Многогранник - Lizzy Pustosh
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Минуту спустя, набравшись терпения, Авраам учтиво ответил.
– Милый мой мальчик, ни за что на свете мы тебя никому не отдадим: ты – наше счастье, – мужчина вновь ласково посмотрел на сына, – поэтому запомни навсегда, Амос: что бы ни происходило вокруг, где бы мы ни находились, и что бы ни показалось тебе на первый взгляд, мы с мамой всегда будем любить тебя, – мужчина едва пошатнулся, казалось, будто он вспомнил неприятную вещь. – И знай же: нет ничего сильнее любви, ты это поймёшь со временем, когда она настигнет тебя уже на ином уровне, возможно, она тебя поглотит, возможно, заставит страдать… но так и должно быть, потому что только любовь открывает в нас… людей, – Авраам выглядел болезненно к концу своей речи.
– Но папа, я не понимаю, – начал было мальчик.
– Всё будет хорошо, главное – доверься нам, доверься мне, – в глазах уже немолодого мужчины виднелась печаль.
– Но ты так и не объяснил…
– Одевайся, скоро предстоит сделать важный выбор, – Авраам, словно не услышав слова мальчика, тотчас же собирался выйти из комнаты, но вдруг застыл на пороге. – Хм, а главное ж – не путай две разные любви: к нам и к ней. А то до конца жизни не разберёшься в себе, – и тут он окончательно захлопнул дверь за собой.
– И что это все значит? – от полного непонимания спросил сам себя Амос, слегка подпрыгнувши после громкого удара.
Ещё пару минут он находился в этой комнате практически один, но вскоре решил послушаться отца и направился выбирать праздничный костюм.
Коридор, по которому шёл Амос, имел причудливый вид: на полу лежали красные ковры с золотистыми оборками и странными узорами в виде львов, сросшихся со змеями; стены имели нежно-пастельные цвета с постоянно меняющимися контурными пейзажами, а потолок был покрыт лавгудами, под которыми виднелись фиолетовые облака из ваты. Юный господин быстро дошёл до места назначения и открыл высокие белые двери, ведущие в его покои. Это оказалась просторная комната с тремя окнами, между которыми стояли длинные млечные шкафы и маленькие тумбочки им под цвет; на тех, что повыше, были изображения женских рук. Справа от выхода находилась игровая зона, где лежали всевозможные плюшевые игрушки; над ними прикреплялась извилистая полочка, похожая на лазу с экзотическими фруктами, наверху которой стояли семейные фотографии, а внизу лежали дорогие машинки и солдатики в непонятном обмундировании; чуть левее стояли стол и кресло для будущих школьных занятий, но пока там лежали лишь рисунки мальчика: если приглядеться, то на них можно было увидеть талантливые работы в виде пейзажей или семейного портрета. По другую сторону комнаты находилась широкая кровать пастельно-кремового цвета с семью подушечками разных размеров и гардеробная, в которую уже то вносили, то выносили из неё маленькие костюмы Амоса.
– Bonne journée, юный господин! – перебирая коробки, сказала уже не молодая служанка.
– Bonne journée, Мадлен, – ответил печально Амос и прошёл в гардеробную.
– Что такое случилось? Неужели конфеты закончились или игрушка сломалась? – увидев грустное выражение лица мальчика, спросила задорно Мадлен.
– Нет, я просто раздосадован жизнью, – ещё печальнее произнёс мальчик.
– Ах-ха-х, ну что Вы, какая досада может быть в Вашем возрасте? Сущие пустяки, не более. Наденьте лучше вот этот костюм: он прекрасен, – перед ними оказался действительно потрясающий костюм, выполненный на заказ знаменитым мастером Элсэу Вердолчем вручную; пиджак персикового цвета, как и брюки, был усыпан мелкими звездам (лишь одна казалась побольше, та, что находилась по левую сторону, недалеко от воротничка) и имел украшения в виде золотых запонок; белая рубашка была точно покрыта алмазным порошком.
– Ого…– с широко открытыми глазами и ртом произнёс Амос.
– Ах-ха-х, до чего же я люблю детей: у вас несравнимо чистые эмоции. А то, вон, принесла Вашему отцу костюм ядовито-зеленого цвета с чёрными наклонными полосами, так он вместо восхищения сначала просмотрел вид запонок, да однородность звёзд. Да уж! – доставая белые лакированные туфли с обувного стеллажа, бренчала Мадлен.
– Не знаю, что с ним; сегодня странный какой-то, словно подменили, – с придыханием вырвалось у Амоса.
– У взрослых такое бывает, там… Ну, в общем, не важно где, но важно то, что Вы выглядите magnifiquement, – повертев мальчика перед зеркалами и пригладив ему волосы так, что он стал похож на мини-владельца казино, выдала женщина.
– Да, теперь пойдём делать «важный выбор» … Мадлен, а ты его делала? – заинтересованно спросил Амос.
– Конечно, кто его не делал? Все проходят через это, – уверенно заявляла та.
– И ты выбрала быть у нас служанкой? – без особого подтекста спросил мальчик.
Женщина вдруг перестала собирать коробки с украшениями, приготовленными для Амоса, и села на кровать.
– Ну как тебе сказать… Я не из тех, кто мог бы выбрать что-то ещё, даже если б хотелось… а мне тогда хотелось, – лицо Мадлен резко изменилось и приняло вид какой-то тоски.
– А почему ты не могла выбирать?
– Ах, какой же ты смешной, – вдруг опомнилась она и снова стала перебирать коробки, заодно говоря с мальчиком. – Моя семья, не как твоя, мы бедны отчасти, и поэтому мои родители не смогли бы оплачивать моё обучение в каких-либо других учебных заведениях, нежели в обычном «Принятом месте», да, так оно и называется: «Принятое место» – ну а почему – сам догадывайся.
– Но ты бы могла, если б у тебя было больше денег? – все ещё не отступался Амос.
– Да как тебе сказать… По факту – да, по реальности – нет.
– Это как?
– Да просто: за нас давно все предопределили и… – она вдруг снова переменилась в лице, но на этот раз её словно что-то взволновало, что-то крайне неприятное, – и знать тебе ещё рано: много знаешь – плохо спишь, ибо знания поглотят тебя и ночью, и при свете дня, и даже в ванной комнате. А теперь ступай: время подошло, – Мадлен не дала ему произнести и слова и
