Ледяной телескоп - Михаил Клименко

За этим занятием они меня и застали. Легко ли себе представить – оба!

– Максим, он жив! – подбегая ко мне, восклицал дядя Станислав. – Смотри, кто идет! Он живой! Живой!..

– Вы целы?! – не помня себя от радости, вскочил и закричал я – И невредимы?? Это же чудо! Неужели это возможно? Вы живы-здоровы!

– Хоть бы что! – подходя ко мне, улыбаясь, выпалил Кобальский. – Жив и здоров, кость от кости!

– Вот хорошо-то! – радовался я. – Но с вашими ушами что-то сделалось?!.

В самом деле, уши у Кобальского, как мне казалось, стали меньше, а по краям, по контуру, они словно бы чем-то были изъедены.

– А, ерунда… – задумчиво потрогав себя за ухо, махнул он рукой. – Следы ботулизма. Многократно случалось отравляться органикой. Да и обмораживать приходилось. Ну так что, в путь?

– Да, да, конечно! – с радости, что он цел и невредим, закивал я головой. – Я рад вам помочь.

– Автомобиль у вас на ходу, плавать вы умеете, – резюмировал Кобальский. – Но есть одно «но»: человек, который согласится оказать мне помощь, должен быть разумным и покладистым, а не легкомысленным и вздорным, каким, например, ты, молодой человек, показал себя ночью, когда я тебе звонил.

– Мой племянник, – широко, дружелюбно улыбаясь, воскликнул дядя Станислав и локтем подтолкнул меня в спину, – в грязь лицом больше не ударит! Да и набрасываться на вас с молотком не будет!..

Дядя захохотал, мы тоже засмеялись.

– Куда мы поедем? – спросил я.

– Сначала отъедем от города километров на пятнадцать, до глиняного холма, где, ты знаешь, проходит линия высоковольтной электропередачи. Туда для эксперимента надо отвезти оптическую установку.

– И это все?

– Это главное. А потом… Потом двинем к Каспию, напрямик к заливу Кара-Богаз-Гол.

– Вы с ума сошли! – удивился я. – Напрямик до Кара-Богаз-Гола больше полтысячи километров, а вы хотите по пескам и такырам добраться до берега. У меня ведь старый «Москвич», первого выпуска. Он в хорошем состоянии, но…

– Ну это уж мое дело, молодой человек, доберемся мы или не доберемся, – самонадеянно возразил Кобальский. – Думаю, что все-таки доедем!.. – И засмеялся, глядя на дядю.

– Да и отец, – засомневался я, – за такое дальнее путешествие меня не похвалит. Машину он бережет…

– Автомобиль останется целым и невредимым, – заверил меня Кобальский. – Уверяю вас! Дальше, от холма, мы поедем на твоем автомобиле… но не в полном смысле слова, что ли… Итак, по рукам? – решительно спросил он меня.

– «По рукам! Я не заставлю вас ждать, – твердо ответил я.

– Итак, минут через двадцать на углу, где аптека и ателье.

Мы скрепили уговор крепким рукопожатием. Дядя Станислав широкими ладонями обхватил наши сжатые руки, молча, поощрительно потряс их и решительно пошел в дом – досыпать.

Конечно, я понимал, что поспешность и подозрительная щедрость фотографа вызваны острой необходимостью скрыть или ликвидировать какие-то прорехи в его таймом замысле. Я лишь позже понял, что «слишком многое» из своих намерений он рассказывает мне для того, чтоб скрыть самое главное. Меня его эксперимент у холма очень заинтересовал, но и хотелось остаться дома, потому что, словно невыносимый зуд, меня одолевало нетерпение: побыстрей избавиться от ошибочного, досадного представления, какое сложилось у меня о дяде. «Не может быть, – все твердил я, – что дядя Станислав такой беспардонный человек… Конечно, я сам, можно сказать, ночь не спал, отчего и раздражен – вот и кажется, будто от дяди несет развязностью нравственно нечистоплотного человека… Но он ведь с дороги, устал и поэтому тоже раздражен. А сильней всего, конечно, дядю и меня вывел из равновесия по моей же вине происшедший несчастный случай с Кобальским…»

Да, необходимо было остаться дома и днем наконец увидеть дядю Станислава таким, каким я его знал по рассказам отца и матери.

Но слишком велико было искушение разгадать Кобальского. Эта деятельная, «широкая и щедрая» натура своим размахом заинтриговала меня самым основательным образом. Я смутно догадывался, что его невероятная щедрость лишь жалкие крохи со стола сокровищ совсем иного рода. Похоже, более чем интересным и многое объясняющим обещал быть эксперимент у холма за городом.

«Да, – подумал я, – неплохо было бы пригласить к холму дядю Станислава…»

Я мигом собрался. Взял в дорогу кое-что поесть и выкатил свой старенький «Москвич». Я все колебался: куда положить алмаз. Испробовав немало мест, решил наконец свою невиданную драгоценность закопать где-нибудь в сарае.

Расхлябанную дверь пришлось несколько раз сильно толкнуть и пробороздить ею по чему-то визжащему и громыхающему, прежде чем она открылась. Было чему удивиться: земляной пол перед дверью был завален грудой каких-то черепков коричневато-серого и грязно-желтого цвета. На груде лежал молоток. Черепков было ведер пять-семь. Я не мог понять: откуда взялись здесь эти обломки, ведь рано утром, когда я бегал за молотком, их тут не было!

Я по скользящим черепкам стал пробираться в глубь сарая, чтоб спрятать там алмаз. Под моими ногами черепки слегка расползлись… и вдруг я под ними увидел что-то зеленое. Я бросил алмаз и стал расшвыривать эти странные обломки. Какая-то материя, тряпка… Я ее вытащил. Это были зеленые диагоналевые брюки… Потом вытащил ботинок, шелковую сорочку, еще один башмак с двумя носками в нем, майку и что-то еще. Сам собой возникал вопрос: где же человек, который, может, совсем недавно носил все это?

Я побежал в дом. Дядя не спал. Он поливал комнатные цветы.

– Дядя Станислав, – решительно спросил я, – что все это значит в конце концов? Что там за черепки в сарае?

– Это мои археологические трофеи. А что?..

– Такая груда трофеев?.. А чья под обломками одежда? Может быть, тоже трофеи?..

– Максим, – невозмутимо остановил меня дядя, – спроси-ка, пожалуйста, о какой хочешь одежде у своего фотографа Кобальского. Стыдно, Максим, так вот, ни за что ни про что тиранить!.. Не успел дядя приехать, а тут!..

Я выбежал из дому. Вместе с чужой одеждой положил в багажник алмаз и выкатил машину на улицу. «Уж лучше, – решил я, – съездить к холму без дяди».

– Ты куда, Максим, собрался? – проходя с палкой по улице, спросил меня Аннадурдиев.

– За кудыкины горы, дедушка Рахмет, – грубо ответил я старику.

– Не надо так, Максим. Не надо…

– Да что ты сегодня заладил: что да куда? На Каспий, Рахмет, поехал я. На «Москвиче» на Каспий! Представляешь? – съязвил я.

– На Каспий? Значит, ты поедешь через Ашхабад?

– Нет, напрямик к Кара-Богаз-Голу.

– По пескам? Ай да Максим! Вот молодец! А я думал, ты заедешь в Ашхабад. Ты ведь знаешь, там мой племянник живет. Думаю, вот Максим…