Эрмитаж памяти - Елена Булатова

И где крапива, невзначай

Ужалив, празднует победу.

Застрявши в зарослях осин,

Тропа в низине исчезает,

Где над ручьём зелёный тмин

Под ветром головой качает —

Свой резкий запах расточает

В траве оборванный жасмин.

Знакомый лес, сквозь гул машин

И рёв сирены дальнобойной

Спешу к тебе опять – как сын,

Как блудный, но уже прощённый.

* * *

Сегодня вторник. Мрак с утра

Октябрь в разгаре объявляет.

Скорей на улицу, пора —

Июль шальной в лесу гуляет.

Трава, разбухнув от дождя,

Все тропы разом захватила.

Промокнешь вдрызг, насквозь идя

Зелёных стен – такая сила.

Скользнёшь и, вздрогнув, устоишь

Перед большой зелёной лужей,

На рыжие стволы глядишь

Вниз-зеркалом она здесь служит.

Стрекочет, цвиркает, свистит

Птиц оголтело-звонких стая.

МКАД оглушительно гудит,

Кольцом пространство замыкая.

* * *

Болотце, лужица, ручей.

Высоковольтная над ними.

Мирок неброский, мир ничей —

Пройдёшь, не оглянувшись, мимо.

Постой, прислушайся, чужак,

Замри, и чудо совершится —

Жизнь остановится, а шар

Земной, он дальше устремится.

Трава до неба поднялась.

Был жёлтым луг, теперь лиловый,

И там, где просека вилась,

Кустарник встал белоголовый.

Коренья вспучили тропу —

Смотри, не зацепись ногою,

Ставь осторожнее стопу,

Простяся с лёгкостью былою

И с тою резвой, молодою,

Что оглянулась на бегу.

Калифорния, осень 2000

* * *

Испанские танцорки в красных платьях

И черных нижних юбках моют кар.

Мелькают, вьются в диком южном танце,

Как будто укусил тарантул. Душит жар.

Смиренное авто прижалось на поддоне

И терпит многократный мордохлест,

Как виноватый муж, как зек на зоне, —

Распущенность руки, как добродельный перст.

В сияньи солнца появляется машина

Из пены Афродитою самой.

Водитель рад рождению любимой

И заливает газом с головой.

* * *

За зеркало берусь

И с отвращением

Отбрасываю прочь:

Не я, не Маргарита – грусть

Глядит с волненьем:

Ночь на пороге, ночь.

Казалось, только что

Рвала я снимки,

Где лишь намёк морщин.

«Промчалось былое», и вот

Легли снежинки

Сугробами седин.

Как Гойя написал

«До самой смерти»

Кокетку не унять.

Что ищешь ты в тени зеркал?

Собрались черти

К себе красотку взять.

Заметен возраст лишь,

Когда надолго

Уедешь от друзей.

Как в зеркало на них глядишь

И видишь только

Себя на склоне дней.

* * *

О боже, пахнет эвкалипт

Под солнцем раскалён от зноя.

Благоуханием залит

Стоит наш лагерь под скалою.

Зелёный дождь его листвы

Своею тенью охлаждает,

Волною душной с высоты

Чарует лес и возрождает.

Задумчивая тишина

Полна чириканьем и свистом.

Здесь мы одни, и я одна

Под диском солнечным и мглистым.

* * *

Как синий баклажан,

Огромный корень кельпа,

Бубенчики шута

Поддержат на плаву,

Болота цвет

И форма буквы Дельта,

А листья – золото

На солнце наяву.

Нежнейший океан

Ласкает ноги хладом,

Облизывает берег

Длинная волна,

Ультрамарин воды

Глазам моим отрада.

И тишина вокруг,

И тишина.

* * *

Мне редко снятся сны. А если снятся,

То сразу и легко их забываю.

Натура трезвая к тому ведет: склоняться

Пред зыбким сном душа не принимает.

Но несколько я помню. Вот один

Из детства моего: сад меж домами, там

Штакетник низкий. Сосны. Ряд картин

Меняется. Ловитки. Шум и гам.

Потом всё тихо. Двор и я одна.

Старуха странная стремглав за мной несется.

Я – от неё, вокруг забора, и она

Всё тянет руки. Ей не удаётся

Никак меня поймать. Баба Яга —

Её я узнаю, но мне не страшно.

Я всё ещё смеюсь во сне, когда

Открыв глаза, лежу в тиши домашней.

* * *

И много лет спустя я помню сон:

Вокруг меня толпою озверелой

Теснятся люди. Гул стоит и звон

В ушах моих, и, кажется, горелым

Пропитан воздух. Сдвинулася тьма

И смять грозит, и вдруг окаменела

От вспышки серебристого огня,

Чем стала я на миг, и что она узрела.

И голос мужа вышел из меня,

И, руку я подняв, провозгласила:

«Бог есть любовь!», и силою огня

Серебряного страх остановила.

Но долго я лежала, труп живой,

Не двигаясь, не думая, не слыша,

Боясь понять, случилось что со мной,

И почему со мной, и что там – выше?

* * *

И снова сон. Иду я через ночь

По городу. Безлюдно. Невозможно.

Без тени всё вокруг. Уже невмочь,

И тягостно мне как-то, и тревожно.

Пустая декорация домов

Зияет дырами неосвещённых окон.

Не слышен шум опасливых шагов —

Резиново упруг, не пропускает воздух.

И что-то странное навстречу мне идёт

Козлиное костлявое – худое

И курьи ручки тянет, и кладёт

На бёдра мне. И знаю, что плохое

Задумало то чудище, и рвусь

Из сна зловещего, что мне грозит бедою,

Хочу проснуться и вот-вот проснусь…

Но всё смеётся страшно неземное.

* * *

Друг, ни спеши меня сравнить

С поэтом злато-говорливым —

Стихи домашние кроить

Пытаюсь слогом я ленивым.

Сравнение не в пользу мне —

И в рисованьи я не гений,

И жалкий дар моей родне

Валяется в пыли передней.

О музыке забыть пора.

Не зная нот и правил лада,

Бренчать – пустейшая игра.

Насмешка – знатокам отрада.

Смешны потуги записать

Всё то, что память сохранила.

Неинтересно. Надо знать,

О чём писать. Не быть постылой.

Зачем приходите ко мне

Посменно волны вдохновенья?

Подвигнут к действию оне

И схлынут, вызвав отвращенье.

Но если музы час пришёл,

То ищет ли она достойных?

Случайный гость в случайный дом

Проник, и благовесть спокойно.

Ты избрана, и говори,

И пой, пиши, расходуй краски,

И если не расскажешь ты —

Никто не вспомнит старой сказки.

* * *

Когда выходишь ночью на порог

Своей палатки, что в углу созвездья,

Когда плывёт безмолвно небосвод,

Роняя звёзды, что летят столетья,

Когда тебя объемлет тишина,

И тьма ночная скрадывает звуки,

Ни шороха вокруг, и суета

Дневная отступает, а науки

Молчат смущённые. И вот тогда

Лишь чувства властвуют во мгле и суеверья.

И карта неба незнакомого нема,

Не вызывая ни малейшего доверья.

Где ковш медведицы? Полярная, увы!

Тризвёздно Орион мне поясом сияет.

И вновь тоска по дому возникает,

Не видная в сиянии луны.

Mojave Desert 2000

* * *

Вуалетку тумана

И румяна зари

Приготовила к вечеру

Смерти долина,

И играет алмаз

Той вечерней звезды,

Что украсила ночь

В завершенье картины.

И насурьмили горы

Резные зубцы,

И спустилась прохлада

В долину ночную.

И дорога мерцает —

Там мчатся гонцы,

Унося к антиподам

Жарищу дневную.

* * *

И зеркалом сияет паутина,

И капли дождевые на ветвях,

И птицы осторожные терцины,

И завеси туманов на холмах.

И начинает представление природа,

И осветитель дал прожектора,

И солнце режиссует непогоду,

И мизансценой – дальняя гора.

Проходят марьонетки краем сцены,

Не зная, кто за ниточку ведёт,

Подвластные всесилью Мельпомены,

Вдали от человеческих невзгод.

Заботам недоступные просторы,

Мир поднебесный лишь слегка прикрыла тень,

В туманных вихрях небеса и горы,

И фоном – океан в ненастный день.

Москва, май 2001

* * *

И мимо глаз плывут стволы берез,

И неизменный лес опять встречает,

И птичий свист меня сопровождает,

И вторит птицам тихий скрип колес

Коляски с внуком.

Мимо пробегают

Собачники, атлеты, – люди. Всех

Усталый лес привычно поглощает —

Их беды – горести, их радости и смех.

* * *

Мазки травы на полотне земли

Художник – май небрежно набросал,

И мелкие букашки поползли,

И солнца луч в глаза мои попал.

И ветер прошуршал в траве ужом,

И птичий гвалт заполнил тишину.

Расположились тени под кустом

И отдыхают, отходя ко сну.

Качает ствол березы, как гамак, —

Я чую это собственной спиной.

А растворение в воздусях – явный знак,

Что снова я приехала домой.

* * *

И вот пришло мне время говорить:

«Редеет круг друзей»,

И повторять все чаще,

Что некому внимание дарить.

Все шире мир теней.

И пение косой все слаще.

* * *

Заколдовал меня весенний лес —

Под сильным ветром клонятся березы