Вещий Андрей. На цепи - Эд Качалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаза Крынкина полыхнули мстительным торжеством. Подчеркнуто игнорируя меня, он обратился к Шереметьеву:
— Прапорщик, к сожалению, я не могу вас отпустить одних. У меня приказ разобраться с этим делом. Мы приехали на место убийства, а тут вы. Чтобы вы сделали на моем месте, а, господин прапорщик? Так что вы и ваши люди арестованы. Сдайте оружие.
Шереметьев сжал эфес своей шпаги, так что костяшки пальцев побелели. Еще мгновение, и он выхватит ее и перейдёт в атаку.
Я положил поверх его руки, сжимавшей эфес, свою руку и с силой надавил, не давая Сергею, вытащить шпагу из ножен:
— Скажите, поручик, вы в бою были?
— Нет, а какое это имеет значение? — зло ответил Крынкин.
— А сколько из ваших людей было?
Поручик замешкался с ответом. Видимо, не знал, сколько его людей было в деле. Тогда я привстал в седле и, обращаясь к солдатам в зеленых кафтанах, прокричал:
— Преображенцы! Не далее, как вчера прапорщик Шереметьев и солдаты его роты лейб-гвардии Семеновского полка отбили штурм Риги. А сколько вас было в деле и где? Отзовись.
На несколько секунд повисла тишина. По лицам преображенцев было видно, как внутри них напряженное ожидание возможной схватки сменяется воспоминаниями. А потом посыпались нестройные ответы:
— Я за Нарву бился!
— И я!
— И я!
— Под Полтавой супостата бил.
— А я в Ингерманландию ходил с воеводой Шереметевым.
Откликнулись практически все преображенцы. Да и наши семеновцы, тоже готовые к любому развитию событий, стали вспоминать, где они воевали. И вот уже между солдатами двух элитных полков завязался разговор.
Ветераны вспоминали минувшие дни. Много оказалось тех, кто помнил Нарву. Как два лейб-гвардейских полка единственные не дрогнули и не побежали, а, стоя по колено в крови, отбивали атаки супостата. За что с тех пор по велению Петра оба полка носили красные чулки.
Мое внимание привлек один шустрый и уже немолодой преображенец. Все его звали Ионыч. Он был щуплый и говорливый. Увидев среди наших семеновцев гиганта по имени Петро, он страшно обрадовался. Соскочил с коня, подбежал к Петру, заставил того тоже слезть с лошади и полез обниматься.
— Подумать, почти десять лет не виделись! — радовался старый солдат.
Ионыч все подпрыгивал вокруг Петро и всем с восторгом рассказывал, как тот его раненого вынес из боя, где-то под Полтавой. При этом по рассказам Ионыча, Петро в одиночку уконтрапупил целую гору врагов. Петро что-то смущенно и неразборчиво басил в ответ, но было ясно, что он тоже очень рад видеть Ионыча.
Я был доволен. Похоже, почти удалось предотвратить никому не нужную братскую стычку. Почти да не совсем.
Видя, как расслабляются его люди, как находят много общего с теми, кого должны были арестовать, Крынкин наливался гневом. Увидев это, я максимально вежливо воззвал к его разуму:
— Вот видите, Григорий Михайлович, оказывается почти все ваши и наши люди были в деле. О чем это говорит?
— О чем?
— О том, что если вы будете настаивать на нашем аресте, то скорей всего произойдет стычка. Потому что вы люди служилые, мы люди служилые, и у каждого свой приказ. Ни нам, ни вам этого не нужно.
— Ну почему вам не нужно, это понятно. Нас больше, и мы вас одолеем! И вы подчинитесь нам, — гордо заявил Крынкин.
Похоже, говорить с Крынкиным о том, что несмотря на сложившиеся обстоятельства, с обеих сторон свои, бесполезно. Кроме него самого и его выгоды для этого надутого индюка никого и ничего не существовало. Между тем я видел, что все больше преображенцев, поглядывают на своего командира, если не с осуждением, то с недоумением точно.
— Безусловно, Георгий Михайлович, вы нас одолеете. Но вам тоже этого не нужно, поручик. Подумайте сами. Узнает князь Репнин о том, что случилось с людьми, выполняющими его поручение и по чьей вине. Обязательно обратится к князю — кесарю. Его сиятельство так или иначе, но учредит следствие. И будете вы под следствием, поручик ходить не известно сколько. И не известно, чем еще закончится.
Крынкин задумался, обвел взглядом все, что происходит кругом, и спросил:
— И что вы предлагаете?
— Сначала ответьте, в чем суть отданного вам приказа?
— Мне предписано разобраться с обстоятельствами исчезновения экспедитора тайной канцелярии, выявить причастных и доставить их в Санкт-Петербург.
— То есть не именно нас, а причастных?
— Да. Но вы-то причастны. Я обнаружил вас на месте преступления. И должен вас доставить.
— Но мы ведь и сами туда направляемся, и как раз к князю — кесарю. Так что предлагаю вам просто отправиться вместе и не устраивать здесь побоище с неизвестными последствиями. Как вам такой вариант?
Крынкин задумался, оглядел нас еще раз. Его внимательный взгляд задержался на оружие каждого из нас. У меня был огромный соблазн снова залезть поручику в мозги, но я воздержался. Очень уж демаскирующими эффектами сопровождался этот процесс. Вон как прошлый раз поручик, отшатнулся от моих горящих глаз. Да и для меня это весьма болезненная процедура. Крынкин между тем, что-то прикинул в уме и бросил:
— Хорошо, поехали.
После того как Крынкин оставил пост на месте гибели экспедитора, мы выехали. Нескольким, судя по их виду, наиболее опытным солдатам поручик шепотом отдал какие-то распоряжения. И мы тронулись в путь. Впереди ехала пятерка преображенцев, затем мы. Возле нас и после нас ехали остальные преображенцы. Замыкала процессию карета экспедитора, которой правил Янис.
Поручик всю дорогу ехал рядом с нами. И рука его лежала на эфесе.
Мы втроем ехали молча. Сергей ехал и что-то насвистывал. Я усиленно крутил головой, стараясь получить как можно больше впечатлений о новом для себя мире и времени.
Впрочем, ничего неожиданного для себя я не увидел. Песчаная дорога вилась через леса, в котором росли корабельные сосны. Иногда она выскакивала из леса, чтобы пробежать мимо каких-то небольших чем-то засаженных наделов. То там, то здесь среди этих полей виднелись крыши хуторов лифляндских крестьян. Иногда появлялись мызы — большие отдельно стоящие поместья. Впрочем, здесь их чаще называли хофами, что в переводе с немецкого вроде как двор.
Спустя полчаса, когда мы слегка отстали от Крынкина, Шереметьев незаметно толкнул меня вбок и указал глазами на наш походный порядок.
Приглядевшись к нему, я сам едва не выругался вслух от досады и удивления.
Несмотря на то что Крынкин произвел отрицательное впечатление, я не мог не оценить его действий как командира и выучку его солдат.
Он незаметно расставил своих людей
