Дрёма. Роман - Игорь Горев

Дрёма не ответил вслух, а сделал двусмысленное движение головой и плечами, мол, посмотрим.

Вошла Надя, неся кувшин с молоком и ароматной булкой свежеиспечённого хлеба. Разговор на время прервался и продолжился после того, как стол был накрыт, и все заняли свои места. Оцепленный храма и мама заговорили о малопонятных Дрёме вещах. Он с интересом слушал, что: «…нужно чаще наводить блеск металла…», «Жизнь – цепочка поколений. Ритуалы сцепки позволяют сохранить преемственность…»

– Да, жизнь, – сладко вздохнул Серафим, – прадеды понимали важность каждого звена. Для них Я служило не украшением, а смыслом жизни. И сегодня очень важно поведать новым поколениям суть «Свода Цепей Вирта». Чтобы они понимали: их благосостояние лежит через отполированный трудом металл предков…

Мама чаще молчала, не прерывая речистого собеседника, и только иногда кивала головой в знак согласия, позволяя себе кротко вставлять в паузы: «да, да» или «не говорите – времена не те на улице».

– Вот и книжники вносят свою лепту – разрывают единство. Не понимают они – бумага горит, а цепи вечны. Говорят, в Стенограде гуляет в народе некая книга «Свобода и цепи», так она, по-моему, называется. Так вот до чего дописался бессовестный книжник! – Цепи Покровителя возмущенно заголосили, сопровождая резкое движение, – представляете: «… без цепей ходить намного легче… Я пробовал и вам того желаю».

– Как же так? – испуганно всплеснула руками мама.

– Вот такие-то дела, хозяюшка. Люди сами разрывают спокойное течение дней. Ведь сказано в «Своде»: «… всё в мире взаимосвязано… Оглядитесь, и вы заметите вокруг себя бесподобную стройность и взаимосвязь всего сущего… Это ли не образ, идущий к нам из седых глубин прошлого, бесконечных звеньев? Где каждое звено – отдельная жизнь… Разбросанные по земле, они представляют собой хаос. Но собранные воедино, выстраиваются в неразрывные цепи гармонии…» – Оцепленный перевёл дыхание и снова продолжил, воодушевлённый внимательным молчанием слушателей, – разве не служит доказательством мудрости, заложенной в «Своде», то, что с каждым новым поколением мы живём всё лучше и лучше. А вспомните, что писалось о прошлом: «… и было смятение. И Вирт Первый глядел с недоверием на племя многочисленное… отражение смущало… зоркая мудрость, проникая в природу тьмы, дальновидно предвидела хаос…» Цепи служат пониманию своего предназначения и своей гармоничной простотой словно говорят: твоя жизнь не бессмысленна – она соединяет прошлое и грядущее. И пусть порой бывает тяжело, именно они позволяют нам сказать: я осознал свое Я, ощущая на себе тяжесть предназначения каждого человека на земле. Глядя на себя и сравнивая свою жизнь с другими, мы спокойно уходим – я был.

Цитируя выдержки из неизвестного Дрёме «Свода», чтимый Серафим незаметно преображался, и в голосе появлялись торжественные певучие нотки.

– Как видите, молодые люди, Я не просто металлические украшения, в них заложена мудрость жизни. Если хотите, философия жизни. Я вот смотрю на вас и вижу: у Нади, несмотря на её юный возраст, уже имеется определённый вес, положение, и не только среди одногодок, что тоже немаловажно, но и среди взрослых, она – новое поколение. Так что…, – Оцепленный смутился.

– Дрёма, – подсказала мама, догадавшись о причине его смущения.

– Да, да, Дрёма, вот вам достойный пример благотворного влияния цепей на весь уклад нашей жизни – вы знаете теперь к чему стремиться. И я от всего сердца желаю вам приобретения новых цепей.

– Спасибо, – без энтузиазма пробормотал мальчик.

Серафим ещё немного посидел, похвалил хозяйку за хлеб и засобирался. У входа он благочинно произнёс:

– Новых звеньев вам и вашему дому.

Уже лёжа в постели, Дрёма вспомнил странного посетителя и его длинные певучие речи. Вроде бы и глупость на первый взгляд, а оказывается, без неё жизнь потеряла бы свой смысл. – Он смотрел в темноту, в которой еле-еле угадывались потолочные балки. – Ведь точно – сними цепи, и чем мы будем отличаться от животных? – да ничем! А цепи связывают нас в общество… – тут он словил себя на мысли, что цепи незаметно становятся необходимой привычкой, – он уживается с ними. Хотя ещё вчера плакал, ощущая на руке холодное присутствие Я. – Я не примиряюсь, – дискутировал он сам с собой, – я учусь терпению и пытаюсь понять этот странный мир. Он же существует – значит, имеет право на жизнь. В следующее мгновение он спал.

Он не был удивлён, когда всё небо покрылось золотыми тучами. Не удивил и странный звук грома – будто одновременно зазвенели тысячи огромных цепей. Какой необычный снег, – подумал он, увидев, как сверху, медленно кружась, устремились вниз яркие блестки. И только когда они приблизились совсем близко, он инстинктивно вжал шею – блестками оказались металлические звенья. Страх быть раздавленным заставил зажмуриться и сжал сердце. Сейчас! Вот, сейчас! Но, как ни странно, ничего не происходило. Лишь обострившийся слух улавливал мелодичное позвякивание падающих с высоты необыкновенных осадков. «С первыми звеньями вас, молодой человек»! Он удивлённо разжал веки. Перед ним, светясь от радости, стоял Покровитель немеркнущих звеньев. «Что? – переспросил он, поражённый этой встречей при таких необычных обстоятельствах». «Посмотрите, какая красота, – по-прежнему улыбаясь, произнёс Серафим, – только в такие минуты понимаешь величие природы – всему свое время. А вы, по-моему, испугались!» «Да немного. Всё-таки металлический снег – такого я ещё не видел». «Ничего, привыкнете – вначале, да, согласен, выглядит более чем странно. Но обратите внимание, насколько они своеобразно чудесны» – Оцепленный храма загрёб полную горсть горящих на солнце звеньев и подбросил вверх, те весело зазвенели и, сплетаясь между собой, устремились вниз. Дрёма, поражённый зрелищем, смотрел на то, как отдельные звенья на глазах превращаются в цепь. «Что – чудо! То-то же. А почему бы и нет – ведь из снега лепят снежки, а из звеньев – цепи». – Серафим явно был счастлив: то, чем он жил, во что верил и чему служил, находило явное и весомое подтверждение в виде заваленных звеньями улиц. Дрёма огляделся: кругом были люди. Лица взрослых одновременно и радостные и озабоченные – красота, но нужно будет расчищать мостовые, они уже свыклись и с красотой и по взрослому – мудро – с заботами. Дети, сбиваясь в стайки, поднимали над собой целые железные облака и, как завороженные, глядели на падающие искрящиеся цепи. Они не понимали – они жили… «Соня»! Он огляделся – никого. И тут опять откуда-то сверху раздался громкий голос:

– Соня, хватит спать!

Дрёма проснулся. Сон, – облегчённо вздохнул он. – Надо же присниться такому!

– Не притворяйся – ты уже не спишь!

Он повернул голову и снова зажмурился – яркое солнце пробивалось сквозь узкую щёлочку между плотно задёрнутыми шторами. За полосой утреннего света стояла Надя и настойчиво будила его.

– Знаешь, такой странный сон приснился, – потягиваясь на постели, ответил он.

– Знаю, знаю. А ты знаешь, который час – десятый. Поднимайся, мойся, и будем завтракать. – Надя скрылась за дверью, оставляя его наедине с полосой яркого света.

Уставшие после весёлых игр, ребята вповалку растянулись на земле в тени деревьев. Громкие крики, только что оглашавшие местные полянки, сменились умиротворённой тишиной.

Дрёма лежал и смотрел на бегущие по небу облака. Так хочется знать: эти облака так же будут медленно парить над мамой; или всё, буквально всё изменилось – и облака, и люди, и, может быть, и я. Ну, облака и люди – не знаю. Но ведь я – прежний. – Дрёма оглядел полянку, на которой валялись вповалку уставшие товарищи по играм. – И дети, сними с них цепи, такие же, как и в том мире. Хотя, нет, – он посмотрел, как Андрей, лениво повернулся на другой бок. Он привычным движением сгрёб все свои Я и перенёс на новое место. — Я незаметно заставляют жить иначе. И если мне суждено жить здесь, то я тоже приноровлюсь и стану, не задумываясь тащить на себе всю эту Ячушь. – Последнее слово развеселило его, и он тихо, про себя, рассмеялся своей находчивости.

– Ты чему смеёшься? – шепнула Надя, расположившаяся рядом.

Так-так, – подумал Дрёма, – и за мной наблюдают. – И он повернул голову в сторону девочки.

– Да так, о своём, – ему не хотелось посвящать её в свои мысли, тем более что для неё они были бы оскорбительны…

Он совсем не похож на остальных ребят. Постоянно о чём-то думает. Хотелось бы знать о чём. «Наблюдатель» – резюмировала она, улыбнувшись своему сравнению, и сразу нахмурилась – это она улыбается ему, но у остальных несколько другое отношение…

Дети, не задумываясь, включают его в свои игры и развлечения. Включают с оговоркой – чужой. Это слово часто неосознанно вклинивалось в разговор, когда речь заходила о Дрёме. Вот почему Надя нахмурилась – ей хотелось, чтобы Дрёма забыл все свои невзгоды и стал одним из них. Она снова стала незаметно наблюдать за ним. А захочет ли он носить Ярод? – думала она, глядя, как Дрёма долго не мог найти место для почти невесомого Ячу… Думая о счастье другого она обязательно оковывала его «цепями счастья».