Шесть дней июля. О комкоре Г.Д. Гае - Владимир Григорьевич Новохатко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со вчерашнего дня, когда Гай услышал о падении Симбирска, была острая тревога на душе: удастся ли теперь выйти к своим? Как, каким путем выходить из окружения? Вряд ли белые дадут выйти — как им не воспользоваться тем, что красные отряды в западне. Взять их в клещи и раздавить... Если зажмут в клещи, придется бросать весь обоз, выставлять заслон и уходить лесами в сторону железной дороги Инза — Симбирск.
Было еще тревожно и оттого, что покидали обжитые пароходы. Пароход последние месяцы был и домом, и средством передвижения. Воевали вдоль Волги, поднимаясь и опускаясь по течению. А маленькие буксиры «Республиканец» и «Республиканка» все время были на связи, мотались ежедневно в Симбирск. Теперь некуда идти по Волге: на юге и на севере все занято белогвардейцами и чехословаками. Их части теперь вокруг отрядов, куда ни посмотри...
С начала июня 1918 года, когда в Поволжье и Сибири возник фронт против поднявших мятеж чехословаков и судьба Советской республики решалась здесь, на Восточном фронте, сенгилеевские отряды не выходили из ожесточенных боев. Да, привыкли воевать на пароходах. Дал бой, если успешно, то следуй дальше, если нет, грузись и отступай до следующей пристани, а там все сначала: занимай позиции, устанавливай артиллерию, высылай разведку в ту сторону, где вчера давали бой. Теперь придется думать и о средствах передвижения, и о дорогах, и о том, где ночевать. Благо, что сейчас июль, жаркое лето. Передвигаться пока будем на крестьянских подводах, от села до села. Берешь подводы и едешь до вечера, прибыв в село, освобождаешь подводы и требуешь новых. Много будет мороки с перегрузкой, но что делать, не заставишь же крестьян тащиться с тобой до самой Инзы...
По причалу шел худой длинноволосый молодой человек в гражданском костюме, председатель юридическо-следственной комиссии Борис Лившиц. Комиссию создали неделю назад для борьбы с пьянством, грабежами и невыполнением приказов. В комиссию вошли самые авторитетные бойцы Самарской коммунистической дружины — старый подпольщик Самсонов, рабочий трубочного завода Панов, бывший студент-юрист Зейфен. Лившицу было двадцать лет, он еще с гимназической скамьи участвовал в революционном движении, был комиссаром труда при Самарском исполкоме. Первым делом, которым занялась комиссия, были бесчинства матросов отряда Прохорова в деревне Хрящевка под Новодевичьим. Посланные за продуктами матросы стали забирать у жителей посуду, одеяла и подушки, а один из них изнасиловал женщину. Комиссия выехала в эту деревню, провела расследование, имущество было возвращено, а насильник был расстрелян на окраине деревни.
— Ты где пропадал? — спросил Гай у Лившица.
— На «Лапшине». Там остается уйма оружия и боеприпасов.
— Я тебя попрошу, побудь там до конца. Как кончат выгрузку, отведи «Лапшина» на глубину и побросайте все в Волгу. Потом сними с машин детали и тоже в Волгу. А я поговорю с командирами на других пароходах, чтоб сделали то же самое. Когда тронемся в Тушну, будь в голове колонны, помоги Устинову.
— Ладно.
Минут через десять приехал на автомобиле начальник штаба Воробьев — Гай посылал его на окраину Сенгилея формировать колонну.
— Подвод триста уже стоят, — сказал сухощавый и подтянутый Воробьев, старательно отряхивая френч от пыли. — Отряды постепенно подходят. Как тут выгружаются?
— Неплохо. — Смуглое лицо Гая с живыми серыми глазами было озабоченным. — Многое остается. Будем вспоминать и про патроны, и про винтовки. Ты завтракал?
— Нет.
— Ну пойдем перекусим на дорогу.
На «Нижегородце» было тихо. Немудреное имущество штаба уместилось на одной подводе, которая еще на рассвете ушла к Сенгилеевскому исполкому. Гай снова поднялся на мостик, оглядел еще раз левый берег — далеко вниз по течению маячили на берегу всадники, должно быть разведка белых; отсюда не видно, в какой они форме — чехословацкой или белогвардейской. Ну что ж, пусть маячат — главное уже успели сделать.
В кают-компании сидел Воробьев, задумчиво ковыряясь ложкой в пшенной каше. Гай сел рядом, стал с аппетитом есть кашу.
— Ты что задумался?
— Задумаешься тут... Вчера вечером из Кременки пришел один сенгилеевец, говорит, что там большой отряд, есть кавалерия.
— А мы на Кременку не собираемся идти. Если наши благополучно высадятся в Шиловке, считай, что до Тушны спокойно дойдем. А там, после ночевки, повернем налево, пойдем через лес на Солдатскую Ташлу.
— В Сенгилее говорят, что в Ясочной Ташле тоже отряд белых. И тоже большой.
— У страха глаза велики... Все отряды почему-то большие. Ну если и так, у нас что, маленький, что ли? Полторы тысячи штыков — это же сила!
— А если у них конница?
— Надо, чтобы заслоны подольше их держали. Хотя бы с утра и до полудня. Одной кавалерией они с нами не управятся. Соберем штук тридцать пулеметов в арьергарде — пусть сунутся. А за день уйдем верст на двадцать — тридцать.
— Гладко было на бумаге...
— А что ты каркаешь? У тебя что, другой план есть?
— Если б все так было, как ты говоришь...
— Будет не так — по-другому и решать будем. А пока — так. Я тебя ставлю в хвосте: твое дело — заслон обеспечивать. Мало одного отряда, дам еще один. Но чтоб не меньше чем полдня держали.
Дверь распахнулась, и в кают- компанию быстро вошел Лившиц.
— Чуче пропал!
— Как пропал? — изумился Гай.
Чуче, командир отряда коммунистов Самары, был рабочий-металлист, Гай надеялся на него, и тем неожиданней было известие о его бегстве.
— В отряде говорят, что часа три тому назад ушел куда-то с латышскими стрелками.
— Куда?
— Никто не знает.
— А что Андронов говорит? — Андронов был заместителем Чуче.
— Чуче ему ничего не сказал. Но Андронов говорит, что Чуче забрал с собой четыре тысячи денег.
— Ушел, сволочь! — с яростью сказал Гай. — Догнать его надо! — вскочил он из- за стола.
— Где его теперь искать, — сказал Воробьев. — За три часа черт те куда ушел.
— Ну попадись он мне! — Гай хлопнул ладонью по столу, сел.
— Комиссары в отрядах нужны, — сказал Лившиц, присаживаясь к столу.
— Кто спорит, конечно, нужны, — все еще гневно сказал Гай. — Да где их взять!
— Надо с Андроновым поговорить, — сказал Воробьев. — Он теперь
