Обрести себя - Виктор Родионов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Познакомься с моим «дружком»! – зашипел он.
«Дружок» был твёрдым и шевелился. Он сжал мою ладонь вокруг «дружка» и засопел: «вот так надо, вот так, привыкай, – научишься».
Вытащив свою руку, он ещё сильнее прижал меня к себе. Моя рука застряла. Потом он накрыл ладонью мою промежность и стал там мять. Я закричал и, наконец, освободив руку, попытался оттолкнуться от него.
– Сейчас твоя попка познакомится с новым дружком! – загоготал он, продолжая крепко меня держать и мять то самое место.
Извернувшись, я изо всех сил укусил его плечо. Он на мгновение отпустил меня и схватился за укушенное место.
– Ах, ты сучий волчонок! Ну, п…ц тебе! – заорал дядя Боря.
В это мгновение, мне, наконец удалось вырваться, и я упал, отлетев к плите и ударившись плечом.
К счастью, послышался звук открываемой двери: вернулась бабушка. Я вскочил и с криком со всех ног побежал ей навстречу. Мне вдогонку послышалось:
– Пикнешь, – убью!
Я, рыдая, вцепился в бабушку. Она мгновенно всё поняла.
С трудом освободившись, наспех скинув плащ и толкнув меня в мамину комнату, бабушка со страшным выражением лица быстро пошла на кухню.
Я спрятался под кровать и с ужасом смотрел оттуда в проём открытой двери.
Послышались крики, возня, загремела крышка кастрюли, а потом раздался дикий вой дяди Бори. Он, как был, в одних трусах, пробежал по коридору и выбежал из квартиры. Следом пролетел табурет. Хлопнула дверь. Табурет с грохотом ударился и упал. Всё стихло.
Бабушка с тем же выражением лица вошла в комнату и стала собирать дяди Борины вещи. Собрав вещи в охапку, она подошла к окну, и, открыв его, вышвырнула их. Потом она вернулась, взяла гармонь в футляре и вернулась к окну. Гармонь полетела туда же.
Бабушка вышла в коридор и стала звонить по телефону:
– Галя? Срочно приезжай!
– …
– Да, случилось страшное. Приезжай немедленно!
Ленка пришла из школы. Увидев меня, плачущего, под кроватью, она тоже заревела и залезла ко мне.
С кухни вернулась бабушка. Она ласково позвала нас, и мы вылезли. Бабушка обняла нас и, лаская, успокаивала:
– Всё, всё закончилось, всё хорошо…
А потом отвела нас в свою комнату. Там она подвела меня к столу, включила настольную лампу, и, направив её свет на меня, ласково сказала:
– Сними рубашку, Славик: мне нужно тебя осмотреть.
Я снял рубашку и майку, и остался совсем голым. Она долго и придирчиво осматривала каждый сантиметр моего тела, а иногда, дотрагиваясь где-нибудь, спрашивала:
– Здесь больно?
Обнаружив на моём плече синяк, бабушка достала из саквояжа фотоаппарат и сфотографировала его. В это время, ни к кому не обращаясь, она тихо говорила:
– Гематома на левой ключице, два сантиметра, кожные покровы не повреждены…
Потом бабушка, тяжело вздохнув, охнула и как-то обмякла, а на лице у неё выступили слёзы. Вытерев их, она сделала спокойное лицо, достала мне чистую одежду и велела одеваться. А потом ласково попросила меня рассказать о происшествии со всеми подробностями.
***
Уже будучи взрослым, и вспоминая тот случай, я осознал, какими железными нервами нужно было обладать человеку, – врачу, осматривающему собственного внука в качестве жертвы сексуального насилия. Они и были одной из основных её специализаций в этом клиническом институте, – наряду с другими специалистами, её тоже приглашали для их осмотра…
***
Я рассказал всё без утайки. Бабушка слушала серьёзно, спокойно и очень внимательно, время от времени задавая вопросы. Пока я рассказывал, Ленка, сидевшая на моём диване, смотрела на меня огромными от ужаса глазами.
Бабушка окончательно успокоилась.
– Пиво понравилось? – спросила она шутливо.
– Нет, – ответил я отвращением.
Мы смотрели в окно и ждали маму. Мама приехала на «Скорой помощи». Она вышла из машины и побежала в подъезд, а машина уехала.
Когда она вошла, её встретила бабушка и грозно сказала:
– Ты доигралась, Галя! Твой Борис изнасиловал Славку!
Мама пошатнулась и упала на пол. Бабушка побежала в комнату и вернулась с вонючим пузырьком.
Мы очень испугались, – настолько, что даже не заплакали. Мама, наконец, пришла в себя и села на пол. Мы с бабушкой помогли ей подняться, разули, сняли с неё плащ, проводили в комнату и усадили на диван.
Видимо, мамин обморок невольно послужил для неё наказанием – мы ждали, что бабушка будет страшно ругать её, но этого не произошло. Бабушка спокойным тоном начала говорить:
– Покушение на изнасилование, состояние ребёнка удовлетворительное, только напуган, и небольшая гематома, но не специфическая, а от падения…
И добавила после паузы:
– Хорошо, хоть я вовремя вернулась! – и расплакалась…
Мама прижала нас с Ленкой к себе, заплакала и быстро-быстро заговорила: «Простите меня, Славик, Леночка! Мама, прости меня, дуру!.. Больше никогда, никогда, никогда!… Клянусь вам. Больше никогда! Не нужен нам никто, нам и одним хорошо…»
Через некоторое время они заговорили про дядю Борю:
– Он за нож, – а я за первое, что было под рукой, – зельц варился, кипяток, да ещё жирный, восемь литров… Думаю, третья будет…
– А я-то, я-то хороша, такие слова говорил, серенады пел…
– И я, дура старая, одних оставила… Никогда бы не подумала, что мне придётся…
– Надо заявить.
– Да.
Бабушка кому-то позвонила, а потом сказала:
– Товарищ N обещал помочь.
– N? – испугалась мама. – Ты с ума сошла!
– Чрезвычайный случай. Он сразу всё понял и сказал, чтобы не беспокоились.
Потом бабушка оделась и ушла. Мама осталась с нами и не отпускала нас от себя. Время от времени она всхлипывала, но пыталась нам улыбаться. Мы с Ленкой молчали. Казалось – время остановилось…
Наконец, бабушка пришла домой:
– Он не вернётся. В ожоговом, по скорой. Сказали, ожог обширный, но надежда есть. Правда, пенис, вероятнее всего, под ампутацию, – повреждения неоперабельные. Займутся, как только стабилизируют.
– Так ему и надо.
– Да, чтобы неповадно было. Была в милиции: скорая заявила тяжкие телесные, они к нему ездили. Представляешь, этот подонок дал на меня показания!
– Вот ведь с-сука.
– Тут дети.
– Извини.
Потом, понизив голос, бабушка добавила:
– Капитан по секрету сказал мне, что за ним много что водится, и он, оказывается, в бегах. Так что сам и попался. В больнице его стабилизируют и вернут в тюрьму, в лазарет. Думаю, товарищ N просил их всё сделать по-тихому: капитан шепнул: «До суда вряд ли доживёт, – малява уже ушла».
– Ты думаешь?..
– Уверена. Так что, для нас всё закончилось. Он не вернётся.
– Слава Богу!
Это был взрослый разговор, и мы побоялись спросить, кто такая Малява и куда она ушла, – для нас это осталось загадкой, однако по тону разговора мы поняли, что всё позади, и дядя Боря больше не вернётся никогда.
Потом мы пошли ужинать. Ленка нарисовала тётю Маляву, с причёской и на каблуках, которая куда-то шла, и всем показала. Все шутили и смеялись, и мы тоже, хотя смысл шуток нам был не вполне понятен:
– А кто это тут у нас подслушивал взрослые разговоры?! – шутливо ругалась бабушка.
– Ха-ха-ха!
– Примерно так, – ей надо ещё косу дорисовать!
– Ну вот, варила зельц, а сварила Борьке «дружка»!
– Ха-ха-ха!
Главное – мы были все вместе и
