Корректировщик - Александр Аннин

Ардашкин одобрительно кивнул, а Жучинский вдруг рассмеялся:

– Знаешь, какие недавно стишки услышал про наши разлюбезные «органы»? Видно, дефицит спиртного в народе таланты пробуждает. Вот слушай:

Красные фуражки, угрюмые лица,Это милиция идет похмелиться.За ними идут сотрудники МУРа —Вечно пьяные и вечно хмурые.За ними идет прокуратура —Эти пьют похлеще МУРа!Вместе с ними пьет судья,А когда же выпью я?

– Вот завтра и выпьешь, – скривился Анатолий Семенович. – Да еще в какой компании! Все генералы да маршалы. Слушай, а почему ты не попытался хорошенько выпить-закусить со следователем и опером? А? Неужели до такой простой вещи не додумался?

– Как не додуматься… – с досадой махнул рукой Жучинский. – Уж и так я к ним подкатывал, и эдак – ни в какую. Лица делают прямо каменные, аж оторопь берет. Типа – «мы на службе, сэр». Неправильные они какие-то, подозрительно это…

– Ладно, давай по завтрашнему дню. В общем, организуй все как положено, на высшем уровне. И это… Скажи своему Ходжаняну, пусть девочек на всякий случай подготовит. Пяток. И парочку «на замену». Думаю, хватит. Только чтоб не получилось, как в прошлый раз. Пусть набирает бригаду «скорой помощи» из наших лаборанток. Он, по-моему, их всех уже того…

– Сделаем, Толя. Ходжаняну бы не в нашем институте, а в Сочи сутенером работать.

– Знаю я его работу! Наработал уже нам на задницу прокуратуру и угрозыск…

Недели три назад, когда из Минобороны приезжала комиссия в составе пяти крупных чинов, случился, прямо сказать, непредвиденный казус, который имел крайне неприятные последствия. После демонстрации «достижений» института началась тривиальная пьянка. Пить военные тузы умели, этого у них не отнять. Ближе к полуночи один из престарелых генералов намекнул, что неплохо бы разбавить мужскую компанию прекрасным полом. Остальные, обмениваясь солдатскими прибаутками, одобрили порыв сослуживца. Нет, ну ладно – сорокалетний полковник из научно-технического управления – как его, Чухлов, кажется? Кстати, единственный, кто хоть что-то понимал, но с его голосом не считались – как говорится, не в чинах… С ним все понятно – тот еще кобель. Но эти-то ровесники века…

«Обожрались экстракта йохимбе, что ли? – недоуменно подумал Ардашкин. – Или просто их, как нормальных мужиков, вдали от дома тянет на приключения…»

Как бы то ни было, к такому повороту в НИИ не подготовились. И Ходжаняну пришлось срочно выписывать буквально первых попавшихся девочек из близлежащего райцентра – Домодедова. Ну и, конечно, этих «юных натуралисток» до изумления шокировали и обстановка, и ранг клиентов. Умственными способностями девчонки обременены не были, и, покинув поутру таинственное святилище науки, принялись восторженным шепотком рассказывать «в кругу завистливых подруг» о минувшей ночи. По райцентру поползли ненужные слухи…

Вскоре Ардашкин по какому-то хозяйственному вопросу встречался с первым секретарем Домодедовского горкома партии Билановым, за которым прочно закрепилось прозвище «Билл». Биланов боялся Ардашкина до онемения конечностей, никогда не произносил при нем ни одного лишнего слова, но тут вдруг принялся подробно докладывать, о чем говорят в городе: какой-то секретный объект, маршалы, заказывающие девочек… «Даже слушать не хочу эту ерунду, – жестко прервал Биланова академик. – А если вы позволяете таким слухам плодиться в вашем городе, то грош вам цена как первому секретарю. Все эти разговоры советую в интересах партии и государства как можно скорее погасить!»

Вернувшись в институт, Ардашкин немедленно вызвал на ковер Ходжаняна. Бледный завхоз клялся партбилетом, что «конкретно» проинструктировал провинциальных гейш относительно последствий неразумного использования дара речи. Но, товарищ директор, б…, они и есть б…

Ходжаняну было предложено быстренько исправить ситуацию. Уже на следующий день, аккурат в воскресенье, две девушки были найдены каким-то москвичом-лыжником с пулями в головах. После чего три оставшихся на этом свете напрочь исключили из своего лексикона такие слова, как «генерал» и «маршал».

«Я не давал Ходжаняну прямых указаний решить проблему столь радикальным образом, – бушевал во время очередной «прогулки» с Жучинским академик Ардашкин. – Может, это все-таки ты его надоумил пострелять девчонок?» – «Толя, за кого ты меня принимаешь? Я же не мокрушник какой-нибудь, – укоризненно отвечал Жучинский. – Просто он перестарался. Ты запугал его, Толя…»

На беду, как уже было сказано, аккурат перед этим по Москве прокатилась волна убийств азиатских девушек. Журналисты подняли вой в газетах и на телевидении: в столице, мол, начался геноцид в отношении мусульман! Западная пресса мгновенно подключилась к этому информационному психозу: серийные убийства по национальному признаку – это вкусно, очень вкусно. Особенно в период наметившегося распада СССР. Генпрокуратура, осуществлявшая контроль за следствием, предписала местным органам правопорядка сообщать в МУР и прокуратуру Москвы об аналогичных убийствах «ночных бабочек», чтобы объединить подобные факты в одно дело. И, естественно, когда в области обнаружили два свежих трупа, а местная милиция установила, что потерпевшие были девицами «нетяжелого поведения», следственно-оперативная бригада появилась в опасной близости к секретному НИИ Минобороны.

Первое, что предложил Ардашкину Жучинский, – срочно ликвидировать Ходжаняна, как выразился Альберт Васильевич: «От греха». «Ты же недавно убеждал меня, что ты не этот, как его… не мокрушник, – с иронией ответствовал директор. – К тому же мне казалось, что вы с Рубеном Григорьевичем – друзья. Да ладно, не оправдывайся, что, дескать, ради общего дела можно и другом пожертвовать. Ходжанян, сукин сын, человек для нас очень нужный. Как там говорил великий Ленин? Иной мерзавец именно тем и полезен нам, что он мерзавец. Это, брат, марксизм, наука, против нее не попрешь. Значит так. Убирать его пока не будем. К тому же на территорию института даже следователь прокуратуры попасть не сможет».

Однако все получилось иначе, а точнее – совсем наоборот. На трех подружек погибших девушек, выезжавших с ними по вызову Ходжаняна, Ванников и Басов вышли сразу, в первый же день. Но насмерть перепуганные девчонки отказывались сообщить хоть что-нибудь вразумительное, несмотря ни на какое давление и угрозы со стороны Ванникова. А уж он грозить умел, да еще как! Особенно тем, кто был уязвим перед лицом закона.

Максим Басов предпочитал иные методы сыска. И в тот же вечер в местном одиозном баре, затерявшись среди пьяных посетителей, он узнал все, что нужно: и про таинственный комплекс где-то посреди лесного массива, и про генералов с маршалами… «Ольгу и Юльку за длинный язык грохнули», – услышал Басов разговор двух шлюшек.

Доступ следственной бригаде на территорию секретного НИИ Минобороны был получен на самом высоком уровне. Генеральный прокурор лично обратился к генсеку. А весной 91-го был уже вовсе не Черненко, слепо веривший академику Ардашкину.

Услышав о ликвидации девушек, выезжавших обслуживать членов комиссии Минобороны, хозяин Кремля пришел в состояние истерии:

– Они там что все в конец оборзели, что ли? Мало того, что дармоеды, семь лет голову морочат, понимаете ли… Разгоню всех на хрен!

Генпрокурор не понял, кого имеет в виду его всемогущий собеседник – только институт или вообще все руководство военного ведомства. Для него было важно, что генсек тут же, по телефону, приказал министру обороны выписать допуск следственной бригаде на территорию закрытого НИИ. А когда генпрокурор покинул кабинет, глава государства распорядился направить в секретный институт внеочередную комиссию с проверкой результатов научной работы.

Помимо постоянных членов комиссии, в нее должны были войти как минимум два действительно грамотных специалиста, способных реально оценить состояние дел по проекту «Дельта» – так незамысловато именовались работы по созданию психотронного оружия. И специалистам этим дали понять, что от них ждут отчета, который положит конец существованию этого «черненковского дурдома».

Гениальная диспозиция, годами тщательно выстраиваемая академиком Ардашкиным, рухнула в одночасье. Рухнула из-за какого-то пустяка, пшика – банального убийства на сексуальной почве. Двойного, правда, убийства, но сути это не меняет…

О внезапной смене расклада ни Ардашкин, ни Жучинский знать не могли. И потому руководители института готовили к приезду комиссии стандартный сценарий демонстрации своих достижений.

– Покажем им изменение направления светового потока, устроим аттракциончик с замедлением времени – якобы под влиянием новейшего генератора магнитного излучения… Пусть колдунишки постараются, растрясут энергетику, – скучно перечислял Анатолий Семенович. – Ну и для личных впечатлений что-нибудь. Парочка экстрасенсов, например, будет читать мысли этих… заслуженных ветеранов, а текст будем выводить на электронное табло… А?