Мемуары - Роман Днепровский

 Как я уже говорил, попадались там вещи самые необычайные: например, однажды из пачки каких-то газет выудил я толстый  фотоальбом в тяжёлом коленкоровом переплёте - на титульном листе альбома была оттиснута фиолетовая печать "Р. Ф. Гейцъ" - а дальше весь альбом был заполнен видовыми фотографиями, которые этот самый Р. Ф. Гейцъ наснимал где-то на Байкале. Когда альбом этот у меня увидел Григорий Владимирович Васильев - иркутский краевед и коллекционер, хороший друг нашей семьи - то он сказал моей бабушке: " - Пользоваться тем, что Роману всего десять лет, было бы просто непорядочно - поэтому, позвольте, я предложу ему за этот альбом сто рублей..."  Как воспитаный мальчик, сто рублей я у Г. В. не взял - просто, подарил ему этот альбом. А через несколько дней Григорий Владимирович  передал мне через бабушку ответный подарок - старинный, ещё, кажется, времён Крымской войны - латунный бинокль. Мальчишкино счастье...

 Но я всё не о том. Я подбираюсь, и не могу подобраться к другой своей находке - к находке, сделавшей меня "героем дня" на уроке литературы. К находке, благодаря которой я... Ладно, много предисловия - тоже плохо. Рассказываю.

 Среди огромной кучи бумаги, выудили мы с Бегемотом (для тех, кто не знает, Бегемот - это одноклассник и лучший друг детства) - так вот, выудили мы с Бегемотом несколько номеров журнала "За Рулём" за 1928 - 1933 годы. Кто принёс эти разрозненные номера первого совецкого автомобильного журнала, какому классу принесли они лишние макулатурные граммы - Бог весть. А мы их нашли. Нашли, и стали изучать. Один из них Бегемот сразу же "захомячил": на обложке журнала была фотография самого Виссарионыча - того самого, который имел погоняло "Сталин" - а на первой же странице журнальчика был опубликован текст тоста, который произнёс "лучший друг всех автомобилистов" на каком-то приёме учёных. Помню, Бегемот тогда выучил первые несколько предложений этого эпохального тоста - и потом, в школьной столовой, подняв стакан с томатным соком, провозглашал, подражая оригиналу:

 - Таварышщы! А пию за науку! За саавэтскую науку! За ту науку, которая... - ну, и далее, по тексту.

 Ну, а мне достались остальные номера антикварного автомобильного журнала. И мы всё с тем же Бегемотом изучали их - прямо во время урока русского языка. И за этим занятием застала нас добрейшая наша Зинаида Павловна.

   Тот самый журнал...

 Нет, Зинаида Павловна не стала устраивать репрессий - она просто поинтересовалась, чем это мы тут занимаемся, и что это вызвало у нас такое бурное веселье. А веселье вызвала у нас статья, которую мы только что вычитали во втором номере журнала за 1928 год - и которую я позволю себе привести ниже целиком. Но прежде скажу, что забрав у нас наше увлекательное чтиво, Зинаида Павловна сама ужасно заинтересовалась найденными нами раритетами - заинтересовалась настолько, что на следующем уроке, который был уроком литературы, попросила меня выйти к доске - и прочесть всему классу ту самую статью...

 И вот я выхожу и читаю:

 - Вы можете мне объяснить по-русски, - ответил мне шофёр.

 Было странно слышать русскую речь в Порт-Отей, на окраине Парижа. Только потом я узнал, что 50% всех парижских ночных шофёров - русские эмигранты, по большей части - офицеры белых армий. Русский ответ шофёра был для меня как нельзя более кстати. Я точно не знал названия улицы, куда я должен был направиться, и по-французски мне было трудно объясниться.

 Я вспомнил, как в деревне один шутник указывал мне приметы, по которым я мог найти двор председателя сельсовета: "Иди прямо, а потом назад, а там против лиха на взгорочке рябая собака, новые ворота". Именно здесь, в Париже, воспоминание об этом ответе заставило меня молча засмеяться.

 - Я знаю, - говорю, - что улица Шорон - где-то недалеко от Гранд-Оперы (Большой оперы). А там, вероятно, против лиха, на взгорочке...

 - А если так, то садитесь - найдём, - засмеялся шофёр. - Сколько лет из России? - обратился он ко мне.

 - Лет? - ответил я. - Я приехал оттуда несколько дней тому назад.

 - Как?! Вырвались?

 - Зачем было рваться? Получил паспорт - поехал. Побуду в Париже месяц, - вернусь обратно.

 Шофёр замолчал. Он понял, что мы говорим на одном языке, но на разные темы.

 - Нет, вы приехали не из России, - продолжал он, незаметно отодвинувшись от меня (я сидел с ним рядом). - России нет. Мы увезли её с собой. Там у вас какой-то Совецкий Союз, пристанище всех заговорщиков против современной культуры, против братства народов, против всего, что есть святого на земле и на небесах. России больше нет. Простите, как шофёр, я не должен такие резкости говорить своему "барину", как у нас в России говорили, но ведь мы говорим теперь, как русские.

 - Пожалуйста, пожалуйста.

 - Вы не смотрите на меня, как на разболтавшегося шофёра, начитавшегося газет. Я - один из наиболее видных офицеров генерального штаба, должен был быть профессором, занимал ряд видных постов и в войне против Германии, и. как вы там называете, гражданской войне. Я знаю, вы сейчас будете удивлены: я был на ответственном посту и в Красной Армии. Вы знаете Егорова? Он командовал вашими армиями на Украине, и вот - я первый начальник штаба Южной армии. Вместе с Егоровым я её создавал, - слышите: я, генерального штаба (такой-то). Потом я перешёл из Красной армии к белым. Я хотел защищать свою русскую родину. От кого? От мирового пролетариата, как вы там говорите. Я верю в великую Россию!

 Я раньше решил было промолчать. Мне рассказывали, что многие белогвардейские офицеры, побывав год шоферами в Париже, начинают ненавидеть капиталистов. Привыкшие столь гордиться своим дворянским происхождением и офицерским чином, они, покатав десятки тысяч откормленных международных кутил с их французскими кокотками, простаивая ночи в ожидании у какого-нибудь загородного ресторана, начинают понимать, что такое буржуазия и почему её ненавидят те, кто вынужден на неё работать. Я всё таки спросил об этом моего шофёра. Он промолчал. Видимо, я затронул его больное место. И ему я всё-таки решил рассказать о новой России. О деревне, мимо которой он ездил в гости к своему другу в имение, которая за революцию выросла, больше чем за прошлые 50 лет.

 Я рассказал ему о многом!

 Шофёр молчал. Мы летели вдоль дворцов и ярко освещённых ресторанов, мимо звонкой толпы кричащей о дешёвых распродажах женщин, реклам.

 - Прощайте. Мой вам совет: обучайте вашего сына технике подъёма урожайности. Кто знает, может быть, ему удастся вернуться в Совецкий Союз, стать его полезным рядовым строителем и когда-нибудь выхлопотать разрешение вернуться старику-отцу, просящему милостыню на французских бульварах.