Великие равнины. Семейные истории - Клэр Маккартни

– Откуда прилетела на мой берег ты? – послышалось в ответ от зверька.

– Я Клэр, прилетела из другого мира, чтобы посмотреть на то, как ты живешь. Многие наслышаны о тебе, но никто так ни разу и не осмеливался посетить тебя.

– А что ты хочешь узнать у меня? – спросил сурикат.

– Кем ты был на земле.

– Ммм… ну, был я там когда-то. Как видишь, теперь я тут.

– Я была человеком, им и осталась. Правда, страдания меня все-таки коснулись.

– А я просто был. Сначала зверьком, а потом и человеком. И вообще, зачем нам вспоминать о прошедшем? Не лучше ли жить тут у моря и вольно ходить, тем более, не нужно искать пищи, не так ли?! – громко прокричал зверек.

– Не уверена, что я могу согласиться с твоим настроением. Мне кажется, ты что-то скрываешь о себе в своей душе. Расскажи мне!

– У… ну, опять… Эти женщины все время ищут сокрытое там, где его нет, – и замолчал на пару минут.

Я прервала молчание.

– Так что же произошло такого, что ты не хочешь говорить мне? Я наслышана о твоем странном поведении. Ты кого-то убил?

– Ну, что ты такое говоришь? Если бы я убивал, то не уверен, что мне дали бы возможность поселиться в этом прохладном райском, но пустынном месте. Наверняка напускали бы чертиков с копьями.

– Видимо, ты был осведомленным человеком при жизни? А почему ты тут оказался, сурикат?

– Как тебе сказать… Я переехал машиной одного суриката, бежавшего по дороге мне навстречу. Затем в меня врезался слон, и мне сшибло голову. В общем, история моего ухода из жизни печально трагическая, но до боли смешная. Зачем я поехал в тот день в саванну?!

– Что было дальше? – спросила я».

Дети, затаив дыхание, ждали ответа суриката.

«… – А дальше – грузовик на боку, слон убежал, сурикат – в лепешку, как я понимаю. А над всем этим летаю я… Плачу и вижу, что все, конец. Голову утащили гиены, а тело еще лежит в кабине грузовика. Наверное, слон воплотился в человека, засранец. Вот так быстро убив, проложил себе путь в эволюции. Видать, был наверняка осведомлен… А я не знал, что за сурикатов на небе в суриката превратят. Вот».

Глаза детей округлились, это стало видно даже при свете тусклого фонаря.

«Между мной и сурикатом возникла пауза. Я подумала: «Какого черта меня сюда принесло?» Молчание прервал зверек.

– Расскажи лучше, ты как оказалась среди наших? Мне не так часто приходиться общаться с такими белокурыми красотками, – подмигнул мне своим звериным глазом».

Дети засмеялись.

«– Ты заигрываешь со мной? – поинтересовалась я.

– Ну, если бы мы были на земле, то не упустил бы шанса приударить за тобой.

– Ты был женат?

– Да, пару раз.

– Так вот, с женатыми мужчинами я на подобные темы не разговариваю! – и мы засмеялись. Правда, его смех был немного похрюкивающим по-звериному».

Я стала изображать это смех детям. Генри подхватил и подыгрывал мне. Мария заливалась от смеха.

«– Я жила в Америке, – продолжала я свой рассказ, – у меня было двое детей и горячо любимый муж. Но я давно не виделась с ними. Даже не знаю, кто из них жив на Земле остался, а кто тут болтается, как мы с тобой.

– Ну, может и не болтается, а пирует или горит в преисподней. Правда, понапридумывают люди себе ад. А не так уж он и страшен.

– Может быть, ты и прав.

– А чем ты отметилась в своей жизни? Чего достигла?

– Вырастила добрых и отзывчивых детей».

Дети заулыбались и стали спрашивать в один голос:

– Это про нас, мама?

– Да, дорогие мои, – отвечала я.

– Мамочка, мы тебя любим. Зачем говоришь о смерти? – спросил Генри.

– Дорогой, смерть – это то, что неизбежно… Но я не боюсь ее и вам не советую.

Мы заулыбались. Мария молча прижалась ко мне. Я продолжала.

«– Можно сказать, реализовалась, как мать, по-женски, – вторил мне зверек.

– Можно и так сказать. Откуда такие познания женской души у суриката?

– Книжки читал по психологии и не ел мяса. Ну, черт подери, все равно зверьком сделали тут, на небе.

Мы снова засмеялись.

На берегу, где жил сурикат, никогда не светило ярко солнце, если так можно вообще сказать. Свет лился отовсюду равномерно. Не было ясно, когда день, а когда ночь. Всегда было светло, тепло, свежо и приятно одновременно. Наверное, какое-то очень созидательное высшее существо присматривало за этим райским маленьким уголком, где жил сурикат».

В доме дали свет. Дети ушли в свою комнату. А я мысленно продолжила разговор с сурикатом своей исповедью перед ним. Я поняла, что мне нужно выговориться, что я так мало делала, будучи живущей на земле, все писала и думала о других, а нужно было любить себя. Ценить свои стремления сердца и работать над собой в духовном плане.

Поплакавшись сурикату о своей судьбе, я собралась улетать. Попрощалась. Подалась ввысь, и меня унесло притяжением другой сферы моего сознания и мыслей, где как раз начиналось большое празднество, играла музыка, и было так шумно и светло от фонарей, как в городе во время торжества. Да, бывает там и такое…

Свои сказки о жизни я придумывала и записывала от случая к случаю. Я давала волю воображению, сочиняла и сочетала мысли несовместимые. Воображение играло почти при каждой неожиданной, затруднительной ситуации, как бы проигрывая ее по-иному. Приглашала невиданных зверей принимать участие в событиях моей жизни. Не скажу, что сказки были для детей. Они были для всех, а больше для меня самой. Порой в них использовались взрослые выражения. Это своего рода сказка-терапия. Я счастлива, что могла вообще так поступать, придумывать их и некоторые записывать, то от руки, а то на диктофон. Воображением меня наградил Бог, им я и пользовалась. Чем просто анализировать ситуацию, придумывала сказку и моделировала, проигрывала ее, будучи в ней героем. А затем часто так случалось, что ситуация разрешалась сама собой или я осознавала в процессе сказки, как мне нужно было поступить.

Домашним нравились мои истории. Одобрение добавляло мне энергии к их написанию. В итоге у нас скопилось целое наследство из писем Сьюзи и Пола, а также моих сказок и дневников. Я надеюсь, что даже после моего ухода они будут помогать моей семье.

Мой сын Генри – гей

Во всей нашей семейной истории кроется одна маленькая тайна. Мой сын Генри – гей, которых я встречала немного в своей жизни. Рой, мой второй муж, когда об этом узнал, отнесся к сыну с пониманием, с каким вообще мог, но держался от сына вдалеке. Генри, как всегда, был тих и спокоен. Мы с мужем уже успели построить вторую половину дома еще в прошлом году, и Генри с радостью переехал в новое жилище, где у него была уже своя комната. Генри вырос, стал юношей. Мой сын никогда ничего от меня не скрывал. Иногда периодами он долго молчал, обдумывал, прояснял сам в себе, возможно, подбирал слова, и я знала: он скоро мне что-то скажет. На мой вопрос: «Сынок, что-то случилось и хочешь мне рассказать?» всегда отвечал спокойно: «Да, мам немного позже…» «Хорошо, сынок, я подожду», – говорила в ответ.

Разговор о его сексуальных интересах случился воскресным вечером, до захода солнца. В этот день напарник Роя подменил его, отпустив на семейный ужин, которых было не так много в году. При этом мы, в отличие от многих семей, живем счастливо. Мэри говорит, что это заслуга моя, но я считаю, что обоюдная. Рой очень спокойный муж и любящий отец, а вместе у нас получается очень здорово жить семейной жизнью.

– Пап, мам, – начал Генри, – я интересуюсь парнями, как девушками… Простите.

За столом семейного ужина возникла тишина, из рук Марии выпала ложка, а муж вопросительно и спокойно сказал:

– Ну, что, посмотрим…

Я была в недоумении и молчала долго, как мне казалось. Затем смотрела на сына. Он прятал глаза. Я думала, думала… В моей голове пронеслось столько мыслей, что если бы их все запечатлеть в один видеоряд, то можно было бы снять полнометражный фильм о судьбе нашей семьи, судьбе сына и вообще о моей жизни. Не думала я, что это признание разбудит во мне такой силы воображение, и в этот момент я осознала, насколько связана со своим сыном и возможным его будущим. Эта связь помогла мне прийти в себя, вернуться снова за стол, и за эту короткую минуту, которая длилась вечность, я поняла одно и сказала об этом Генри: «Я люблю тебя». Сын улыбнулся мне в ответ сквозь слезы, глядя на меня заплаканными и покрасневшими глазами. Я его понимала. Этот поступок сказал нам о тайном. Генри открыл семье свои интересы. Осталось только теперь родителям не подкачать и не вести себя как «маленькие дети». Ужин закончился благополучно. Ложку Марии поднял Генри со словами «Держи!», а Мария ответила так, как умела всегда ответить брату: «Ну, ты даешь! Я сама не поверила своим ушам… Вот ложка и выпала». И они заулыбались, и все засмеялись, потому что он целый месяц ходил и молчал, и никто ни о чем не догадывался. Все ждали, что Генри скоро что-то сообщит важное и интересное, но чтобы свои интересы открыть вот так перед всеми… Такое было впервые.