456]; он был их верховод,

       Когда богов гиганты устрашали;

       Теперь он рук вовек не шевельнёт".