Остров - Виктория Хислоп

– Что это ты делаешь? – спросила Савина.

– Хочу им помочь. Провожу этих солдат – они же заблудятся в горах, если с ними не пойдет тот, кто знает местность.

Антонис говорил с вызовом, как человек, ожидающий яростного сопротивления. Но к немалому своему удивлению, вдруг понял, что мать согласно кивает. Конечно, ее желание защитить сына было таким же сильным, как всегда, но она знала, что он поступает правильно.

– Ты прав, – сказала Савина и добавила с полным убеждением: – Это наш долг – поддержать их, как только можем.

Савина на мгновение сжала сына в объятиях, и он ушел, боясь упустить четверых чужаков, которые могли уже выйти из деревни.

– Будь поосторожнее, – негромко произнесла в темноту мать, хотя парень уже отошел слишком далеко. – Пообещай мне, что будешь осторожен.

Антонис бегом вернулся в бар. Солдаты уже вышли на площадь, последние слова прощания были произнесены. Он поспешил к ним.

– Я вас провожу, – сообщил он англичанам. – Вам нужен тот, кто знает все пещеры, расселины в ледниках и ущелья. Одни вы там можете погибнуть. Я научу вас, как выживать в горах – как найти птичьи яйца, съедобные ягоды и воду в таких местах, где вы и искать бы не стали.

Солдаты что-то одобрительно пробормотали, когда знавший греческий язык товарищ перевел им слова Антониса, а переводчик шагнул вперед.

– Там весьма опасно. Мы это уже поняли, на собственном опыте научились. Мы тебе очень благодарны.

Павлос держался в сторонке. Как и его жена, он буквально терял голову от страха за своего первенца, но и восхищался им. Он растил своих сыновей, рассказывая им все об окружавшем их мире. Опыт Антониса поможет англичанам, ведь сын чувствовал себя в горах как дома. Он знал, какими растениями можно отравиться, а какие можно есть, из листьев каких кустов можно изготовить отличный табак. Гордясь храбростью Антониса, тронутый его энтузиазмом, Павлос обнял сына, а потом, прежде чем пятеро мужчин отправились в путь, повернулся и пошел домой, зная, что его ждет Савина.

Гиоргис обо всем этом рассказал Элени, когда очутился на острове на следующий день.

– Бедняжка Савина! – хрипло воскликнула Элени. – Она, должно быть, заболела от тревоги!

– Но кто-то ведь должен был это сделать. А этот юноша готов к приключениям, – беспечным тоном произнес Гиоргис, стараясь немного смягчить впечатление от ухода Антониса.

– Но как долго он будет отсутствовать?

– Никто не знает. Это все равно что спрашивать, как долго будет идти сама война.

Они оба посмотрели через пролив на Плаку. Несколько человек виднелись на берегу, люди шли по своим делам. С такого расстояния все выглядело как обычно. Никто бы и не подумал, что Крит оккупировали враги.

– А от немцев есть какие-то неприятности? – спросила Элени.

– Да ты бы и не догадалась, что они там, – ответил Гиоргис. – Они патрулируют днем, но вечером их не видно. Но все равно такое чувство, что они за нами постоянно наблюдают.

Последнее, о чем Гиоргис стал бы рассказывать Элени, так это об ощущении постоянной угрозы, теперь как будто пропитавшем сам воздух.

– Как ты себя чувствуешь, Элени? – сменил он тему.

Состояние его жены начало ухудшаться. Пятна на лице распространялись, голос стал хриплым.

– Немножко горло болит, – призналась Элени. – Но это всего лишь простуда, я уверена. Расскажи лучше о девочках.

Гиоргис без труда понял, что Элени тоже хочется сменить тему. Он знал, что не следует слишком много говорить о ее здоровье.

– Анна как будто стала повеселее. Она все так же усердно учится, но вот дома ничего делать не желает. Вообще-то, она, пожалуй, еще ленивее стала. Свою тарелку она еще может помыть, а вот до тарелки Марии и не дотронется. Я уже готов сдаться и отстать от нее.

– Ты не должен позволять ей ничего подобного, ты же знаешь, – перебила его Элени. – Она так обзаведется еще худшими привычками. К тому же для Марии это нелегко.

– Да я понимаю. И Мария что-то такой тихой стала… Мне кажется, она куда сильнее тревожится из-за оккупации, чем Анна.

– В ее жизни и так уже было достаточно потрясений. Бедное дитя! – сказала Элени.

В такие моменты она чувствовала себя бесконечно виноватой перед дочерьми, которые росли без нее.

– Все это так странно, – продолжила она. – Нас тут война почти не затрагивает. Я даже чувствую себя еще более изолированной, чем всегда. Я не могу разделить с вами опасности, которым вы подвергаетесь.

Ее тихий голос дрогнул, и Элени изо всех сил постаралась не разрыдаться на глазах мужа. Это все равно ничему бы не помогло.

– Нам ничто не грозит, Элени.

Конечно, Гиоргис лгал: Антонис был не единственным местным парнем, присоединившимся к сопротивлению, а рассказы о невообразимой жестокости немцев по отношению к тем, кого они хоть в малейшей мере подозревали в шпионаже, заставляли жителей Плаки содрогаться от страха. Но жизнь все-таки продолжалась, почти как обычно. У людей оставались повседневные дела, время года тоже диктовало свои требования. Когда пришла вторая половина лета, нужно было собирать виноград, когда наступила осень, необходимо было собрать оливки, круглый год приходилось доить коз, готовить сыр и ткать ткани. Солнце всходило, как всегда, луна заливала ночное небо серебристым светом, а звезды сияли, безразличные к тому, что происходит под ними.

Но при этом в воздухе постоянно висело напряжение и страх перед жестокостями. Сопротивление Крита стало более организованным, и еще несколько мужчин из деревни исчезли, желая сыграть свою роль во все разворачивавшихся событиях войны. Это добавляло людям ощущения того, что рано или поздно жизнь может измениться коренным образом. Такие же деревенские жители, как мужчины Плаки, встали в ряды сопротивления, и немцы охотились за ними, чтобы подвергнуть самым нечеловеческим карам.

В начале 1942 года несколько подростков, среди которых были Анна и Мария, возвращались домой вдоль края воды.

– Смотрите! – закричала вдруг Мария. – Смотрите: снег!

Но снегопады прекратились уже несколько недель назад, и скоро должны были начаться настоящие оттепели. Так что же за белые хлопья кружили в воздухе?

Мария первой поняла, что это такое. Вовсе не снег падал с неба. Это была бумага. За несколько мгновений до этого над головами ребят прожужжал маленький аэроплан, но они не обратили на него внимания, давно привыкнув к тому, что немецкие самолеты очень низко летали над этой частью побережья. Но этот сбросил множество листовок, и Анна поймала ту, которая летела прямо к ней.

– Посмотрите-ка, – сказала она. – Это от немцев.

Ребята подошли ближе друг к другу, чтобы прочитать листовку.

ЕСЛИ ВАША ОБЩИНА ДАЕТ УБЕЖИЩЕ ИЛИ ПРОДОВОЛЬСТВИЕ ВРАЖЕСКИМ СОЛДАТАМ ИЛИ ЧЛЕНАМ СОПРОТИВЛЕНИЯ, ВЫ БУДЕТЕ СУРОВО НАКАЗАНЫ. ЕСЛИ ВАША ВИНА БУДЕТ ДОКАЗАНА, ВОЗМЕЗДИЕ БУДЕТ БЫСТРЫМ И ЖЕСТОКИМ ДЛЯ ВСЕЙ ВАШЕЙ ДЕРЕВНИ.

Листки продолжали падать с неба, создавая белый подвижный ковер вокруг ног подростков, а потом их подхватывал ветер и уносил в море, и они смешивались с морской пеной. Дети долго стояли молча.

– Надо отнести несколько штук родителям, – предложил кто-то, подхватывая несколько листков до того, как их сдул ветер. – Мы должны предупредить их.

Ребята пошли дальше, набив карманы листовками, и их сердца колотились от страха.

Других жителей деревни послание поразило не меньше, только эффект оказался совсем не тем, на какой рассчитывали немцы.

– Ты сумасшедший! – заявила Анна, когда ее отец, прочитав листовку, просто пожал плечами. – Как можно не обращать внимания на такое? Эти члены сопротивления навлекают на всех нас опасность! Просто потому, что им хочется приключений!

Мария сидела съежившись в углу комнаты. Она уже чувствовала неминуемость взрыва. Гиоргис глубоко вздохнул. Он пытался совладать с собой, удержать желание выплеснуть на дочь весь свой гнев.

– Ты действительно думаешь, что они делают это ради собственного удовольствия? Замерзают насмерть в пещерах, едят траву, как какие-нибудь животные! Да как ты смеешь?!

Анна отшатнулась. Она любила выводить отца из себя, но ей редко случалось видеть в глазах Гиоргиса подобную ярость.

– Ты ничего о них не знаешь! – продолжил Гиоргис. – Ты не видела, как они входили глубокой ночью в бар, едва держась на ногах, почти умирая от голода, а подошвы на их башмаках такие тонкие, как луковая шелуха, а кости почти протыкают кожу! А ведь они это делают ради тебя, Анна, и ради меня и Марии!

– И ради нашей мамы, – тихо добавила из своего угла Мария.

Каждое сказанное Гиоргисом слово было чистой правдой. Зимой, когда горы покрывались снегом, а ветер завывал в кривых ветвях падубов, мужчины действительно с трудом выдерживали холод, прячась в пещерах. Там, в путанице горных ходов высоко над деревней, им приходилось довольствоваться теми каплями воды, что стекали со сталактитов, и у некоторых не хватало выносливости. Летом же, под палящим солнцем, они испытывали весь жар островного пекла, а когда пересыхали горные ручьи, жажда становилась еще более мучительной.