Ледяной телескоп - Михаил Клименко

Я был в состоянии аффекта и не совсем ясно представлял себе, что я делаю: в одно мгновение завернул злосчастный алмаз в коврик и выбежал с ним во двор. Увидел заступ, схватил его и бросился в сад. По пути алмаз то и дело выскальзывал и падал, а я его поспешно поднимал и снова заворачивал в коврик… Отбежал подальше от дома и быстро начал рыть яму под большой айвой.

Я копал и копал, как вдруг меня кто-то окликнул.

Перед хилой оградкой, разделявшей наши усадьбы, – в трех шагах от меня! – стоял старик Рахмет, наш сосед.

– Доброе утро, Максим! – привычно улыбаясь, закивал он мне. – Смотрю, смотрю, а ты все копаешь да копаешь.

– Салям, Аннадурдиев… – как в тумане бросил я ему.

– Никогда, Максим, так рано я тебя в саду не видел. Никогда.

– И я тебя, Рахмет, не видел.

– А как ты меня увидишь? – засмеялся старик. – Я рано встаю, а ты всегда поздно… Что ты, Максим, собираешься делать?

– Хочу пересадить тенелюбивое растение.

– Посреди лета хочешь пересадить деревце? Да еще утром?..

– Значит, Аннадурдиев, так надо! – не разгибаясь, грубо ответил я старику.

– Не понимаю, зачем ты копаешь под самой айвой? – удивился он.

– Я же, Рахмет, тебе сказал, что это тенелюбивое растение!!

– Но ты, Максим, порубишь корни айвы!..

Мы препирались с ним, может, минут пять. Мне давно уже надо было вернуться в дом, к пострадавшему, а я, похрустывая корнями, не разгибаясь, упорно продолжал копать яму просто потому, что старик не уходил. А надо было сдернуть с алмаза коврик – и пусть Аннадурдиев увидит, какое это тенелюбивое растение! И сказать, что я натворил.

– Максим, зачем ты копаешь такую глубокую яму? Ты же совсем погубишь айву!

– Слушай, Рахмет, не твое дело! Надоело болтать. Уходи! «Почему рано? – передразнил я его. – Почему летом?..»

– Ай, Максим!.. Ай, Максим… – качая головой, затянул старик. – Какой ты стал… А я думал, студент будет совсем культурный человек…

«А ведь эта глубокая яма, – подумал я, – может стать доказательством того, что рыл я ее, чтоб закопать в ней фотографа».

Как ни странно, появление Аннадурдиева отрезвило меня. Шоковое состояние почти прошло.

Я бросил лопату и побежал в дом.

– Ну и хитер, оказывается, паршивец!.. – услыхал я дядин голос. – Ну и молодец! Ох и молодец!.. Неужели что-нибудь понял?..

Я вошел в комнату. Дядя на коленях стоял перед неподвижным Кобальским. Он быстро и, как показалось мне, настороженно глянул на меня.

– А-а, это ты, Максим… Я даже не слыхал, как ты вошел.

– Я босиком, – растерянно ответил я. – Про кого это вы, кто паршивец?

Нарушив тягостное молчание, дядя спросил:

– Откуда он здесь, этот несчастный?..

– Это фотограф, который всю ночь звонил мне… У него сотрясение мозга…

– Какое там сотрясение!.. – в отчаянии качая головой, простонал дядя. – Вот этим страшным предметом… ты его по голове?

– Молоток отскочил от алмаза… – сказал я. – Надо вызвать врача. И позвонить в милицию…

Я снял трубку.

– Обожди, обожди, дружок… – Приблизился ко мне дядя, взял трубку из моих рук и положил ее на рычаг. – Ты видишь, провод у стены соединен? Я звонил, вызвал врача. А в милицию звонить не надо! В нашем горе милиция ничем нам не поможет.

Дядя склонился над телом, потрогал его.

Я тоже прикоснулся к руке несчастного. Она была твердой и странно неподатливой, но очень теплой.

– Он совсем не холоден, – сказал я. – Только бы побыстрей приехал врач.

Я пойду… Надо сказать хотя бы старику Рахмету.

– Максим, ты этого не сделаешь. Ты представляешь, на сколько меня здесь задержат? И вообще… А мне нужно в Хорезм!

– Вы говорите о замке Шемаха-Гелин?.. – лепетал я.

– Да. Я посвятил поиску развалин замка Шемаха-Гелин всю свою жизнь. И теперь, на склоне моих лет, когда победа уже близка, все может рухнуть.

– При чем здесь развалины, когда такое несчастье!..

– Послезавтра расскажешь все, как было. Только не втягивай во все это меня! – раздраженно потребовал он.

– Как это послезавтра, если сосед Рахмет видел, что я в саду копал яму! И вообще я ничего не хочу скрывать!

– Ты копал яму? – насторожился он. – Правильно! Твой дурацкий алмаз нужно спрятать. Иди и поскорей закопай его в ту яму. Да поглубже! Чтоб его никто не видел и не нашел, пока я не уеду. Вот ведь недаром говорят, что незарытый алмаз часто приносит несчастья… Да, кстати… Проверь, действительно ли это алмаз. Попытайся чем-нибудь оставить на нем царапину. Или разбей его. Если разобьешь, значит, это не алмаз. И нам нечего будет бояться, будто мы фотографа ударили из-за его алмаза. Тогда и закапывать нечего!.. Да пошевеливайся, надо узнать, что это такое он принес. А я врача пока тут подожду.

Я взял молоток, вышел из дому и направился в сад, к большой айве.

«Как же так, – лихорадочно соображал я, – что же происходит?.. Дядя утверждал, что вызвал по телефону врача, а сам теперь просит подождать хотя бы до завтра, не сообщать в милицию. Ясно, что и без моего звонка его задержат. Значит, врача дядя не вызывал?.. Но ведь кому-то он звонил?»

Я едва соображал.

И зачем теперь закапывать алмаз? Как без него объяснить причину тяжелой травмы фотографа Кобальского? И тогда получится, что удар молотком произошел не из-за моей неосторожности, а из-за каких-то тайных побуждений – моих или дядиных…

Да алмаз ли это в самом деле?

Подошел к большой айве. Алмаз был полуоткрыт. Значит, старик Аннадурдиев видел, что завернуто в коврик. Но, может быть, второпях я так его и оставил, полуоткрытым?..

Я быстро завернул алмаз, отошел за дерево. Прозрачный камень скользнул из коврика, упал на землю.

Да, ничего подобного мне встречать еще не приходилось. Переворачивая глыбу с боку на бок, я видел, как в ее глубине переливаются причудливые волны глубоко разреженного и концентрированного света. На ребрах непрерывно вспыхивали и гасли белые и цветные искры.

Надо было чем-нибудь твердым оставить на грани алмаза царапину. А, вон он, кристаллический скальный осколок. Я схватил кремень и, напрягаясь, стал тереть им по гладкой поверхности – ни единой царапины, несмотря на все мои усилия.» Кремень скользил по зеркально-гладкой плоскости словно деревяшка по стеклу. Я убеждался в этом и в пятый и в десятый раз: да, похоже, это был настоящий алмаз, а не обломок какого-нибудь дешевого минерала. Не желая мириться с безусловным фактом, надеясь на чудо – что это не алмаз, а что-то так себе!.. – я принялся изо всей силы, ничуть больше не опасаясь старика соседа, лупить по драгоценному камню тяжелым молотком, и тот безостановочно ударялся о плоскость и, увлекая руку, молниеносно, высоко летел вверх.