Маханакхон - Александр В. Великанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну да, – сказал он, – на следующих выходных.
– Любишь путешествовать? – спросила Хайди.
– Да, очень, – неожиданно для себя соврал Грищ.
– И я тоже! Всегда на Филиппины мечтала попасть. Давай поедем вместе?
Ездить куда-то Грищ терпеть не мог, а в аэропортах его душили тоска и страх. Но глядя на то, как играют цветные отблески монитора на ее белой щеке, не удержался и сказал:
– Да, отлично!
Но дисплеи он все-таки погасил. На двух экранах много чего было открыто, не только насчет перелета. Много такого, что посторонним видеть нельзя. Ну ладно, Хайди не такая, да и не разбирается она, не ее уровень.
Заканчивая третью бутылку, Хайди зарумянилась, засверкала умными зелеными глазами.
– Е-еще? – запнувшись, спросил Грищ.
Она приподняла густую бровь и чуть опустила нижнюю губу. Это Грища и доконало.
Он застыл, глядя мимо нее, наискосок, в пол. Проклятый ступор – всегда приходит в самый ответственный момент и все портит!
Он страшно боялся и стыдился всего этого, а больше всего боялся и стыдился того, что боится и стыдится.
Хайди расстроенно вздохнула и встала, пошла к двери.
– Ладно… – сказала она, выходя в обгоревший коридор. – У нас еще все Филиппины впереди.
Почти два часа Грищ сидел перед мониторами и тихо плакал. От стыда, от досады на неудачу и одновременно от благодарности к Хайди, от ее снисхождения. «Все Филиппины впереди…»
У него будет новый шанс, и тогда ему, может быть, наконец повезет.
Пиликнул динамик – пришло сообщение.
Только, только не от Хайди! Только не страшное «Больше не надо видеться».
Тьфу ты, нет… Дюша опять, со своей чепухой про Шестова.
Материал для него был готов еще с полудня, но Грищ совсем забыл о задании Огневского, вообще обо всем. Пальцы слушались плохо, но он отбил сообщение Огневскому. Получи и отстань уже.
Базарный день
На великий бангкокский рынок Чатучак лучше приезжать пораньше. С самого утра еще не так жарко, всего градусов тридцать, и народа не так много, всего пара человек на квадратный метр.
Огневский это прекрасно знал, а потому шел среди прилавков, зевая и мечтая о двух-трех лишних часах сна – в прохладе, под успокаивающий шелест кондиционера.
Лечь пораньше вчера не удалось. Все ломал голову над тем, что сообщил Грищ, перерывший данные со спасенного планшета.
«Мусор в основном, как я и думал, – писал тот в чате, – стишки, бредовые размышления, списки покупок всяких. По логам геолокации тоже мало интересного: мотался между домом-офисом, парой пафосных кабаков да виллой в Паттайе; я пришлю карту. Звонки и переписка – только с братом-попом да с бабой какой-то русско-паттайской».
«Аня?» – спросил Андрей.
«Ага».
«А с Рачавади?»
«На планшете ничего. Странно, может, они шифровались от кого-то…»
«Елки, ну хоть что-нибудь…» – взмолился Андрей.
«Елки тебя услышали, – пошутил Грищ. – Среди заметок есть-таки одна интересная. Какие-то непонятные имена, адреса и день встречи – 13 мая. Высылаю сейчас все данные, минут за десять зальется».
«Давай заметку сначала, прямо сейчас!» – не мог удержаться Огневский.
Теперь, шагая по рынку, он в который раз прокручивал в натренированной памяти этот текст:
«Савил Лангдуан. 15–45 Сук. 3, предв. пусть Р. позвонит.
Хинхой Чэмчамрат. 13 мая 12–30 в офисе, Сук. 12 44–13.
Наппадон Кунтавилаппхон. Чатучак, сев-зап. часть, п. 477. Открыт до 20».
Три тайских имени, адреса («Сук.» – это, судя по всему, Сукхумвит, центральная улица Бангкока). И с первыми двумя – время встречи, видимо, назначенной заранее.
Кто такие Кунтавилапхон и Чэмчамрат, Андрей понятия не имел. Но первый господин в списке был очень даже известен в Таиланде. Крупный политик, руководитель левой партии, бывший несколько лет министром. А по совместительству очень богатый промышленник. Это было интересно.
А вот фамилия Чемчамрат внезапно взбудоражила Ум, с которой Андрей созвонился сразу после разговора с Грищом.
– Это Хинхой, сам Хинхой! – восклицала она.
– Какой Хинхой? – удивился Андрей, и был встречен осуждающим молчанием.
Ум скинула ссылку на видеоролик – щуплый таец в рваной джинсовой одежде выводил в микрофон что-то протяжное, сурово-чувствительное.
– Певец? – спросил Огневский.
– Да, он самый лучший!
Огневский не ожидал от своей железной соратницы такой любви к попсе, но улыбнулся.
– У вас будет отличный шанс увидеться с кумиром, – сказал он. – Нам нужно встретиться с каждым из этих людей как можно скорее.
Ум стала организовывать визиты к певцу и политику, но что было делать с третьей персоной из списка? Девушке загадочный Наппадон был так же неизвестен, как и Огневскому.
– Это, похоже, менее важная птица, – сказал Андрей. – Тут написано… – Он прочитал по-русски: – «Чатучак, сев-зап., п. 477. Открыт до 20». То есть рынок Чатучак, видимо, северо-западная часть, п. – это павильон, номер 477, который работает до 8 вечера. Нам с вами пора сходить на базар!
И вот они шли по утреннему рынку в поисках заветного павильона.
Музыкальная звезда, политический лидер и скромный владелец палатки на рынке… Зачем они были нужны Шестову? Почему он встречался с ними за день до исчезновения? Все это не давало Огневскому покоя до поздней ночи, не отпускало и сейчас. Давай, товарищ Наппадон, подскажи разгадку!
На поиски ушел почти час, даром что сыщики. Наконец в секции, заставленной всевозможной мебелью, в остром запахе дерева и лака, один из опрошенных торговцев ответил:
– О, так это вам к Экесоо! Он вон там, за углом.
– «Экесоо»? – спросил Андрей Ум, когда они приближались к заветной палатке. – Что за прозвище такое? Ни разу не встречал.
– Я тоже, – ответила Ум. – Может, он приезжий, из Камбоджи?
Тайцы любят все странное сваливать на соседнее королевство.
Экесоо-Наппадон оказался лет сорока, с длинными волосами и слегка осунувшимся лицом. Одевался он при этом стильно – в рубахе с косым воротом а-ля «Битлз», брендовых джинсах и кедах. Торговец сидел на табурете в углу своей палатки и глядел в телефон. Вошедшим фарангу и тайке равнодушно бросил:
– Хэллоу.
Магазинчик был под стать владельцу – мебель и украшения в стилистике американских 70-х. Последние пару лет такое псевдоретро очень модно в Таиланде, хотя по количеству посетителей не скажешь – сейчас в лавке были только хозяин, Огневский и Ум. Павильон был небольшой, не особо богатый, но в уголке у владельца красовалась початая бутылка дорогого коньяка Henessy XO.
– Кхун Наппадон кхап, – обратился
