Дорогами Чингисхана - Тим Северин

О праздновании дня рождения Чингисхана не было никаких официальных сообщений, публикаций или рекламы в СМИ. Народ узнавал о празднике только по слухам, а само мероприятие было устроено днем в воскресенье, 27 мая, сразу после спортивной встречи на Национальном стадионе, которая наверняка должна была привлечь большое число зрителей, потому что иных развлечений по выходным в Улан-Баторе бывает крайне мало. К изумлению всех, на празднование дня рождения пришло феноменально много народу. Половину главной площади города заполнили примерно 40 тысяч человек — подобных достижений партийная машина могла добиваться только в случае важнейших официальных событий. Кроме того, поведение толпы не походило ни на что, чему становился свидетелем Улан-Батор. Вместо привычной для партийных митингов покорности и серьезности зрители были радостны и аполитичны. Происходящее во многом действительно напоминало праздник. Они пришли сами по себе, отчасти из любопытства, отчасти чтобы принять участие в празднике, если он им понравится. Поэтому вначале люди вежливо слушали официальные речи, восхваляющие Чингисхана. Потом хлопали череде монгольских поэтов, которые читали свои стихи, посвященные великому герою. Наконец они радостно встретили артистов, которые развлекали их традиционными монгольскими песнями и танцами.

День обернулся крупнейшим народным праздником, какой только видел Улан-Батор. Неважно, что система трансляции была сущим бедствием и испортила главный номер живого эстрадного концерта. На сцену вышел ведущий певец самой передовой поп-группы Монголии. Длинные волосы свисали до плеч, на нем был длинный, ниспадающий свободными складками атласный халат, расшитые белой нитью ковбойские сапоги на высоких каблуках, на шее болтался громадный медальон размером с тарелку. На медальоне был изображен, разумеется, Чингисхан, и рефреном песни звучал громкий вскрик «Чингисхан! Чингисхан!», под аккомпанемент вибрирующих гитар и звон литавр, обычных для поп-концертов. Толпе выступление понравилось, пусть даже певец всего лишь открывал рот под музыку, а из-за технического сбоя запись проигрывалась на замедленной скорости с ужасающим воем помех. Настроение аудитории было слишком доброжелательным, чтобы подобные недочеты позволили отвлечься от веселья. Они уже ощутили вкус праздника. До того парочка ораторов совершенно неверно истолковала настроение толпы и, действуя согласно линии партии, попыталась говорить о политике. Их свистом согнали со сцены — неслыханное событие, чуть ли не lese-majeste[8]. К концу дня от успеха мероприятия у организовавшего праздник зачерствелого журналиста буквально слезы наворачивались на глаза.

Возможно, учтя урок Великого дня рождения, комитет по празднованию Надома, Национального дня Монголии, который проводился шестью неделями позже, пересмотрел подготовленную обычную программу. Были выброшены или сокращены привычные многочисленные выступления детей-гимнастов, военный парад и нудные речи партийных светил. Как ни удивительно, но организаторы фактически отказались от красного знамени. На предыдущих Надомах красный стяг развевался на флагштоке в центре Национального стадиона. Когда я посетил праздник как гость организации Байяра, Монгольской студии телевизионных фильмов, то заметил, что на том же самом месте установлены высокие шесты со знаменами, украшенными девятью белыми хвостами яков — этот символ объединял войска Чингисхана и в то же время символизировал «Золотой род» его потомков. И когда на стадионе появился контингент современной монгольской армии — непременный участник праздника, — это были не марширующие шеренги в хаки, а конный отряд, причем все солдаты были одеты в костюмы эпохи Чингисхана. Под стук копыт кавалькада рысцой, пусть и неуверенно, совершила круг по беговой дорожке, хотя несколько солдат на вид явно испытывали тревогу. Толпа же на трибунах одобрительно ревела. Не было никакой необходимости добавлять радостных криков, как обычно бывало, когда через динамики дополнительно воспроизводили записанные приветствия, тот же самый клич «Хууррай! Хууррай! Хууррай!», какой мы слышали на вершине Бурхан-Халдуна. Но некоторые из заведенных партией обычаев неистребимы.

В действительности Монгольская народно-революционная партия присвоила освященное временем празднество народа. Традиционно монгольские племена отмечали кульминацию краткого лета. Проскакав сотни миль через всю страну, пастухи съезжаются на встречу, чтобы беседовать, пировать и состязаться в «трех игрищах мужей» — стрельбе из лука, борьбе и скачках. В стране, где население столь рассеяно, этот ежегодный сбор по-прежнему очень дорог сердцу каждого монгола. Средневековые съезды монгольских вождей, или курултаи, свидетелями которых был целый ряд путешественников, как, например, Карпини, происходят от племенных советов, когда главы кланов собирались для обсуждения обид, законов о торговых путях и, при необходимости, для избрания верховного вождя. Когда Чингисхан и его наследники установили владычество монголов над большей частью Азии, их грандиозный курултай был ближайшим аналогом всемирного правящего совета. Один верховный курултай даже спас Западную Европу от уничтожения. В декабре 1241 года, когда, по-видимому, непобедимое монгольское войско готовилось вторгнуться на Запад и монгольские разъезды появлялись уже подле передовых оборонительных сооружений Вены, в 5600 милях от нее, в центральной Монголии, был неожиданно созван великий курултай. Умер великий хан Удэгей, сын Чингисхана, и старшие члены Золотого рода должны были избрать преемника. Монгольские военачальники отложили военные планы, развернули коней и отправились обратно в Монголию, чтобы принять участие в предстоящей политической борьбе и тайных происках.

Современный Надом (Наадам) является слабым эхом тех грандиозных средневековых сборищ, но это все равно впечатляющее зрелище. Празднования Надома проводятся по всей Монголии, но они меркнут по сравнению с главным Надомом, который происходит на открытой равнине возле Улан-Батора. Большинство участников прибывают верхом на конях и тратят на дорогу не одну неделю. Кто-то приезжает на разбитых грузовиках, а немногие приводят верблюдов, запряженных в неуклюжие деревянные повозки, груженные всякой утварью и провизией на неделю празднеств. Лагерь разрастается, расползаясь во все стороны и давая пристанище вновь прибывшим. С каждым днем все больше становится гыров и палаток. Перед каждой юртой между двумя шестами, наподобие радиоантенны, натянут шнур, к которому привязано с дюжину лошадей. Над дымоходами поднимаются столбы дыма, клубится взбитая копытами пыль, и вскоре над обычно пустынной равниной повисает светло-бурый туман, а между рядами палаток туда и сюда снуют пешие и конные, собравшиеся на праздник окликают приятелей, упражняются, показывают лошадей или просто слоняются вокруг, разглядывая, кто прибыл и что вообще происходит.