Полный назад! «Горячие войны» и популизм в СМИ - Умберто Эко

Но как это понять широкой публике, если этого не поняли даже информированные журналисты.

Подобный электорат незачем предупреждать о том, что Берлускони хочет заткнуть кляпом рты прокурорам. Электорату того и надо: идея правосудия ассоциируется у этих избирателей с идеей угрозы их собственным финансовым комбинациям. Этот электорат простодушно говорит, что премьеру-миллионеру якобы незачем воровать. Эти простаки воображают себе хищение в размере тысяч долларов, в размере сотен тысяч долларов, они не представляют себе, что значат хищения в миллионы и даже в миллиарды долларов. Эти избиратели думают (верно думают!) что Берлускони не будет пачкать руки взяткой в размере цены трехкомнатной квартиры, он не польстится на автомобиль. Эти избиратели (как, кстати, и все мы с вами) не чувствуют разницы между десятью миллиардами и двадцатью миллиардами долларов.

Идея, что в парламенте, где большинством манипулирует новое начальство, без всякого труда возможно провести такой закон, который в силу множества причин и следствий, для нас не вполне понятных, может принести главе нашего правительства прибыль в миллиард долларов, не совпадает с ежедневными представлениями этого избирателя о том, что означает продать, что означает купить, выклянчить, подарить или обменять. Какой смысл говорить этому избирателю про оффшоры, если на экзотических островах он-то лично дай бог если сподобился хотя бы раз в жизни побывать с женой по туристскому ваучеру, чартерным рейсом?

Какой смысл ссылаться перед избирателями этого сорта на статью в «Экономист»[169], если они и итальянских-то названий газет не знают, а когда им предстоит долго ехать в поезде, берут в киоске не глядя журнал правого ли, левого ли толка, было бы фото задницы на обложке? Эта категория нечувствительна к упрекам, ее вовсе не колышет заявление, что деспотизм — почти установился. Эти выборщики — плоть от плоти нашего общества, они сформированы долгими годами зрелищ моды, успеха и скорого богатства. На этого избирателя фатально повлияло телевидение, не обязательно правое, на него фатально подействовали показы мод, надменные манекенщицы, матери, которые со слезами обнимают нашедшегося в Австралии сына, и супружеские пары, обретшие в конто веки лестную популярность среди соседей по подъезду после того как они на славу поругались при свете телесофитов. Его сформировало все великое, выведенное в смешном виде, вся идеология, утверждающая, что достаточно поскрести билетик и огребешь кучу денег, невыигрышность честной статистики и выигрышность нечестной. Хотя преступность уменьшается, но телевизионщикам-то выгодно расписывать страшные случаи криминала и намекать, что подобный ужас может произойти с любым из нас!

Очарованные избиратели приведут «Полюс» к победе. Италия получит то, чего хотел Очарованный электорат.

Но еще опаснее Очарованного электората и Сознательного электората (тех, которые — за правых) для нашего общества, что ни говори, Несознательный электорат левых. Под «левыми» я имею в виду кого угодно, от пожилого неверующего республиканца до парня из коммунистического кооператива и до католика, добровольно работающего в некоммерческой организации и не верящего ни в какие классы и ни в какую политику.

Эти люди знают все, что сказано мною выше, и им даже читать это неинтересно. Однако левое правительство, управлявшее Италией в конце 1990-х, разочаровало их — они ждали гораздо большего. Они отрежут себе яйца назло жене. Чтобы наказать разочаровавших их политиков, они допустят в Италию деспотизм.

Их моральная ответственность неизмерима. На суде истории не станут клеймить любителей телесериалов. Эти любители получат телесериал по своему вкусу. Суд истории укажет перстом на тех, кто читал и книги и газеты, но не отдал себе отчета или отчаянно пытался не понять, что через три дня нас ждут не обычные выборы, а моральный референдум. Если они отринут этот моральный императив, они уготовят себе круг ада «для ничтожных»[170].

Ополчаясь против безразличия, мы сзываем всех, кто колеблется, кто разочарован. Пусть откликнутся на наш призыв. Он очень прост. Мы не просим их разделять все позиции этого рассуждения. Пусть подпишутся только под словами, приведенными здесь ниже и взятыми в кавычки. «Голосую против деспотизма, против идеологии массовых зрелищ. Голосую, чтоб сохранить плюрализм информации в стране. Я считаю послезавтрашние выборы моральным референдумом, от которого ни один гражданин не вправе устраняться».

Это будет значить, что каждый поступит по велению совести и взяв на себя ответственность.

Потому что «ни один человек не есть остров… и поэтому никогда не спрашивай, по ком звонит колокол, — он звонит по тебе»[171].

Избирательная кампания 2001 года и пра-пра-коммунистические технологии[172]

Избирательная кампания «Полюса свобод» оказалась до того успешной, что многим хотелось бы теперь понять ее секрет — ну, если не секрет, хоть формулу и основную идею. Прежде всего приходит в голову объяснить победу «Полюса» тем, что политики «Полюса» и в особенности Берлускони (единственная личность, в чью пользу проводилась кампания) взяли себе за образец коммерческую рекламу. И в соответствии с рекламными шаблонами, решили постоянно показывать один и тот же символ, озвучивать одни и те же несколько быстрозапоминающихся слоганов — и грамотно поработали над выбором символических цветов. Цвета были выбраны превосходно, в частности и потому, что теми же цветами раскрашена заставка системы Windows. Слоганы сработали именно потому, что были примитивны, в точности как примитивна реклама потребительских товаров. Агитация основывалась на том же принципе, который господствует в рекламе: а именно, что правдоподобие не имеет значения.

Ни один потребитель не верит, будто «„Скаволини“ — кухонная мебель в каждой семье, в каждой квартире» (спросите статистиков — они опровергнут). Никто не верит, будто новый порошок отбеливает лучше всех других: они отбеливают одинаково. И все же потребители берут ту продукцию, которую запомнили благодаря слоганам. По этой причине совершенно зря сатирики и политики иронизируют по поводу фраз «премьер-министр — рабочий» или «достойную пенсию каждому». Ну, может, не зря, потому что они нас смешат. Но они неправы. Сила слоганов не в осмысленности, а в запоминаемости.

Интересно, что коммерческая реклама как образец идеальна для предвыборных плакатов и уличной расклейки, но не для проведения предвыборных кампаний в парламенте или в прессе, поскольку парламентским дебатам свойственно становиться все злее и агрессивнее по мере приближения даты голосования. Более того. Верно подмечено (не мной) явное расхождение стилей двух типов агитации: насколько благостен дух избирательной расклейки, настолько же злобен дух предвыборных споров.

Нередко в этом видят ошибку тактики. О непроизвольных просчетах писал и Монтанелли[173]: он делал вывод, что «Полюс» якобы не умеет победить свою унаследованную от фашизма тягу к сильной власти, а также психопатию своего лидера, и тем самым выдает себя с головой и обнаруживает поневоле всю свою авторитарность и всю свою ностальгию (хотя в основном ностальгию символическую) по хорошей дубинке. Ну, я считаю эту интерпретацию однобокой. Она объясняет какие-то эксцессы, угрозы и посулы, но отнюдь не поведенческий тип. Поведенческий тип восходит к совершенно иному образцу и почти воспроизводит его. Я имею в виду не фашистскую модель, не коммерчески-рекламную модель, а модель пра-пра-коммунистическую (veterocomunista), как это ни странно звучит: модель приснопамятного всем нам с вами бунтарского 1968 года.

Попробуем (те, кто достаточно в годах) припомнить тактику и стратегию пропагандирования коммунизма при Тольятти. При жуткой усложненности теоретической казуистики на уровне руководящего эшелона партии, с рядовыми членами и не-членами партия общалась посредством эффектных и общепонятных речевок, воспроизводившихся несчетное число раз.

Во-первых, это были бесконечные наскоки на капитализм и империализм — виновников бедности в мире. На НАТО — поджигателя войны. На правительство — пособника американцев и на полицию — прислужницу правительства. Изо всех сил клеймили если не государство, то уж точно — правоохранительные органы за то, что они разгоняли левых демонстрантов, но щадили правых экстремистов. Во всяком случае, в судебных ведомствах различали отдельных «хороших» сотрудников (в основном — неподкупных судей, противостоявших произволу) и остальные «нехорошие» органы, которые попустительствовали правящему классу, а рабочий протест давили и разгоняли. Берлускони подставил в ту же формулу вместо «Америки» — «коммунизм с его безрассудными прислужниками» (в безрассудные прислужники скопом попали и католики, такие как бывший президент Италии Оскар Луиджи Скальфаро[174], и консерватор Монтанелли). Как и коммунисты, Берлускони поделил правоохранительные органы на две категории: на «красных комиссаров», разбирающих аферы Берлускони, и «умеренных» (то есть юристов, которых нанимают доказывать, будто афер Берлускони не было): как и коммунисты, Берлускони разделил органы на «хорошие» и «нехорошие».