Ускользающий ангел - Барбара Картленд

Этого маркиз не мог себе объяснить, так как Джорджина, вне всякого сомнения, была женщина красивая, умная и очень искушенная в искусстве любви.

Он поймал себя на том, что вспоминает нежное, подобно раскрывшемуся под первыми утренними лучами солнца цветку лицо Улы, ее сияющие глаза, делающие девушку похожей на ангела, — сравнение, совершенно не подходящее пылкой Джорджине Кавендиш.

Маркиз с удовлетворением подумал, что, так как в Эпсоме в ближайшее время никаких скачек не намечается, ему не придется объяснять прекрасной Джорджине, почему он не приезжает к ней ужинать, а избегать ее в Лондоне не составит особого труда.

И снова он вспомнил Улу, ту сенсацию, которую произвела девушка, появившись на устроенном им балу.

Маркиз был уверен, что в особняке на Беркли-сквер ее уже ждет гора приглашений. Скоро о ней заговорит весь город, и Саре Чессингтон придется отступить на задний план.

Он ждал, что испытает огромную радость от этой мысли, но тут вспомнил слова Улы, что мстительность портит его.

— Она права — ну конечно, она права, — вполголоса сказал он себе.

Но как странно, что такая юная девушка не только подумала об этом, но и имела смелость высказать свои мысли.

Маркиз пожалел о том, что не уехал от Джорджины Кавендиш сразу же после ужина; тогда он успел бы повидаться с Улой, прежде чем та ляжет спать.

Но к тому времени, как он доберется до Беркли-сквер, девушка и его бабушка уже давно будут у себя в постелях, и придется ждать утра.

Маркиз остановил фаэтон прямо у подъезда дома, решив, что преодолел этот путь в рекордно короткое время, и укрепившись в мысли, что его лошадям в Лондоне нет равных.

У двери ждали наготове два конюха. Они поспешили к лошадям, и маркиз, бросив поводья, соскочил с фаэтона и по красному ковру прошел в ярко освещенный холл особняка.

Он сразу же заметил, что там толпится необычно много, учитывая позднее время, слуг, а когда навстречу ему поспешил Далтон, дворецкий, маркиз понял: что-то случилось.

— Слава Богу, вы вернулись, милорд! — воскликнул дворецкий.

Маркиз, протянув цилиндр лакею, спросил:

— В чем дело? Что стряслось?

— Полагаю, милорд, мне лучше переговорить с вашей светлостью наедине.

Маркиз заметил озабоченные лица слуг и увидел свешивающихся через перила второго этажа горничных.

Понимая, что начинать расспросы при слугах не стоило, он быстро прошел в библиотеку, и Далтон проследовал за ним. — Что произошло?

— Мисс Ула покинула Равенторп-хауз, милорд. Ее забрали!

При этих словах дворецкого маркиз вдруг подумал, что нечто подобное следовало предположить, и мрачно спросил:

— Что случилось? Расскажите подробно!

— Граф Чессингтон-Крю, милорд, прибыл сюда в одиннадцать часов утра в сопровождении судебного исполнителя.

— Судебного исполнителя? — воскликнул маркиз. — Какого черта ему было надо в моем доме?

— Полагаю, милорд… — начал было Далтон, но тут же поправился, считая, что дело слишком серьезное, чтобы врать: — Так получилось, милорд, что я услышал, о чем его светлость говорил с мисс Улой.

Маркиз понял, что дворецкий специально подслушивал, но не стал упрекать его за это, и Далтон продолжал:

— Его милость граф сообщил мисс Уле, что она должна без промедления вернуться с ним в Чессингтон-холл, а если она откажется, судебный исполнитель отведет ее в суд, где ей скажут, что она обязана во всем слушаться своего опекуна.

Маркиз издал нечленораздельное восклицание, а Далтон продолжал:

— Далее его милость сообщил мисс Уле, милорд, что в этом случае он также выдвинет обвинение против вашей светлости в совращении несовершеннолетней, наказанием за что, по его словам, будет высылка из страны.

— Боже милосердный! — в негодовании воскликнул маркиз. — Неужели нет предела низости, до которой способен опуститься этот человек?

Помявшись немного, Далтон сказал:

— Это еще не все, милорд.

— Что еще?

— Пока граф находился здесь с мисс Улой, милорд, форейтор, прибывший вместе с ним, сказал Генри и Джону, дежурившим при входе, что мисс Улу по специальному разрешению должны выдать замуж за иностранного принца. Имя его они не запомнили, милорд.

Маркиз на мгновение лишился дара речи. Затем сказал:

— Значит, вот что он задумал! Не могу поверить в это! Ведь Ула — его единственная племянница!

— Форейтор графа, милорд, полагает, что бракосочетание должно состояться завтра.

— Я ни в коем случае не допущу этого!

— Если позволите, милорд, — сказал Далтон, — мне почему-то кажется, что этот иностранный принц — тот господин, который приезжал к вам на следующий день после бала.

Помолчав, он продолжал:

— Поскольку я знаком с дворецким в турецком посольстве — точнее, он мой дальний родственник, — я считаю своим долгом предостеречь вашу светлость, что принца Хасина нельзя считать достойным женихом для любой девушки, особенно такой нежной и доброй, как мисс Ула.

— Я придерживаюсь того же мнения, — сказал маркиз.

— Мой родственник рассказал мне о поведении его высочества, — продолжал Далтон, — которое настолько отвратительно и мерзко, что я не стану осквернять свои уста, пересказывая все это вашей светлости.

Умоляюще посмотрев на маркиза, он добавил:

— В этом доме еще никогда не появлялась юная леди, милорд, которая была бы так добра и мила по отношению ко всем нам, включая Вилли, чей палец уже почти зажил. Мальчик считает мисс Улу ангелом, посланным с небес ему на помощь.

Маркиз поразился, насколько одинаково воспринимают девушку все, независимо от положения в обществе. Он сказал:

— Распорядитесь, чтобы через час Крестоносец был готов и выведен из конюшни. Я хочу выпить, потом приму ванну и переоденусь для верховой езды. Фаэтон отправится следом за мной.

У Далтона на устах появилась улыбка, словно именно это ему и хотелось услышать, и он поспешил выполнить приказание своего господина.

Маркиз, сверившись с часами, прикинул, что сможет добраться до Чессингтон-холла к семи часам утра.

Маловероятно, чтобы бракосочетание Улы свершилось до этого времени. Скача по сельским дорогам, он успеет обдумать, как именно спасет девушку от похотливого принца Хасина.

Близко знакомые с маркизом знали, что в гневе он сохраняет ледяное спокойствие, а голос его, внешне лишенный каких-либо эмоций, начинает жалить словно бич.

Он направился к двери, не желая терять драгоценного времени, и Далтон сказал:

— Прошу прощения, милорд, я забыл сказать, что ее светлость просила вас заглянуть к ней, в какое бы время вы ни возвратились.