Родиной призванные(Повесть) - Соколов Владимир Н.

— Выпьем, Костя, выпьем тут, на том свете не дадут, — опять пробубнил Отто, наполняя стопки.

А тем временем партизаны Данчеикова добивали ягдкоманду, которая зверствовала в деревнях Клетнянского района. «Охотники за партизанами» сами попали в ловушку и все до одного были уничтожены.

Глава десятая

В темную, тихую августовскую ночь окрестности Сещи огласились раскатистыми взрывами. Поворов и Анюта, спешившие к шоссе, стали свидетелями паники на аэродроме и в поселке. Люди что-то кричали, бежали в одиночку и толпами из Сещи. В свете ракет было видно, как над аэродромом взметались дым и земля, языки пламени.

Воронка, метрах в пятидесяти от шоссе, оказалась заполненной водой. Поворов побежал к окопчику, но там уже были гитлеровцы. Костя и Анюта укрылись под старой ветлой.

Сещу бомбили почти все лето, но такой бомбежки, длительной и прицельной, еще не было. Вот совсем низко над шоссе пронеслись один за другим самолеты, свинцовый ливень припустился по шоссе и его обочинам. Поднялся крик.

— Так их!.. Так!.. — ликовал Поворов.

Анюта, прижавшись к нему, шептала:

— Страшно умереть от своих бомб…

Замолчали зенитки, далеко за Десной утих гул самолетов. Поворов и Анюта вышли на шоссе, где уже бегали санитары с фонарями, стояли госпитальные машины, лежали на земле серые носилки «скорой помощи». Страшно было смотреть на поле аэродрома. Гигантские костры поднимали огонь и дым, казалось, до самых облаков. Горели самолеты.

— Здорово получилось, — шепнул Поворов.

— Смотри, как горит.

Анюта не успела досказать — взрыв бензинового бака с потрясающей силой выбросил пламя кверху и разбросал огненные ручейки по земле. Огонь заклокотал, забушевал яростнее.

В эту ночь советская авиация сожгла тридцать шесть и разбила там двенадцать немецких самолетов.

Отойдя от аэродрома километра два-три, Поворов спросил:

— Что молчишь, Анюточка? — И подал ей руку, чтобы помочь перепрыгнуть через канаву.

— Хочешь, я расскажу тебе сказку? — вздохнула Анюта и, не дождавшись ответа, продолжала: — Звезда полюбила человека. Полюбила очень-очень сильно. Полюбила, как любят только звезды… А у человека была женщина, совсем маленькая, строгая и холодная, как астероид. Звезда этого не знала. Ей все время хотелось сделать что-то хорошее для человека… Однажды, засмотревшись на него, она не удержалась и упала с неба. Звезда падала очень быстро и светила очень ярко, ей казалось, что человек видит ее, тянет к ней свои ладони. А человек этого не знал, он протянул руку маленькой женщине, чтобы та перешагнула лужицу… Какая тишина, милый! Когда кончится война, пойдем на Десну и целый день и всю ночь будем слушать прекрасную тишину.

Скоро они пришли домой, но долго не могли уснуть. Поворов рассказал о встрече с Данченковым, посвятил Аню в свои планы.

Утром, когда Поворов уже собрался уходить на службу, в коридоре гулко, тяжело затопали. Дверь словно тряхнуло вихрем. Ворвался фельдфебель с двумя полицейскими. Фельдфебель выхватил у Поворова винтовку.

— Комендант… Дюда… Пошел! — толкнул его вперед. — Смотри… Бегай найн… Бах-бах, — буркнул фашист.

Глава одиннадцатая

Все больше мешал подпольщикам этот матерый предатель Рылин. И вот Владимиру Мишину, сторожившему пристанционный сенной склад, поручили сочинить письмо, содержащее благодарность Рылину за помощь партизанам. Письмо подсунули под дверь приемной коменданта. Записку «нашла» переводчица Анна и немедленно передала ее коменданту. Тому записка показалась подозрительной. Некоторое время он держал ее у себя. А тут — налет советской авиации, да еще такие точные удары. В который уж раз вертел Гадман листок перевода этого текста, смотрел подлинник. Торопливый почерк. Может, Рылин служит и нашим, и вашим? Что это значит: «Спасибо за точные сведения». А не авиабаза ли имеется в виду? И сам себе ответил: именно она. Комендант сообщил о подозрении на Рылина службе СД. Вернер вызвал одного из своих агентов.

— Взять? — спросил тот, ознакомившись с запиской.

— Взять его проще простого. А что у нас против него? Записка… Может, это провокация.

В тот же день в присутствии начальника полиции Вернер допросил Рылина.

— Клевета. За что такая немилость? Я всем жертвую ради победы рейха. Все делаю для великой Германии. Жизни не жалею, — клялся Рылин.

На этот раз ему поверили.

Выпроводив дубровского коменданта и Рылина, Вернер стал читать письма, задержанные цензором. Одно из них особенно его возмутило: «Дорогая мамочка! — писал солдат-немец. — Никогда я так низко не падал, как вчера. Мне было приказано поджигать дома крестьян вместе с людьми и домашними животными. Что было… Что было… Мне трудно после такого жить. Кругом леса смерти. Ужас!»

— Сволочи, — прошипел Вернер, бросив в ящик стола пачку писем. Вынул из портфеля письмо, только что полученное из дома.

«Вчера я подарила сыну карабин, — писала жена. — Наш милый мальчик возмужавшим голосом сказал мне: „Я поеду к папе на охоту, убью сто русских, а потом пойду стрелять кабанов и лосей“».

— В нем дух предков! — воскликнул Вернер. — Он будет настоящим наци. В добрый путь, дорогой мой.

Вошел Черный Глаз. Он был в кителе, с ярко начищенными пуговицами и в новых сапогах.

— Геллер и Поворов, — доложил он.

— Пригласите.

Первым подал голос старший переводчик:

— Господин оберштурмфюрер, прошу вас разобраться… Лучший полицейский, верный слуга рейха, — указал он на Поворова.

— Не горячитесь, Геллер, все станет на свои места. — Вернер свернул карту, педантично уложил ее в картонный чехол, закурил сигарету. По интонации его голоса хитрый Геллер почувствовал, что разговор состоится неприятный.

— У меня несколько вопросов к старшему полицейскому. Первый: где вы были вчера?

Поворов ответил, что был в Струковке и крепко выпил вместе с солдатами ягдкоманды.

— Кто это подтвердит? От ягдкоманды остался один капрал…

— Капрал Вульф только что был у меня, — осторожно заметил Геллер. — Он даже расцеловал Поворова, хотя знал, что полицейский болен.

Все это может подтвердить староста. Более того, я рекомендовал господину лейтенанту не выходить из Струковки. Тогда бы все было в порядке, — твердо сказал Поворов.

— Почему вы оказались в зоне, близкой к расположению бандитов?

— Позвольте на этот вопрос ответить мне, — сказал Геллер. — У него давно там была спрятана одна вещь. Я просил продать ее мне. Речь идет о кожаном футляре для охотничьего ружья.

— Узнаю вас, Отто! Черт подери, когда вы кончите стяжать?

Вернер помолчал, вынул из тесного кармана мундира серебряный портсигар с монограммой и предложил Поворову сигарету. Гестаповец тут же вспомнил, что дорогой портсигар подарил ему Геллер.

— Еще один вопрос. Почему вы, Поворов, рекомендовали прятаться во время бомбежки в кюветах? — И уставился глазами в лицо полицейского.

«Ах, вот в чем дело, — понял Константин. — Это серьезно. Семь убитых и двадцать раненых». И принялся объяснять:

— Налет был внезапный. Вы это знаете, господин оберштурмфюрер. Вслед за тревогой началась бомбежка, потом — паника. Темень. Когда тут искать щели? Шоссе рядом, и мы еще весной, во время мартовских бомбежек, бегали в кюветы. — Константин улыбнулся. — Да я ведь и сам со своей хозяйкой был на шоссе… Это видели врачи, санитары.

Поворов рассказал, как вдоль шоссе кто-то пустил ракету и он побежал искать диверсанта. Ракета была, но все остальное Поворов сочинил на ходу. Вернер посмотрел на переводчика. Да, да! Геллер все это подтверждает. Действительно, офицеры говорили ему, что кюветы вдоль шоссе в сторону Рославля — вполне надежное место, он и сам пользовался там окопчиком. Гестаповцу понравились слова Поворова «наши врачи, санитары». Да и вообще этот русский был ему симпатичен. Открытое лицо, умный, серьезный взгляд. Крепок телосложением. Может быть, он обретет свое счастье в слиянии своей судьбы с судьбой немецкой армии? И произнес, не спуская глаз с полицейского: