Кронштадт-Таллин-Ленинград Война на Балтике в июле 1941 – августе 1942 гг. - В. Трифонов

Когда наши бомбардировщики покинули этот аэродром и улетели под Ленинград, я не помню, но позже 20 августа я их уже не видел. А вскоре после 20 августа оставшийся десяток истребителей друг за другом с небольшим интервалом перелетели куда-то северо- западнее Минной гавани на основание полуострова Пальяссаар. Значит, нашли там или подготовили для них взлетную полосу. Им ведь надо-то метров 300. Интересно, что немцы, по-моему, до последнего дня обороны Таллина не бомбили этот аэродром. Хотя «ястребки» постоянно были в воздухе. Только пара сядет, взлетает новая пара. С мостика иногда было хорошо видно, как они пикируют или идут на бреющем восточнее города и бьют по передовой немцев. А с земли к ним тянутся трассы от зениток и пулеметов.

По приближающемуся и нарастающему артиллерийскому гулу с востока и с юга от города и почти беспрерывному огню со всех крупных кораблей, находящихся в бухте, было ясно, что немцы медленно, но приближаются к городу. Пытаюсь вспомнить и не могу: никто из нас ни разу не сказал о возможной сдаче города немцам. Откуда была такая уверенность? В газете «Советская Эстония», которая поступала к нам на судно, публиковались десятки статей с примерами героизма наших бойцов и моряков на сухопутном фронте под Таллиным. И в каждом номере звучали бодрые лозунги «Враг не пройдет!» Как-то успокаивающе действовала мирная картина в Купеческой гавани, где у многочисленных причалов стояли десятки транспортов с мирными дымками над трубами.

21 августа. Четверг. Таллин, в бухте

Часов в 17 поступило чье-то распоряжение выйти на рейд. А наш капитан минут двадцать назад ушел на сутки домой. Комендант решил, что выйти на рейд можем и без капитана. Командовал выходом старший помощник, которого я при исполнении обязанностей капитана не видел. Если на палубе во время швартовок и снятия с якоря он обычно бывал суетлив, то на мостике – полное спокойствие, четкие команды и никакой суетливости.

Поскольку нам не указали точного места стоянки на рейде, то старпом решил встать на якорь в западной части бухты, примерно в километре от северного мола Купеческой гавани. Расчет старпома был прост: завтра, примерно в это же время, капитан, не обнаружив судно на месте, поднимется на гребень мола и мы его увидим в бинокли.

С места нашей якорной стоянки довольно хорошо просматривалась Минная гавань, в которой стояло с десяток БТЩ, много каких-то катеров и других мелких судов. Северо-западнее нас, километрах в двух, стоял на якорях «Киров», носом на запад. Около него на якоре или на буксирном тросе с кормы виднелся небольшой буксир. Наверное, его обязанности – разворачивать крейсер ча корму так, чтобы ему было удобно вести артиллерийскую стрельбу но указанным целям.

Северо-восточнее во всю ширину бухты расположились эсминцы, периодически ведя огонь по им одним ведомым целям.

22 августа. Пятница. Таллин, бухта в поле зрения «колбасы»

Утром я заметил к югу от нас, значит, где-то за озером Юлемисте, как бы над горизонтом, появилась «колбаса» – аэростат с каким то маленьким предметом под ним (очевидно, корзиной). Ясно, что подняли корректировщика, и теперь они будут бить по кораблям. Ждать пришлось недолго: после обеда высоко над нами мы услышали какое-то шуршание и через несколько секунд увидели четыре столба воды в центре бухты. Звука взрывов почти не было слышно. Эсминцы, которые вели огонь, стоя на якорях, стали сниматься с якорей и медленно двигаться по бухте.

Немецкая четырехорудийная батарея, не спеша, била примерно полчаса, как бы принюхиваясь к новым целям. Наши, наверное, точных координат этой батареи еще не знали и не могли помешать ей вести пристрелку. Около 17 часов дежуривший с биноклем на мостике матрос сообщил старпому и коменданту, которые оба с утра были на мостике, что видит на северном молу нашего капитана. Старпом приказал боцману срочно спускать шлюпку – четверку, на которой мы в свежую погоду дважды ходили с комендантом с рейда к северному молу и натерли на ладонях кровавые мозоли.

Но сегодня погода была тихая, солнечная и, пройтись на шлюпке пару километров, если ты умеешь хорошо грести, одно удовольствие. И я попросил разрешения у коменданта сходить с матросами на шлюпке. Тот не возражал. За полчаса обернулись в оба конца. Трое молодых матросов гребли вполне прилично и оценили мое умение грести. Только успели поднять шлюпку на борт, от «Кирова» подошел катер с приказом подойти к «Кирову» и встать у его кормы. Через 15 минут были у «Кирова» за кормой и встали на якорь. Оказывается, до утра.

23 августа. Суббота, Таллин, помогаем «Кирову»

С утра немцы опять открыли огонь по кораблям в бухте. Конечно, артогонь с кораблей очень им мешает. А теперь немецкая батарея заставляет корабли сниматься с якорей и двигаться по бухте. Точность огня с эсминцев, конечно, при этом снижается. По «Кирову» почему-то не бьют, чему мы очень рады. Но вот с «Кирова» приказ подать ему на корму наш буксирный трос и по командам тянуть его корму под углом 45° к правому борту. На малом и среднем ходу никакого движения. Дали полный ход, и постепенно корма крейсера стала медленно двигаться за нами. Похоже, что крейсер носом сел на грунт, и попытки буксирчика стянуть его были безуспешны. Вспомнили о нашем существовании. Но почему так долго готовились?

Вчера и сегодня немцы по несколько раз в день открывали огонь по кораблям, но попаданий не было. Наверное, корректировка с такой дистанции (от нас до «колбасы» было, по-моему, 5-7 км, плюс 1-2 км от нас до кораблей в бухте) по целям на водной поверхности для армейских артиллеристов была малоэффективной. Но сегодня после обеда они стали бить по «Кирову». Нас это никак не радовало, однако разрешения уходить не поступало. Вдруг часов в 16 громыхнула одна из башен «Кирова». С такого близкого расстояния мы его «голоса» не слышали. Очень впечатляет! На протяжении трех часов попеременно из разных башен он, не очень спеша, дал 40 залпов. Специально считал.

Часов в 19 нам разрешили отойти от «Кирова» и встать на рейде, что мы с удовольствием сделали и ночь проспали спокойно.

24 августа. Воскресенье. Таллин, Купеческая гавань

В 9 часов с «Кирова» получен приказ вернуться в Купеческую гавань. Встали на свое старое место – у внутренней стенки северного мола, невдалеке от северных ворот гавани. Гавань полна транспортами, ни одного свободного причала. Все транспорты чем- то загружаются.

Утром я заметил, что «колбаса» стала размером раза в два больше. Значит, ее перенесли километра на 3 ближе к городу. Днем я наблюдал попытку атаки аэростата нашим «ястребком». Пройдя низко над городом, он с запада или с северо-запада пытался приблизиться и расстрелять аэростат, но его встретил такой плотный огонь зенитных пулеметов и автоматов, что он, резко изменив курс и максимально снизившись, ушел на свой аэродром. Больше попыток сбить «колбасу» с воздуха не было. А вот шрапнелью, по-моему, кто-то пытался сбить, но безрезультатно. Так она и висела до последнего дня.обороны города и попортила нам много крови. Не без ее участия одна из немецких батарей пристреляла оба входа в Купеческую гавань – третий или четвертый залп лег точно в середине сначала северного, а затем и южного входа. Вскоре я увидел, что какой-то небольшой буксирчик пошел на выход из гавани через южные ворота. Только он вошел в ворота, залп батареи, и в воротах поднялись три столба воды. Четвертый снаряд накрыл буксирчик. Когда дым от взрыва рассеялся, на поверхности в бинокль видны были только какие-то щепки. Стало ясно, что немцы решили закупорить транспорты в гавани. Теперь днем из гавани не выйдешь.

Крейсер «Киров»

В эти дни фронт с восточной стороны приблизился к окраинам города. Разрывы и немецких, и корабельных снарядов видны были в районе устья речки Пирита, Нарвского шоссе, на берегу полуострова Виймси. Доносились и винтовочно-автоматная стрельба, разрывы гранат. А мы и десятки транспортов стоим в Купеческой гавани, как нейтральные наблюдатели и ничем не можем помочь совсем близкому фронту. Позже таких наблюдателей называли «Американские наблюдатели». Теперь немецкая авиация серьезно принялась за наши боевые корабли, что были в бухте. Наверное, их бешеный круглосуточный артогонь очень сдерживал наступление немцев на город, и в течение дня налет следовал за налетом. Думаю, что не менее десятка раз в день по 6-15 «юнкерсов» то бомбят только «Киров», то сразу несколько эсминцев. Конечно, эти налеты, как и стрельба по кораблям береговых батарей, мешали кораблям вести прицельную стрельбу, т.к. им приходилось все время маневрировать, уклоняясь и от бомб, и от снарядов. Но до сих пор ни одна бомба и ни один снаряд в корабли не попали. Транспорты немцы все еще не трогали, надеялись, видимо, захватить их целехонькими. С транспортов по самолетам тоже огня не велось. Не из чего. Мне капитан-лейтенант сказал, чтобы стрелял только в случае пикирования на нас, т.к. стрельба на расстоянии 3-4 км, да еще без прицела, бесполезная трата снарядов. А они еще могут нам пригодиться. А потом, в случае нашей стрельбы, немцы могут обозлиться и ударить по транспортам в гавани. И пострадают они ни за что.