Рассказы - Уильям Тревор

- Разумеется, нет. - Синтия в деланном согласии закивала головой. - Они же выродки, уроды. Разве они могут быть иными?

- Никто этого не говорит, дорогая.

- Их история должна была бы на этом кончиться, он так и работал бы в доках Белфаста, а она принимала бы ставки. Их не слишком веселая детская любовь прошла бы без следа, как суждено такой любви. Но почему-то у них все получилось иначе.

Декко попытался перевести разговор на другую тему, начал рассказывать, как у них в школе один ученик воспылал романтической страстью к дочери землекопа, а потом женился на ней. Мы помолчали, Синтия устало сказала:

- Вам на все наплевать. Наплевать, что их уже нет в живых.

- Их, Синтия? - спросила я.

- Господи, да я же говорю вам! - закричала она. - Эту девушку убили в ее комнате на Мейда-Вейл.

Хотя у меня любовная связь с женатым мужчиной, я стараюсь думать о душе. Хожу в церковь, принимаю причастие, Стрейф тоже ходит к причастию, правда, не так часто, как следовало бы. Синтию же никак не назовешь религиозной, и меня покоробило, с какой легкостью она богохульствует, как легко говорит о смерти на Мейда-Вейл после всего этого вздора про историю и детей. Стрейф качал головой - ясное дело, Синтия просто не отвечает за свои слова.

- Синтия, дорогая, - сказала я. - Ты ничего не путаешь? Ты в расстроенных чувствах, тебя мучили кошмары. Может быть, это только твое воображение или ты что-то прочитала...

- Бомбы не взрываются сами собой. Смерть не приходит сама собой в Дерри и Белфаст, в Лондон, Амстердам и Дублин. Всегда есть убийцы - вот о чем история этих детей.

Наступило молчание, мы сидели растерянные, не зная, что сказать. Но Синтия и не ждала от нас никаких слов, она твердила свое:

- Мы пьем джин с тоником, едим барашка или котлеты по-киевски. Милая Китти приветливо встречает нас в столовой, а в холле старина Артур всегда готов к услугам. Здесь кругом цветы, и у нас свой постоянный столик.

- Разреши, мы проводим тебя в твою комнату, - умоляюще попросил Стрейф, а я взяла Синтию под руку.

- Пойдем, старушка, - сказал Декко.

- Искалеченные на улицах, лужи крови на стоянках машин. "Бритты, убирайтесь!" - написано на каменной стене, но нас же это не касается! Тогда я сказала спокойно, четко выделяя каждое слово, чтобы до нее дошло. Пора, наконец, назвать вещи своими именами, и неважно, имею я на это право или нет. Я сказала:

- Ты просто не в своем уме, Синтия.

Французское семейство удалилось. Два далматских дога, Чарджер и Снуз, медленно прошлись по комнате, понюхали и ушли. Китти принялась убирать со стола, за которым пили чай французы. Я слышала, как она говорит молодоженам, что на завтра прекрасный прогноз.

- Синтия, - сказал, поднимаясь, Стрейф. - Мы терпеливо слушали тебя, но, признаться, ты ведешь себя глупо.

Я кивнула. "Действительно", - подтвердила я мягко, но Синтия перебила меня:

- Ему кто-то рассказал о ней. Назвали ее имя, а он не мог поверить. Девочка, которая смеялась на морском берегу и которую он любил, сидит одна в комнате на Мейда-Вейл и делает бомбы.

- Синтия, - начал было Стрейф, но она не дала ему сказать, и он снова беспомощно сел.

- Каждый раз, когда он узнавал, что где-то снова взрываются бомбы, он думал о ней и не понимал, что с ней стало. Он плакал, рассказывая об этом; его неотступно мучил вопрос, как могло ее сердце так ожесточиться. Днем он был не в силах работать, а ночью лежал не смыкая глаз. Ее образ преследовал его, он то вспоминал их робкие детские поцелуи, то видел ее руки, аккуратно выполнявшие свою страшную работу. Он представлял, как она торопливо идет в толпе с хозяйственной сумкой, оставляет ее там, где многолюднее, чтобы было побольше жертв. Он вспоминал, как перед старым заброшенным домом, каким был тогда Гленкорн-Лодж, они разводили костер и готовили еду. Долго лежали на траве. И возвращались на велосипедах домой, обратно на городские улицы.

Мне вдруг пришло в голову, что Синтия все выдумала. Эта история возникла в ее воображении в тот момент, как несчастный утонул у нее на глазах. Они только что мило болтали, он вполне мог ей рассказывать, как проводил здесь каникулы, наверное, упомянул о какой-то девушке; в этом не было ничего особенного, он действительно мог приезжать на каникулы в Гленкорн-Лодж. Незнакомец попрощался, а потом с ним случилось это несчастье. Когда Синтия увидела, как он тонет, что-то сместилось в ее сознании, у ней вообще явная склонность к депрессии. Я понимаю, нелегко, когда сыновья тебя презирают и муж тобой пренебрегает, только и осталось в жизни хорошего что бридж да наши поездки сюда. Вот она и сочинила всю эту галиматью про девочку, ставшую террористкой. Воображение Синтии связало страшную нелепость случайной гибели с бессмысленным разгулом насилия, которое регулярно показывают по телевизору. Интересно, что привиделось бы бедняжке, если бы мы отдыхали, скажем, в Саффолке.

Я почувствовала, что Стрейф и Декко тоже начинают понимать, что Синтия просто морочит нам голову со всей этой историей о рыжем пареньке и девочке. "Бедняжка", - хотела я сказать, но промолчала.

- Он долго искал ее, несколько месяцев бродил по улицам Лондона в толпах людей, где каждый встречный мог стать ее жертвой. Он нашел ее, она взглянула на него, и он понял, что она отреклась от их прошлого. Она не улыбнулась, казалось, ее губы разучились улыбаться. Он звал ее с собой на родину, но она молчала. Ненависть затаилась в ней точно болезнь и, расставшись с ней, он ощутил в себе такую же ненависть.

Стрейф и Декко снова закивали. Стрейф, наверное, понял, что возражать бессмысленно. Можно было лишь надеяться, что финал сей саги близок.

- Он поселился в Лондоне, устроился работать на железной дороге. Но мысли о ней по-прежнему не давали ему покоя, все сильнее терзая своей неотступностью. Ему сказали, где можно достать оружие, он купил пистолет и спрятал его в коробку из-под ботинок. Временами он вынимал пистолет, посмотрит на него, посмотрит и снова уберет. Ему была ненавистна ее всепоглощающая жестокость, но он сам уже ожесточился: он знал, что ничто, кроме смерти, не остановит его подругу. Когда он снова пришел в ее комнату на Мейда-Вейл, в них обоих не осталось ни капли человечности.

Я с облегчением заметила, что к нам направляются Мэлсиды; Стрейф и Декко тоже явно обрадовались. Как и его жена, мистер Мэлсид уже вполне владел собой. Он откровенно хотел замять эту историю и говорил ровным, спокойным голосом. Постороннее вмешательство было нам кстати.

- Я должен принести вам свои извинения, миссис Стрейф, - сказал он. Мы глубоко огорчены происшедшим, этот человек доставил вам столько беспокойства.

- Моей жене еще немного не по себе, - объяснил Стрейф. - Но она выспится хорошенько и утром будет весела как пташка.

- Очень жаль, миссис Стрейф, что вы не позвали мою жену или меня, как только он подошел к вам. - В глазах мистера Мэлсида мелькнула досада, но голос оставался таким же ровным. - Мы могли бы легко избежать этой неприятности.

- Нельзя избежать неотвратимого, мистер Мэлсид, и нам никуда не деться от открывшегося нам ужаса. Вы представляете, как, став взрослой девушкой, она сидит за струганым крашеным столом, а вокруг проволочки и взрыватели? О чем она думала в той комнате, мистер Мэлсид? Что происходит в сознании человека, охваченного страстью уничтожения? На каких-то задворках он за большие деньги купил пистолет. Когда ему пришла мысль убить ее?

- Понятия не имею, - сказал мистер Мэлсид, нисколько не смутившись. Чтобы успокоить Синтию, он не выразил удивления и был очень сдержан.

- Я хочу сказать, мистер Мэлсид, что мы должны не прятать голову, как страусы, а постараться понять, почему эти двое преступили черту.

- Дорогая, - сказал Стрейф, - у мистера Мэлсида много забот.

Не обращая внимания, слышат ли его другие постояльцы, мистер Мэлсид произнес таким же ровным голосом:

- Здесь случаются беспорядки, миссис Стрейф, но приходится как-то приспосабливаться.

- Я хочу сказать, что можно хотя бы пожалеть двух детей, жизнь которых так нелепо оборвалась.

Мистер Мэлсид ничего не ответил. Его жена улыбалась, стараясь изо всех сил сгладить неловкость. Стрейф что-то шептал Синтии на ухо, скорей всего, умолял ее опомниться. И снова я представила, как к Гленкорн-Лоджу подъезжает синий фургон, ведь теперь уже всем ясно, что болезненно впечатлительная женщина просто сошла с ума, потрясенная зрелищем смерти. Бессвязный рассказ о мальчике и девочке, страшная путаница у бедняжки в голове, история детей, как она ее называла, - во всем этом и не надо было искать никакого смысла.

- Убийцы преступают черту, мистер Мэлсид, Англия всегда проводила черту запретов и отчуждения на захваченных землях. В Ирландии это началось в 1395 году {19}.

- Дорогая, - сказала я. - То, что здесь случилось, не дает никаких оснований называть людей убийцами, преступившими какую-то там черту. На твоих глазах произошел несчастный случай, и вполне естественно, что на тебя это ужасно подействовало. Ты только что разговаривала с этим человеком, сидя у магнолий, и вдруг такое потрясение - ты видишь, как он поскользнулся...