Записки прокурора - Анатолий Безуглов

- Продолжайте, - попросил я.

- Вскоре он приехал ко мне на разъезд... Оказалось, и я не могла его забыть. Вы понимаете?

Я кивнул. Она от волнения прерывисто вздохнула.

- Мне так хотелось помочь ему... И действительно, Борис бросил пить, стал лучше относиться к работе. Честное слово, я никогда не уговаривала его уйти от жены. Он мучился. Но по натуре Борис слабохарактерный. Честный, но не волевой. И вот недавно его жена узнала обо всем сама. Как-то она ворвалась ко мне в дом, надеясь застать Бориса. За всю жизнь меня так не оскорбляли. Тогда я твердо решила больше не встречаться с ним. Во всяком случае до тех пор, пока он не примет, наконец, какое-нибудь определенное решение... А в тот вторник одиннадцатого октября Борис снова приехал... Когда его вызвали сюда, он растерялся и не сказал правды. Да и мне велел молчать о своем последнем приезде: могло дойти до жены. Но когда мы узнали, что вы подозреваете Самыкина в краже драпа и даже произвели у него обыск, то поняли - все это из-за нас. И решили признаться...

Соня Белошапко, как и говорил Щетинин, появилась через три дня. Это была худенькая девушка в пестрой кофточке и темной юбке.

- Вы следователь, да? А я Соня Белошапко. Значит, так, я говорила с Олегом и все знаю. Я тоже видела человека с тюком и смогу... - Она говорила так быстро, что мне пришлось прервать ее.

- Хорошо, хорошо, - улыбнулся я. - Давайте лучше приступим к делу.

Я объяснил, что от нее требуется, усадил за стол, дал бланк протокола допроса и ручку, попросив как можно точнее и подробнее описать внешность того, кто похитил драп.

Тут меня вызвали к прокурору. И когда я вернулся минут через двадцать, Соня протянула мне листок. Я взял его и в первое мгновение даже растерялся.

- Что это? Неужели вы не поняли? - спросил я резко.

На бланке допроса было нарисовано чье-то лицо.

- Вы же сказали: портрет, - обиженно произнесла Соня. - Я думала, что так лучше. Я ведь рисую. Уже пять лет занимаюсь в художественном кружке, и наш преподаватель говорит, что у меня способности...

Я внимательно разглядел рисунок. На меня как бы искоса смотрел человек с орлиным носом и тонкими губами. И тут у меня возникла идея.

- Соня, - сказал я, - а могли бы вы еще раз нарисовать его? Карандашом и более детально? Только не смотрите на ваш первый вариант...

- Могу, - удивленно согласилась девушка.

Я дал ей лист чистой плотной бумаги, карандаш и резинку.

Минут через сорок портрет был готов.

- Вот, - с гордостью сказала Соня.

Я положил два портрета рядом. В том, что на обоих был изображен один и тот же человек, сомнений не было. И, главное, это совпадало с описанием, сделанным Олегом.

- Отлично! - вырвалось у меня. - Здорово это у вас получилось...

На следующий день были изготовлены фоторепродукции портрета. Их раздали работникам милиции. Следователь Бекетин предложил привлечь к розыску бригадмильцев.

Однажды утром, едва я успел войти в кабинет, раздался телефонный звонок. Я снял трубку и услышал знакомый, несколько гортанный голос подполковника Топуридзе - начальника областного уголовного розыска.

- Приветствую и поздравляю. По вашему портрету бригадмилец Михаил Григорьев задержал вора, которого вы разыскиваете. Приезжайте завтра к нам, прямо ко мне...

Топуридзе познакомил меня с "именинником" - так он представил Григорьева.

Григорьев смущался и поначалу отвечал на вопросы нескладно. Видимо, такое внимание к нему проявляли впервые. Ему было лет тридцать пять, и по виду он совсем не походил на героя - чуть ниже среднего роста, худощав. На скуле у него была ссадина, верхняя губа чуть припухла.

Работал он в небольшом городке механиком на трикотажной фабрике. В бригадмильцах уже три года. Как только в их отделение милиции поступили фотокопии портрета предполагаемого преступника, несколько раздали бригадмильцам.

За два дня до нашей встречи Михаил поехал в Ростов с женой навестить ее родителей. Вечером они с тестем и тещей пошли в ресторан.

- Сидим мы, значит, - рассказывал Григорьев, - и вдруг вижу - какое-то знакомое лицо. Мужчина. Думаю, откуда же я его знаю? Кудрявый, нос такой горбатый и губы тонкие... Тесть все расспрашивает, как мы живем, не собираемся ли перебираться в Ростов, к ним. А я глаз не могу оторвать от горбоносого. Он уже официантку подзывает, расплачивается. Тут меня словно молнией в темную ночь озарило. Вытаскиваю потихоньку фотографию из кармана, что дали в милиции. Смотрю: он и есть! А ворюга уже идет к выходу. Ну, думаю, упустил. Срываюсь с места и почти бегом за ним. Жена кричит: куда ты? А у меня одна мысль: не ушел бы. Кто-то еще крикнул за соседним столиком: "Держи его, кавалер сбежал!" Горбоносый, наверное, на свой счет принял, оглянулся. И шмыг поскорее за дверь. Я за ним. Он прибавил шагу и свернул в переулок. Я, естественно, тоже. И столкнулся с ним нос к носу. Стоит, спокойненько закуривает папиросу. Я огляделся - вокруг ни души. Говорю ему: "Пройдемте, гражданин, со мной". А он отвечает: "В чем дело? Кто ты такой, чтобы я тебе подчинялся?" Я на всякий случай взял его за рукав: "Бригадмилец я, прошу следовать за мной". Он так спокойно отвечает: "Покажи документы, а то ведь всякий кем хочешь назваться может". Ну, я полез в боковой карман за удостоверением, и в это время меня словно обухом по голове... Аж искры из глаз посыпались... Здорово он мне врезал правой. - Григорьев провел рукой по скуле. - Я упал, однако успел подставить ножку. Горбоносый тоже растянулся. Но сильный он, подлец, оказался, еще несколько раз приложился ко мне. Потом навалился, к горлу тянется. Я не даю, вцепился ему в руки изо всех сил. Горбоносый кричит: "Убью, гад, пусти лучше!" А я думаю, только бы сил хватило, пока кто-нибудь придет на помощь...

Григорьев замолчал.

- А дальше? - спросил я.

- Мои всполошились, выбежали, стали искать... Успели вовремя. И другие, прохожие, помогли. Скрутили мы горбоносого, отвели в милицию...

Задержанный был доставлен в нашу прокуратуру. Мы сидели друг против друга. Я смотрел на него и думал: "Ну и молодец же Соня, мельком видела этого человека, а как точно запомнила его лицо".

- Учтите, - возмущался задержанный, - вам это так не пройдет! Хватаете ни в чем не повинного человека... За самоуправство вас по головке не погладят!

Я ознакомился с его документами. Они были в порядке. Справка, командировочное удостоверение. Петр Христофорович Жук, работает в колхозе "Большевик" счетоводом. В Ростов приехал по делам колхоза.

- Скажите, Петр Христофорович, где вы были одиннадцатого октября?

- На областном совещании охотников, - не задумываясь ответил он.

В бумажнике Жука был вызов на это совещание.

- Почему оказали сопротивление бригадмильцу? Избили его...

- Да он же сам ни с того ни с сего набросился как ошалелый. А что бригадмилец, так на лбу у него не написано... Я решил, что это какой-нибудь грабитель. А меня бог силой не обидел. Думаю, покажу ему, где раки зимуют, а потом, конечно, в милицию сволоку... Одним словом, я требую, чтобы меня немедленно освободили. Я сейчас в командировке и времени у меня в обрез.

- Хорошо, я позвоню в колхоз, - кивнул я.

- Пожалуйста. Только, если можно, поскорее, - уже спокойнее сказал он.

"Неужели мы ошиблись? - думал я, связываясь по телефону с колхозом. - А что если этот Жук действительно честный человек?"

Ответил мне председатель колхоза Власенко. Он подтвердил, что у них работает счетовод Жук и что в настоящее время Петр Христофорович находится в областном центре в командировке.

Власенко встревожился не случилось ли чего с их счетоводом? Я ответил уклончиво и попросил председателя колхоза "Большевик" срочно прислать характеристику на Жука.

- Ну что, убедились? - злорадно спросил горбоносый.

Я на всякий случай позвонил в общество охотников. Но никто не ответил. Телефонистка с коммутатора сказала, что после совещания вряд ли можно кого-нибудь там застать.

Задержанный снова стал требовать, чтобы его отпустили, утверждая, что ни в чем не виноват.

Я прямо не знал что делать. Задерживать невиновного человека противозаконно, за это могут крепко наказать. И все же я решил вызвать Кривеля, Самыкина, Щетинина и Белошапко, чтобы произвести опознание.

Первым пришел Кривель. Он был встревожен вызовом, но когда узнал, зачем его пригласили, успокоился. Борис Кривель задержанного не опознал. И, когда мы уже прощались, признался:

- А знаете, товарищ Измайлов, Самыкин со мной до сих пор не разговаривает. Мы с Зоей ходили к нему, просили прощения. Он просто выставил нас за дверь.

- Ну а как бы вы чувствовали себя на его месте? - спросил я. - Сказали бы сразу правду, не навлекли бы на него подозрение. Да и на себя тоже.

Кривель вздохнул и ничего не ответил.

Самыкин тоже не опознал Жука. Вся надежда была на Щетинина и Белошапко. Но Олег, к сожалению, не пришел из-за болезни. Так что все зависело только от Сони.

Она пришла в прокуратуру и снова забросала меня вопросами. А когда вошла в комнату, где находились задержанный и еще двое мужчин, сразу показала на Жука.