Чечня рядом. Война глазами женщины - Ольга Аленова

– Нам очень нужна ваша помощь, – растерянно произносит он.

Мама Кати Елена Назаренко, машинистка из медчасти, говорит, что в полдень будут хоронить двух пациентов госпиталя и одного врача, Андрея Кнышенко. С врачом пойдут прощаться все сотрудники госпиталя. Только она не пойдет.

– Я его помню веселым и добрым. Не хочу видеть его мертвым.

Вечером в пятницу травматолог Андрей Кнышенко, хирург Александр Дзуцев, ординатор Арсен Абдуллаев и еще несколько медсестер и врачей делали сложную операцию в операционном блоке на втором этаже. Взрыв застал их, когда операция уже подходила к концу. Никто не выжил. Когда спасатели разгребали нижние слои завалов, увидели руки в резиновых перчатках и кусочек халата. Крикнули, что нашли врача. Это было тело хирурга Дзуцева. Спустя несколько часов нашли остальных.

Погибших было бы меньше, если бы у въезда в госпиталь стояли бетонные блоки. Но медсестры объясняют, что блоки начальство не ставило, потому что хотело спасти больше жизней.

– Вон там, рядышком, на поле, садятся вертолеты, которые обычно привозят тяжелых раненых. Наши «скорые» забирают раненых и мчатся в госпиталь. Если бы на дороге стояли какие-то заграждения, мы просто не довозили бы этих мальчишек до операционного стола. Сколько жизней спасли эти считанные минуты!

Хоронить врача Андрея Кнышенко поехали почти все, кто выжил в госпитале.

– Вон тот врач, хирург, друг Андрея, – показали мне на темноволосого мужчину. – Его Эрик зовут. Они с Андреем были не разлей вода. Все время над всеми шутили.

Эрик взял нас в свою машину. Когда у него зазвонил телефон, он сказал самым будничным голосом: «Я к Андрюше», как будто ехал к Андрюше в гости. Сидящая рядом со мной девушка всхлипнула. Больше Эрик не сказал ни слова. Мы прошли за ним во двор аккуратного дома, где живут родители жены Андрея Кнышенко. Сам Андрей приехал в Моздок из Украины, но хоронить его решили здесь. Во дворе у закрытого гроба сидели недавно приехавшие родители и брат погибшего. Мать обнимала гроб руками и просила, чтобы сын забрал ее к себе.

Ветер задул свечу у траурного портрета, с которого смотрело симпатичное молодое лицо. Пришел священник в белом, отслужил за упокой. Кто-то снова зажег свечу. Рыдания стали тише, на лице у матери появилась обреченность. Она обняла сидящего рядом старшего сына и сказала удивленно: – Тебя в Кабуле спасли, а его в Моздоке не спасли.

И снова обняла гроб.

Андрея Кнышенко похоронили на старом моздокском кладбище. Наверное, это правильно. В этом городе он лечил и спасал людей, и здесь его все любили. Значит, на его могиле всегда будут цветы.

Вчера состоялись выборы президента Чечни. Проголосовало более 80 % избирателей. Серьезных ЧП не было. То, что выборы прошли спокойно, вполне объяснимо: реальных противников у Ахмата Кадырова не было.

Попасть к Ахмату Кадырову перед выборами было практически невозможно. Делегация за делегацией входит в его дом в Центорое, еще несколько человек ждут личной аудиенции во дворе. Наконец господин Кадыров, в шапочке и темном пиджаке, появляется во дворе, провожая группу молодых мужчин, чем-то неуловимо похожих. Мужчины проходят мимо рослых парней из «Альфы», наблюдающих за посетителями, и исчезают за воротами. После этого кандидат минут двадцать общается с десятилетним танцором Мансуром Мусаевым, которого в Чечне называют вторым Махмудом Эсамбаевым и которому необходимо ехать в Москву на лечение. Мансур – беженец и живет в Ингушетии, а в Центорой он приехал вместе с мамой. Мама говорит, что Ахмат Кадыров – спонсор ее сына и что в августе Кадыров выделил $13,5 тыс. для поездки Мансура на международный фестиваль в Кейптауне; мальчик победил и стал лауреатом фестиваля.

– Я загадал два желания, – говорит мальчик, одетый в черкеску и папаху, своему спонсору, сидящему рядом. – Чтобы я победил на фестивале и чтобы Ахмат-хаджи победил на выборах.

Господин Кадыров смеется и говорит Мансуру, что папаху тот носит неправильно, а надо носить так, чтобы уши не торчали. Потом, выслушав Сациту Мусаеву, достает стодолларовые купюры, отсчитывает и отдает ей деньги.

– Ему в Америке предлагают учиться, – говорит женщина и показывает на сына.

– Зачем тебе в Америку? – обращается к мальчику Ахмат Кадыров. – Выучишься в Чечне, мы тебя в хороший институт устроим. А потом и в Америку можно.

– И вот так целый день, – говорит кандидат, проводив гостей. – И мирные, и чиновники, и боевики приходят.

– Предпоследние ваши гости – боевики? – спрашиваю я.

– Это люди Гелаева. Они хотят легализоваться и мирно жить. Переговоры с ними давно велись, и вот они пришли. Говорят: «Ахмат-хаджи, мы обеспечим мирные выборы в Урус-Мартановском и Ачхой-Мартановском районах. Выстрелов не будет, обещаем». Я сказал им: «Хорошо, давайте посмотрим. Если вы мне поможете, я тоже помогу».

– Как вы им поможете? Легализуете их?

– Легализую. А какой еще может быть вариант? Люди не хотят воевать, они хотят мира, надо им помочь.

Всю ночь в Грозном шла перестрелка. Стреляли из автоматов и подствольных гранатометов. Журналисты, ночующие на территории правительственного комплекса, обсуждали, стоит ли наутро вообще выходить в город. Накануне всех потрясло известие о смерти водителя съемочной группы телеканала «Новые коммуникации» Саид-Махмуда Заурбекова – его машину расстреляли в центре Грозного неизвестные. Ходили неясные слухи о том, что охотились на самом деле за самой съемочной группой, которая в поисках эксклюзивов передвигается по Чечне без сопровождения. О том, кто охотился и за чем, можно было только догадываться. Во всяком случае, эта ситуация оказалась на руку всевозможным сотрудникам правительства и администрации Чечни, попытавшимся приструнить слишком самостоятельных журналистов: «Ситуация очень сложная, не советуем вам завтра покидать территорию правительственного комплекса без сопровождения».

Тем не менее утром все, что смогли предложить СМИ работники всевозможных пресс-служб, ограничивалось поездкой в Центорой, где в десять утра господин Кадыров должен был опустить свой бюллетень в избирательную урну, и сопровождением премьера Чечни Анатолия Попова, направляющегося туда же. Поэтому в Октябрьский район Грозного – туда, где ночью и была перестрелка, мы отправились своим ходом.

Главная улица Грозного – проспект Победы – словно вымерла: на улицах нет людей, не ездят машины и вообще очень тихо. Самое оживленное место на проспекте – рынок, но и здесь сегодня ни души: еще накануне торговля в городе была запрещена.

На улице 8 Марта в здании библиотеки для слепых расположился 393-й избирательный участок. У этого квартала в Грозном печальная слава. Во время войны в подвалах нескольких домов на этой улице от бомб прятались старики из республиканского центра слепых. Многие из них так и не вышли из этих подвалов. Слепой Увэйс Ногмурзаев помнит все, что с ним было зимой 2000-го, и всех, кто погиб. Но он не хочет об этом вспоминать. Увэйсу 53 года, он глубокий старик. На избирательный участок его привели товарищи. Он и сам хотел проголосовать, тем более что живет двумя этажами выше избирательного участка, в разрушенной пятиэтажке, да боялся, что не дойдет.

Я спросила Увэйса, за кого он голосовал. – За Бугаева, – сказал мужчина. – Мы уже месяц с соседями решали, за кого голосовать. И решили, что это достойный человек. Он бывший обкомовский работник. Он со стажем. Мне его речи нравились. Он ведь при Завгаеве работал.

– А при Завгаеве жилось хорошо?

– Жилось лучше, чем сейчас. Но Завгаеву не дали работать. Да и Кадырову не дают.

– Как вы думаете, кто пройдет из кандидатов?

– Думаю, что Кадыров. Почему? Не знаю. Так мне кажется.

К нам подходят еще двое пожилых мужчин.

– А вы не знаете, почему Кадыров пройдет? – сердито спрашивает один из них, Муса. – Да уже давно решили, кто пройдет!

– Если Кадыров пройдет, ему все равно придется порядок наводить, – примирительно говорит третий, Увэйс Джадаев. – Такое доверие оказано, ему деваться некуда.

– Вот бы дом побыстрее построили, – говорит слепой. – Вода привозная, покупаем воду. Топить нечем. Холодно, буржуйки не у всех есть.

– Эх, не скоро здесь порядок будет, – машет рукой Муса.

Мужчины берут под локти слепого и уходят к своему разрушенному дому.

Милиционеры, охраняющие участок, говорят, что только старики в Грозном ничего не боятся.

– Они свое отжили, – объясняет майор Султан Шаипов. – А молодежь боится. Не все решаются сюда прийти.

Султан потягивается, резко выдыхает и говорит:

– Одиннадцатые сутки мы на ногах. Еще бы день простоять да ночь продержаться.

У избирательного участка вижу молодого парня. Он внимательно разглядывает входящих.

– А вы за кого голосовали? – спрашиваю у парня.

– За Яндарбиева, – смеется он. – Не хочу ничего говорить, а то меня убьют.