Всего три дня - Валерий Бирюков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А в это время расчеты орудий, выделенных на прямую наводку, уже выкатывали вручную гаубицы поближе к огневым позициям. Использовать тягачи перед самым передним краем было опасно — это могло привлечь внимание «противника». Благо еще, что местность здесь была покрыта густым кустарником, позволяла передвигаться без опаски.
Расчет сержанта Нестеровича дружно тянул за сведенные станины свое орудие под недовольное ворчание Ляпунова:
— Возились до полночи, кончали окоп, а теперь опять упирайся, как вол. Тоже мне тягач нашли — гвардии рядовой Ляпунов! Степа, не я тебе говорил: не спеши выполнять приказание, ибо новое дадут?
— Тебе бы только языком ляпать, — ответил ему, покряхтывая от усилия, Новоселов. — В полном соответствии с фамилией.
— Нет, ты на личности не переходи. Мы когда про нового батю говорили, ты что сказал, ну-ка вспомни? Что «не с дула будем гаубицу заряжать», так? А это что, по-твоему? Это когда же мы огневую подготовку прямой наводкой вели?
— Не вели, так будем, Ляпунов! — одернул его сержант Нестерович. — А приказ командира дивизиона нечего обсуждать.
— Оно конечно, наше дело маленькое: прикажут — сделаем, — печально согласился Ляпунов. — А только в живых походить еще хочется. «Южные» же нам ка-ак дадут, так все мы и ляжем! А меня там Лидочка ждет.
— С тобой, Ляпунов, не заскучаешь, — засмеявшись, сказал Нестерович. — Хочешь живым ходить — крутись у орудия быстрее. Поразим свои цели и перейдем на запасную. Чего тут сложного?
Новоселов вновь ухватился за станину.
— Давайте, братцы, работы еще по горло. Потащили, — сказал он, и артиллеристы расчета покатили орудие вперед, облепив его со всех сторон, как муравьи.
Новоселов торопился не только потому, что у него в этой стрельбе и в самом деле хватало работы. Ему хотелось на прощание не подвести батю, порадовать хорошей стрельбой за его доброту и заботу. А второй, не менее важной причиной спешки было Ольгино письмо. Он хотел, чтобы учения прошли не только хорошо, но и как можно быстрее. Каждая минута промедления неосознанно воспринималась Новоселовым, как отдаление предстоящего свидания с Ольгой.
— Вот кому ни забот, ни хлопот, так это нашему Новоселову, — угадал его мысли Ляпунов. — Разрешили бы — без тягача с гаубицей на прицепе помчался, бы к своей ненаглядной.
— Ну и язык у тебя, Ляпунов, — вступился за Новоселова Лебедев. — Прямо без костей, но с иголками.
— Молчу, молчу, — заверил его Ляпунов. — Своего же счастья не понимаете: у вас в расчете есть человек, который вам соскучиться не дает, а вы его травите. Уволюсь — еще пожалеете.
— А ты лучше о себе рассказывай, — подал голос рядовой Уренгалиев.
Удивленно покосившись на молодого зарядного, Ляпунов выразительно покрутил головой, — мол, совсем житья не стало, если уже и первогодок его поучает, — но промолчал.
Если бы на сопках находились не мишени, а настоящий противник, то вряд ли он сумел бы обнаружить орудие гвардии сержанта Нестеровича и другие расчеты, скрытно пробирающиеся поближе к переднему краю в густых зарослях кустарника и по оврагам. А через час, когда над горами поднялось солнце, всякое движение прекратилось. Орудия, выведенные на прямую наводку, стояли в нескольких метрах от своих огневых позиций. Они должны были включиться в огневую подготовку через две минуты после ее начала, когда на позиции «южных» обрушатся снаряды батарей, стреляющих с закрытых позиций, и внимание наблюдателей «противника» будет отвлечено.
В шесть тридцать Антоненко, Глушков и Савельев уже были на командно-наблюдательном пункте полка. Командир дивизиона и начальник штаба принялись за работу, готовясь к стрельбе, соединились со всеми НП, огневыми позициями. А Алфей Афанасьевич подошел к полковнику Кушнареву, пожаловался:
— Намудрили мои чего-то, даже не знаю, какая стрельба получится. Туго тебе придется, если испортим огневую подготовку.
— Ничего, не испортите, — успокоил его Кушнарев, хотя тоже волновался за то, как справятся со своей задачей артиллеристы. — Некуда отсюда «южным» деться. Сзади они отрезаны моей ротой, резервы к ним не пропустят. А если вы не справитесь — я свою артиллерию подключу — реактивщиков, минометчиков. Добьем. Только быть не может, чтобы твои не справились. Не верю.
— Я тоже, — признался Савельев. — Что же я, ничему дивизион не научил? Только майор как-то необычно собирается стрелять, как бы дров не наломал.
— Неугомонный ты, Алфей, вот и придумываешь себе страхи. Не думаю, что твой Антоненко совсем без головы. Не так ли?
— Внимание всем, — негромко и торжественно сказал в это время майор Антоненко, и друзья оборвали разговор, повернувшись в его сторону. — «Буря», огонь!
Все подняли к глазам бинокли.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
И загремела в горах канонада. Но для слуха подполковника Савельева, привыкшего к густой, мощной, слитной стрельбе всех орудий дивизиона, она казалась странной. Он улавливал разнобой в этом гуле, да и взрывы снарядов на всех трех сопках вздымали в воздух землю тоже неодновременно, в разных местах. Через две минуты, когда выкатились из укрытий орудия и стали бить по целям прямой наводкой, канонада усилилась, но подполковник все равно слышал в ней пугающую его дробь. Солидно, вроде бы не торопясь, ухали гаубицы, огнем которых руководили с наблюдательных пунктов батарей и с КНП полка, частили, точно захлебываясь, орудия, бесстрашно выдвинутые на дальность прямого выстрела и в упор расстреливающие оборону «южных» на лежащих перед ними сопках. И Савельева успокаивало только то, что этот рассредоточенный огонь, покрывавший взрывами высоты от подножий до самых гребней, был очень точен. При минимальном расходе снарядов за каких-то десять минут дивизион вскрыл всю оборону «южных» и теперь доламывал ее в оставшиеся до начала атаки минуты.
Теперь, когда он видел, что замысел майора Антоненко удался, Савельев почувствовал уважение к своему преемнику, легко разгрызшему «орешек», который ему самому этой зимой оказался не по зубам. И собой подполковник был доволен: вон каков его дивизион, любая задача ему по плечу! Все связи отлажены, до автоматизма отработаны действия расчетов. Если посредники начнут выводить из боя «пораженные» обороняющимися орудий — а на прямой наводке часть из них обречена, — все равно результат не изменится, потому что они успели сделать свое дело.
— Вот молотят так молотят! — восхищенно рокотнул возле его уха полковник Кушнарев. — А ты, Алфей, паниковал! Твоя выучка, старина. Помнишь, как мы с тобой в сорок третьем? Похожи твои хлопцы на тебя.
— А идея его, — кивнув в сторону майора Антоненко, хладнокровно наблюдающего за разрывами снарядов и отрывисто бросающего команды на введение корректур, сказал подполковник Савельев. Он хотел быть справедливым к майору, хотя слова друга польстили ему. — И потом, считай, что как минимум двух взводов уже не существует и в помине. В настоящем бою их бы уже вывели из строя… Ага, что я говорил?
Подполковник услышал, как вновь поредела канонада, увидел, что на сопках стало меньше разрывов, и понял, что это могло означать: вывели-таки посредники часть орудий. Заметил он, что Антоненко в пылу боевой работы тоже сумел уловить этот перебой — нахмурил лоб и еще более резко стал отдавать команды радисту Климову. А майор Глушков продолжал работать, как обычно, бесстрастно и спокойно. Да, они достойны друг друга, довольно подумал Савельев, в хорошие руки он отдал свой дивизион.
— Приготовиться к атаке! — Властный бас полковника Кушнарева прервал его мысли. Савельев опустил бинокль, взглянул на часы: до «Ч» осталось пять минут…
Среди выведенных из стрельбы орудийных расчетов был и расчет сержанта Нестеровича. Сержант с досадой опустил уже поднятую руку с флажком и дал отбой. Осталось сделать последний выстрел — и расчет увел бы гаубицу на запасную позицию. Несправедливо: их орудие вело огонь в высоком темпе, и в настоящем бою противник вряд ли успел бы его подбить! Тем более что, начнись дуэль, неизвестно еще, кто кого. Ладно хоть цели свои уничтожили.
— Убитые мы, — печально сказал рядовой Ляпунов, когда посредник, старший лейтенант, отошел от орудия. Вид у заряжающего был такой, будто он только что выскочил из самой гущи рукопашной схватки: курносое лицо мокро от пота, пряжка ремня сдвинута набок, тужурка измята и взмокла на груди и на спине между лопаток. — Что я говорил? Сничтожил нас супостат! А вы? Эх вы! Не увижу я свою Лидочку. И тебе, Степа, в увольнение не хаживать.
Никто из солдат не поддержал его шутку. Новоселов снял с гаубицы панораму, бережно завернул ее в мягкую ткань и уложил в ящик. Уренгалиев с Лебедевым наводили порядок в своем хозяйстве — укладывали неиспользованные боеприпасы. Ляпунов засунул вынутую было сигарету опять в пачку и принялся собирать стреляные гильзы.