Эпистолярий - Альберт Зинатуллин

Даже не станет искать тебя!" Просто зас...

Тут аль-кабала! гверилья! опять же - евреи!

Между Луной и Крестом оказалось не много пространства.

Нырнув в Картахене, я вынырнул аж в Сарагосе!

Пока меня вычислят, я подлечусь и отъемся.

Жизнь как-то наладилась. Начал ходить даже в гости...

Ну, кто мне сказал эту фразу: "Никто в Пиренеях!.."

...Ещё инквизиции пышный цветок не ухожен,

Конкиста ещё и пушок на щеках не сбривала,

Ещё Барселона - и банки, и биржи, и дожи,

Ещё дуновенье!.. но слава Альгамбры увяла.

Крест превозмог и Луну, и меня, и не только...

Куда я подамся: в меджид или церковь - не чаю!

Портвейны всё хуже, всё больше подделок. Да болен

Всегда виноград, когда крестьянин нищает.

 ***

- Кто ты, путник полуночный?

Погоди, свечу я вздую...

Ты прозрачен, точно мёртвый

Дым над утреннею крышей.

Что несёшь ты под рубашкой?

- Ирис голубой несу я.

Но меня убили братья

На песках Гвадалавьяра...

Лепестки его согнулись,

Словно бабочкины крылья :

Вниз - подобьем балдахина,

Вверх - короной голубою!

Чтоб его никто не отнял,

Под рубашкой берегу я.

Но меня убили братья

На песках Гвадалавьяра...

Его мягкая корона

Легкомысленней испанской,

И в ненастье не укроет

Невесомым балдахином.

Он пропал, мой бедный ирис,

Под моей рубашкой пусто -

Я нашёл цветок заветный,

Но меня убили братья...

- Под твоей рубашкой, путник,

Пусто. Кто ты, полуночный?

- Ирис голубой ищу я -

Невесомый и прекрасный!

Лепестки его дрожали,

Словно бабочкины крылья:

Вниз - подобьем балдахина,

Вверх - короной голубою...

 * * *

Как они волновались, кидая цветы на арену!

Мы с быком, всё равно, не останемся с глазу на глаз.

Я в огромных Его вдруг увидел - серебрянный ветер,

Апельсиновой рощи живую арабскую вязь.

Он смотрел на меня и, наверное, луг золотистый

Вдруг увидел. И речки упругий коровий живот...

Как прекрасен изгиб у цыганки моей! И ключицы,

И коровьи глаза у подруги молочной Его!

Мы носились по кругу, на каждом кругу мирозданья

На песок опуская - то красный, то чёрный цветок.

Я ударил ещё и упал на горячие камни...

Если б я всё испортил, то Он бы, наверное, смог.

Я беру за рога и - целую слюнявую морду,

И в безумных глазах снова вижу, как в роще пустой -

Молодая цыганка... уходим тропинкою горной...

И серебрянный ветер звенит предрассветной звездой!

Я не стал добивать и ушёл под плевки и насмешки,

По кровавым следам, и упавшей в песок кожуре -

К заповедным лугам, где гуляем мы оба, как прежде:

Я - корову обняв, Он - с большим апельсином в руке.

 * * *

Между Бургасом, Кордовой, Саламанкой

Есть таверна "У кладбищенской стены".

На ночлег расположившись спозаранку,

Были мы с моим попутчиком пьяны.

Хоть попутчик мой - монашеского сана,

Без баклажки под щекой не засыпал,

Я же грешный... Вдруг, из рощи возле храма

Козодой на подоконник мне упал!

Vade retro!..- я едва успел скартавить,

У меня глаза торчат из головы:

Наклоняется старуха... снова манит...

Из окна цветком качая голубым.

Жёлтый мел крошится на пол, словно зубы,

У монаха в перепрыгнувших руках.

Он - в кругу зовёт божественные трубы!

Я - валяюсь у старухи в каблуках.

Раздевается она - глазам не верю...

Лишь потом, когда растаяла луна,

Уходила она долго по аллее,

И грозила долго пальцем у окна.

Между Бургасом, Кордовой, Саламанкой

Есть таверна "У кладбищенской стены".

В дальний путь пускаясь утром спозаранку,

Были оба мы с попутчиком пьяны.

Мой попутчик, хоть - монашеская ряса,

Без баклажки с той поры не засыпал!

Я же грешный... Правда, с той поры ни разу

Козодой ко мне на окна не упал.

 * * *

Между кружевом невесты

И чепцом сеньоры дряблым -

Столько времени и места!

Столько звёзд и поцелуев! -

Сколько ключиков заветных

В сад опущено на нитке...

Между волком и собакой -

Есть кому его сорвать!

Между скромниц и бесстыжих,

Между умников и пьяных,

Прощелыг, бандитов, рыжих,

("им плевать, а нам приятно

проходить полудней тенью")

Пикаро всегда окликнут -

Кто содрать должок старинный,

Кто на славную пирушку!

Нет и нет! Не отказался б

Он от титула иного -

Ах! Из воздуха бы взялся,

Звон услышав, сердцу милый...

Он в свои карманов сети

(Слава Богу - дырок хватит!)

Столько золотых поймает,

Сколько выронить сумеет!

Захотите - ртом поймает,

Выплюнет канцону вместо! -

Он таких куплетов знает,

Что, пожалуй, и не стоит...

Все заботы сквозняками

Выдувает прочь из дома! -

Оттого и продувные,

И отменные - пройдохи,

Ни к чему не прилепляясь

Ни душой, ни плотью грешной,

Пикаро несёт теченьем

И проносит - между... между...

Между тем и этим флагом,

Между "за", и между "про..."

Что за бестия, однако,

Этот самый - Пикаро!

А ему и нету горя -

Он парит себе, как прежде,

Между тучами и морем,

Государств и ножек между!

И в свои карманов сети

(Слава Богу - дырок хватит!)

Столько золота поймает,

Сколько выронить сумеет...

 * * *

Будь ты розой в Кордовских садах,

Будь Севильскою розою влажной -

Не успеешь сказать даже "Ах!"

Вот такой я испанец отважный.

Я сорву тебя, как поцелуй,

Как китайский фонарик бумажный,

А потом обо мне - позабудь!

Вот такой я испанец отважный.

Я такой! - от Кадисских трущоб,

До Мадридских салонов продажных.

Кто не знает - узнает ещё!

Вот такой я испанец отважный.

В Андалусии сто альгвазил,

В Андалусии звёзды и жажда.

Сто ночей кандалами грозил

Альгвазилам испанец отважный!

Перелеском. При полной луне.

Я скакал к тебе... ночью... однажды...

Если спросят, скажи обо мне:

Был он очень испанец отважный!

 * * *

Жить бы и жить... В золотом халифате Кордовском

Всякому нужен при случае жид-ростовщик!

Многие тайны купил я. На белых полосках

Много имён записал, да таких, что - молчи! -

Поля, будто женщины в чёрных мантильях проходят…

Вот и залив. Тайный сговор ведя с рыбаком,

Лодку наймёшь. Там, глядишь, уже ночь на исходе.

Славный побег! Я и думать не мог о таком.

В пене прибоя, как роза на белом снегу,

Испания спит - неподвижна, юна и прекрасна -

Ей снится Испания... Глаз оторвать не могу

От трещины в лодке. И берег всё дальше! А дальше -

Опять я в Испании... Утро. Оливковый сад.

Покуда хозяйка в кувшин молоко наливает,

Четыре оливки успели на землю упасть;

И через край убежало, пока я с земли поднимаю

Четыре оливки под дулом, похожим на глаз...

Я делаю вид, что испанского не понимаю.

Бегу хорошо! Только плохо, что в утренний час -

Настоящий испанец с вечерней звездой умирает!

 МАРОДЁРКА *

 (Неаполь-Флоренция-Нюрнберг)

 ***

Чуть ли не вплавь добирался я в город Неаполь.

Пуля в заду и шершавый дублон за щекой!

Молодой рыбачок подобрал меня. Мы сговорились:

Он вытащит пулю - я выплюну свой золотой.

Дублон мы потратили в местной харчевне. Джованни -

Так его звали - (аж слюни роняя в бульон )

В рейтары звал меня: "Вот, где пограбим!" Джованни!.. -

Так его звал я, когда он уснул под столом.

Из-под стола мы и начали путь свой наутро,

Сумку набив, и наметив маршрут заодним...

Джованни слюнявил девиц всю дорогу,

Что, впрочем, не портило мне красоту Аппеннин.

В тенистых палаццо Флоренция пробует лютню.

Ещё Лоренцетти не умер!.. Его экземпляр

"Китаб-ал-мухтар" Джаубари - забавный подарок!

Как жаль, что тогда я ему ничего не послал...

О, вечные Альпы! О, бедный мой, славный Джованни!

Он так заливался слезами, что весь перевал

Забрызгал. Я думаю, ту обезьяну - в Харране,

С такими талантами он бы, не глядя, убрал.

Я дал ему в ухо, чтоб в Нюрнберг поспеть к фастнахтшпилю.

Терпеть не могу этот праздник дурацкий!.. Хотя,

Когда ещё бюргера, в случай, придётся увидеть -

В канаве, да пьяного, с гульфиком в грязных ноздрях.

Пока я проигрывал в кости, Джованни вернулся,

Принёс медяков и хвастливые новости - он

(Великий Джервазий) с полудня уже, как наёмник.