Атрибут власти - Чингиз Абдуллаев

– Это лишь доказывает, что они учатся на собственных ошибках, – парировал тот.

– Абрамова похитили чеченцы, – убежденно заявил Богемский, с ненавистью глядя на эксперта. У генерала были глубоко посаженные глаза, покатый череп, тонкие губы.

– Почему обязательно чеченцы? – поинтересовался Дронго.

– Или другие кавказцы, – отозвался генерал, – они не простили ему объективной позиции в вопросе о войне в Чечне.

– Звонивший говорил с характерным кавказским акцентом, – поддакнула Чаговец.

– У вас есть доказательства? – спокойно поинтересовался Дронго.

– А у вас? – разозлился Богемский. – Вся ваша теория «газетных заговоров» построена на одних предположениях.

– Не совсем, – решил, что пора вмешаться, Машков, – вы ведь прочли беседу Холмского с журналисткой. И давайте не будем высказывать друг другу необоснованных обвинений. Мы делаем общее дело.

Нащекина подошла к Дронго.

– Мне иногда бывает стыдно за наших коллег, – призналась она. – Надеюсь, вы не обижаетесь?

– Если бы обижался, то не вернулся бы обратно в Москву, – откликнулся тот. – А вообще я некоторым образом считаю себя должником вашего президента.

– В каком смысле? – не поняла она.

– Несколько лет назад в Баку на него готовилось покушение, – пояснил Дронго. – Азербайджанские спецслужбы узнали об этом, когда взяли террористов, но предупредили российскую сторону о том, что опасность террористического акта остается. Президент не отменил своего визита. Просто по согласованию со службами охраны перенес его на более ранний утренний час. И прилетел в Баку. Можете себе представить, как он рисковал? Однако визит состоялся. Я думаю, что возвращаю ему часть того долга. Он мужественный человек.

– Я об этом не слышала, – призналась Нащекина. – Как вы думаете, что лучше сделать в Таллине? Отдать деньги или задержать посредника?

– Не знаю. Решение принимаю не я. Но, полагаю, будет идеально – выплатить им часть суммы и потянуть время.

– Я тоже так считаю, – согласилась Нащекина. – Предложите этот план генералу Машкову.

– Нет. Лучше вы сами. Вас послушают быстрее, чем меня. Вы же видите, с каким трудом меня здесь терпят.

– Ладно, – согласилась она, – сделаю. Посмотрим, как он отреагирует.

– Хотя нет, – неожиданно остановил ее Дронго. – Это может быть опасно для Абрамова. Если позвонил человек с кавказским акцентом, значит, они решили провести эту игру до конца. Чтобы противная сторона поверила в их решимость и звериную жестокость, они могут не остановиться ни перед чем. Например, отрезать ему палец, создавая себе определенный имидж. Я думаю, мы не имеем больше права ждать – необходимо сегодня же допросить Холмского.

– Вы говорили, что это очень опасно…

– И продолжаю так считать. Но ждать нельзя. Ради безопасности несчастного журналиста, который стал невольной пешкой в большой игре.

Холмский закончил свои дела поздно вечером и поехал домой. Сегодня он решил отправиться на Кутузовский проспект, где у него была квартира, купленная на имя матери. Мать умерла два года назад, и квартира перешла к нему. Здесь была просторная тихая спальня, выходящая окнами во двор. В многокомнатной квартире Холмского на Ленинском проспекте всегда было многолюдно: там вести хозяйство его супруге помогали горничная, кухарка, домработница. К тому же постоянно приходили какие-то монтеры, наладчики антенн, различные мастера, маляры. В общем, всегда было полно чужих людей непонятных профессий. Третья квартира, находившаяся на улице Усиевича, была предназначена для деловых и не очень деловых встреч.

Отпустив водителя и охранника, Холмский поднялся на четвертый этаж, открыл ключом дверь и вошел в квартиру. В квартире было тихо и немного пыльно, как бывает в пустующих жилищах, несмотря на любую, самую тщательную уборку. Сняв пальто в прихожей, он сразу же прошел в ванную комнату, где долго мыл руки. Затем разделся в гардеробной, повесил одежду в шкаф и отправился в спальню, предвкушая, как уляжется на такую удобную, просторную и мягкую, двуспальную кровать, оставшуюся еще от родителей. Телевизор он не включал, радио в квартире не было. Однако, открыв дверь в спальню, он в изумлении увидел сидящих там двух незнакомых мужчин и замер на пороге. Его поразило не только их непонятное появление в квартире, но и их долгое терпение – с того времени как он пришел, они не выдали своего присутствия ни звуком. Мужчины продолжали молчать и тогда, когда Холмский появился перед ними.

Он оглядел себя. На нем были только трусы и майка. Мужчины смотрели на него. И вдруг Аркадий Яковлевич отчетливо понял, что этих типов не интересует ни его имущество, ни его квартира. Когда люди сидят вот так долго и молча ждут появления хозяина дома, они делают это только с одной-единственной целью – чтобы его убить.

– Что вам нужно? – спросил Холмский дрожащим голосом. Как могли эти чужаки попасть в его квартиру? Внизу все время дежурит консьержка, замок на входной двери был заперт, он сам его открывал. И тем не менее сидящие перед ним мужчины были реальностью.

– Садитесь, – посоветовал один из них, показывая на пустой стул, – садитесь, Аркадий Яковлевич, и постарайтесь успокоиться.

Это уже лучше, они хотя бы не станут его убивать прежде, чем закончат разговор. Но как же им удалось так незаметно войти и о чем с ним хотят говорить?

– Можно я оденусь? – почему-то шепотом обратился он к ним.

– Нельзя, – ответил другой мужчина, коренастый, с немного выпученными глазами и сильными руками.

Холмский посмотрел на его руки и понял, что ему лучше послушаться. Этот человек мог задушить его в один момент. Он сел на стул.

– Мы хотим с вами поговорить, Аркадий Яковлевич, – начал первый мужчина, показавшийся Холмскому интеллигентнее второго. Хотя тоже не разрешил ему одеться. Им что – доставляет удовольствие наблюдать за голыми коленками пожилого хозяина квартиры?

– О чем поговорить? – не понял он.

– Наш разговор должен остаться между нами, – предупредил первый, – и мы рассчитываем, что вы никому о нем не расскажете.

Это было уже почти деловое предложение, и Аркадий Яковлевич насторожился. Почему он не должен рассказывать о визите этих неприятных типов?

– Кто вы такие? – рискнул полюбопытствовать он.

– Это не важно. Мы хотим задать вам несколько вопросов. И учтите, что нам нужны максимально честные ответы.

– По какому вопросу? Вы, наверное, что-то перепутали. Я занимаюсь мелким рекламным бизнесом и не имею никакого отношения к серьезным делам.

– Мы это знаем. Вы провели рекламную кампанию в прошлом году, разместив несколько рецензий на спектакль Сончаловского «Чайка». Верно?

– Я не понимаю, кто вы такие? И почему это вас интересует? – начал сердиться Холмский. Он испугался, что может потерять большие деньги за прежний заказ.

– Хватит, Холмский, – лениво предупредил его второй, – либо говорите правду, либо мы ее из вас выбьем. Неужели непонятно?

– Что вы хотите? – Аркадий Яковлевич был вполне разумным человеком.

– Вам заказали рекламу этого спектакля? Да или нет? Учтите, мы пришли сюда не просто поболтать.

– Понимаю. – Холмский подумал, что больше никогда не сможет чувствовать себя в этой квартире уютно и надежно.

– Так кто заказал вам рекламу спектакля? – снова спросил первый.

– Ко мне обратился мой знакомый Бенедиктов. – Холмский все еще надеялся сохранить свои деньги. Или жизнь? Почему их так интересует этот спектакль?

– Значит, он заказал вам рекламу «Чайки»?

– Не совсем. – Черт возьми, ему очень не хотелось ничего говорить! Но если эти типы сумели так ловко проникнуть в его квартиру, то они наверняка сумели и кое-что разузнать заранее, прежде чем оказались в его спальне. Ну и черт с ними! Жизнь дороже денег. – Меня познакомили с одним поляком. Тоже журналистом, Ежи Курыловичем. Это он просил меня организовать такую кампанию. Наверное, он большой поклонник Сончаловского. Или Чехова. А может, какой-нибудь актрисы, что скорее всего. Я его не спрашивал, а сам он не рассказывал.

– Курылович заплатил вам деньги?

– Нет, я работал на одной любви к ляхам, – зло буркнул Холмский. – Если б не заплатил, я ничего и делать бы не стал. А что, это уже запрещено?

– Он говорил вам, о чем писать?

– Я уже давно в рекламном бизнесе. Мне достаточно намекнуть…

– Тогда и я «намекаю». Вторую кампанию тоже попросил организовать Курылович?

– Какую кампанию?

– Холмский, у нас мало времени. Вы организовали и разместили уже более десяти материалов о пропавшем журналисте Абрамове. Или мы ошибаемся?

– Это тоже не запрещено законом. Холодно, я замерз. Может, вы все же разрешите мне одеться?

– Мы скоро уйдем, если вы будете четко отвечать на наши вопросы. Это Курылович просил вас публиковать материалы об исчезнувшем тележурналисте?