Эпистолярий - Альберт Зинатуллин

(Великий Джервазий) с полудня уже, как наёмник.

И Гретхен с Гертрудой давно уже ждут за углом!

Мне Гретхен досталась, Джованни залез на Гертруду.

Гертруда, как позже я выяснил, был - меринком,

Что Гретхен подкована тоньше присохшего сыру,

Который Джованни всегда оставлял "на потом"...

Но краденой лошади в зубы гляди, хоть сто раз!

И с бандою рейтаров мы поспешили в Эльзас.

 Джованни и Цыганка*

- Не гадай на даму черв,

Не морчь мне голову,

Так, чтобы из глаз-пещер

Не тянуло холодом...

- Вижу-вижу, свет моя,

Долго тебе маяться...

Где кончается земля -

Море начинается!

Вижу, храбрый - пропадёшь!

- Врёшь! А ну - вина!..

- Посмотри, какая, милый,

Странная луна.

- Тьфу! Туману нагнала,

Просто - преисподня!

Черногривая...

- Луна... странная сегодня...

 Сражение в Буа *

Жёсткий воздух, дымясь, обдувает

Головы голубое бельё.

Даже птицы, лететь забывая,

Обрываются в сломаный лёд...

 И деревья, столпившись, как дети,

 Разбежаться готовы назад.

 Наглотавшийся лунного света,

 Я иду, закурив глаза...

Ночь клюками стучит ледяными

По надорванным спинам берёз,

Убегающий след голубыми

Ловит между руками мороз...

 Я иду, головою сшибая

 В небо яблоки тёмных ворон,

 Мимо спящие звери шагают

 И качает, качается сон...

Лес притих, опустев облаками,

Жёлтый воздух по-прежнему жёлт -

Это проруби вздрогнувший камень

В деревянную воду ушёл...

 Я иду, головою сшибая

 В небо яблоки чёрных ворон,

 Мимо спящие звери шагают

 И качает, качается сон -

Будто падает, падает лошадь

На тугой и натянутый снег,

Оставляя в лесу обмороженном

Чёрный, медленно тающий след...

 Ночь клюками стучит ледяными

 По надорванным спинам берёз,

 Убегающий след голубыми

 Ловит между руками мороз -

И вот-вот, на звериные лица

Опрокинув шальные глаза,

Закачается розовой птицей

Головы её хлынувший сад!..

 И деревья, столпившись, как дети,

 Разбежаться готовы назад.

 Наглотавшийся лунного света,

 Я иду, закурив глаза...

Лес притих, опустев облаками,

Жёлтый воздух по-прежнему жёлт -

Это проруби вздрогнуший камень

В деревянную воду ушёл...

 И верёвками шея тугая

 Тянет, вынет и тянет под лёд.

 Жёсткий воздух, дымясь, обдувает

 Головы голубое бельё...

Только в прорубь вмерзая руками,

Стало тихо вокруг и темно -

Ветер давит кривыми ногами

Из луны голубое вино...

 И вот-вот, на звериные лица

 Опрокинув шальные глаза,

 Закачается розовой птицей

 Головы её хлынувший сад!

Журавлиное, грустное небо

Зацветёт необъятным дождём -

Он таким никогда ещё не был,

Никогда таким не был ещё!..

 Песня рейтаров *

- Эй, девочка!- вот корка

С солдатского стола!

- Ах! милый - Мародёрка

Девчонкою была,

Когда ещё папашку

Папашки твоего

Кормили жидкой кашкой

И делали "бо-бо".

Эх! милый - Мародёрка

Не девочка давно.

Душа её - обжорка,

В глазах у ней - вино!

Ни богу и ни чёрту

Нет места на войне!

...а кто избавит мёртвых

От золотых монет? -

Рождённая в обозах

От вшивых двух рубах...

Чахоточные розы

У девки на щеках.

Но если поцелует -

Забьётся в жилах кровь,

Покуда не прольётся

И не прольётся вновь!

На бархатной заплате

Заплата из парчи!

Плевать, в какое платье

Оденут палачи,

Когда не для примерки

Закрутится петля!..-

Она ограбит церковь,

А вешают - тебя.

Ни богу и ни чёрту

Нет места на войне!

...Но кто избавит мёртвых

От золотых монет? -

А леди Мародёрка

Всё там же, где была!..

"- Эй, девочка!- вот корка

С казённого стола!"

 * * *

Убили Джованни... Горит опустевший Сюр-Мер.

Спасибо - мальчишка провёл в монастырскую башню.

Обзор то, что надо - Сюр-Мер опустевший горит,

Джованни убили, а мне одиноко и страшно.

Мне страшно, что я тебя так никогда и не встречу.

Сюр-Мер в окружении - так что, прими мой "шолом"...

Когда же тебя я увидел впервые?.. не помню.

Нет, помню! - в Солониках, помню, за общим столом!

Монашки визжат - сердце-лёгкие прямо наружу!

Их с башни не видно, но что там творится я знаю...

Жрать очень хочется... дьявол! Беру фолианты.

Что я читаю? О, господи, что я читаю! -

"Некий отшельник питался акридами с мёдом... -

К ликам причислен и прочее..." Я удивляюсь! -

Тысячу раз я точил дикий мёд и акриды,

И - ничего... по воде до сих пор не гуляю!

... Потом мы столкнулись в Малаге. Ты помнишь Малагу? -

Огромная площадь и ты на тончайшем канате.

Мы пили вино и смеялись. И только на утро

В кресле не стало вчера тобой смятого платья...

Обзор здесь хороший. Я вижу, как винные бочки

Отряд кирасир уже катит на главную площадь,

Я вижу, как в гавани шхуна рыбацкая тонет,

Как в жёлтой степи на стрелу напоролся погонщик...

Я ангелов вижу, слетевшихся к церкви горящей,

Как будто голодных ворон неизбывная стая.

И краешком глаза я вижу, как солнцу навстречу

Сквозь рёбра несчастному нежный бамбук прорастает!

...Ну, кажется, всё! - расползлись кирасиры по бочкам.

В чепчике белом и платье крадусь к часовому.

Чем не монашка? - с походкой такой лошадиной,

С грудью такой, что, спасибо, хватило соломы!

Будь этот гад хоть чуть-чуть потрезвей и настырней,

Даже не знаю, куда маскарад мой завёл бы!

Юбки задрав, раздвигаю бурьян и пустырник,

Оставляя Сюр-Мер за спиною, мертвецкий и мёртвый.

Пристану к жонглёрам, наверно, и ну его на ...

Кривляться на площади - лучше, чем биться на плахе!

 ***

Я знаю, там тебя найду,

Где моря тусклый свет

Качает лёгкую звезду

И множество планет.

Я знаю, там найду тебя,

Где шумный стол накрыт,

Где лучше всех и всё любя,

Где каждый не забыт.

Тебя найду! Там, знаю я,

Враз вспыхнут сто огней -

В тебя, в меня чихнув, пьяня,

Пыльцою фонарей.

Тебя найду я знаю там,

Где не найду другой -

Одну тебя найду я там

И никакой другой!

 ИЗ РОССИИ *

 ***

 Ты думаешь, может быть, что я прощу тебе, Лютер?

Даже не думай: беззубый, хромой или лысый,

В цветке наслаждений, в мгновенье до гибели лютой

Я не забуду балтийские горькие брызги...

Карл Циммерман! Огородник! Святой человек!

Помнишь, как он обстоятельно нюхал колбаски?

Потом мы гуляли в саду, полном мошек и нег,

Потом я проснулся под чьи-то обидные ласки.

...Страшное дело застрять у тебя на пирушке! -

Кричишь "погоняй", а у нас вместо кучера - лоцман!

Славную штуку ты выкинул с нами, голубчик,

Выкинув нас под угрюмое русское солнце.

Я не забуду, как волны дрались с облаками!

Всех рвало куда-нибудь: Карла на родину рвало,

Парус на волю, посудину нашу на камни,

Шкипера - в море! И только меня где попало...

Я ко всему был готов! Но в Россию я не собирался!.. 

Я не ищу ни богатства, ни бога, ни бури.

И для того ли, голубчик, душою к тебе привязался -

Чтобы болтаться, привязанным к мокрой бандуре?..

Во-первых, бумаги! Ты что, издеваешься, Лютер?

Ты сам это выдумал? Нет? Подучил тебя кто-то?

Лекарь по имени... (как ведь язык повернулся?)

А Карл ван дер Меер? - вообще ни в какие ворота!

Одних подорожных исправить хлебнули мы сраму -

Подьячий с подьячим хихикали: что мы за личность?

"Дак, лекарь... (понятно, што лечим), а этого карлу

Иваном... Дерьмеевым, значит, по-нашему кличут?"

Но это все после. Пока же нас море качало

Огромной, ослепшей, пустой голубиною стаей,

Которая мчится сквозь нас… И домчаться не чая,

Ныряет в ключицы, в ключицах глаза оставляя.

Как мы попали в Архангельск - не знаю!.. В подзорные трубы

Бутылок наш лоцман глядел напряжённо, пока они были!

Мы тоже глядели... И где-то, наверно, под утро

Я берег увидел! И понял:

вот это мы точно - приплыли...

Амбары... сарайки... причал в жёлтых зарослях пены,

Чья-то собачка опрятно пристроилась писать...

(Это тебе не чернильницей трескать об стену!)

Карл уснул... Он не знает, что Рай уже близок...

Ты думаешь, может быть, что я прощу тебе, Лютер?

Даже не думай! Беззубый, хромой или лысый,

В цветке наслаждений, в мгновенье до гибели лютой