Американский экспресс - Илья Петрович Штемлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Великие события когда-то переживал этот штат, да и войны гремели нешутейные в гнездовье рабовладельческого Юга.
Где-то в этих краях стояла хижина дяди Тома, вызвавшего своей судьбой сочувствие и сострадание. Знаменитый роман Бичер-Стоу сыграл в победе Севера большую роль, морально подавляя дух противников аболиционизма. А замечательный роман Маргарет Митчелл «Унесенные ветром», события в котором привязаны к этим местам, вообще «закрыл тему» Гражданской войны США — этот американизированный вариант «Войны и мира»…
За окном поезда мрак ночи еще плотнее сгустился после яркой панорамы Канзас-Сити, некогда самого крупного города бывшей французской колонии… В черном зеркале стекла было видно, как официантка подсаживает к моему столику нового клиента. Приняла заказ и отошла. Я обернулся и увидел — о черт! — того самого малого, что сопровождал меня до Чикаго своим свистом. Вот чьи лыжи пластались в багажном отделении…
Паренек сидел в своей спортивной кепке со сдвинутым в сторону козырьком, натянутой на коромысло наушников, шнур от которого тянулся к плейеру. На вид ему было не более двадцати лет. Прикрытые веки оперяли короткие редкие рыжеватые ресницы. Впалые щеки изможденного лица окропили веснушки… прошло несколько минут в тревожном ожидании — примется ли он свистеть, дослушав музыку, или нет?
Меня нередко приводила в изумление склонность американцев свистеть во всю мочь в любом общественном месте. И хоть бы кто отреагировал, сделал замечание свистуну; неспроста старина Эдди Уайт с такой неохотой отправился усмирять этого паренька по моей просьбе…
Я оглядел салон — практически все столики уже были заняты. В глубине вагона, у сверкающей никелем стойки хлопотали официанты и обслуга. Вспыхнула сигнальная лампочка, створка стойки приподнялась, и в проеме, откуда-то снизу, точно лифт, всплыла площадка, уставленная тарелками. Официантка, похожая на Целиковскую, отделилась от подруг, шагнула к раздаточному проему и принялась переставлять на поднос заказ… Я ждал ее, борясь с искушением провести ладонью по синим атласным бедрам. Просто наваждение какое-то. Сосед-паренек сидел по-прежнему смирно, словно Будда.
Обдав волной парфюмерного аромата, официантка принялась разгружать поднос, аккуратно выставляя на стол тяжелые широкие тарелки с фирменным вензелем. На одной из них возлежал здоровенный кусок мяса под смачной румяной корочкой в окружении золотистых картофельных стружек, обильно осыпанных укропом и подбитых зеленью спаржи, лука, фиолетовыми ушками рейхана. Подле тарелки заняла место изящная бутылка темного вина, над вскрытым горлышком которой вился студенистый пар. Две фарфоровые чаши, одна за другой, представили взору кипень овощного салата и салат из крабов — россыпь каких-то буро-пятнистых и желтовато-серых фрагментов, усыпанных маленьким горошком. Не забыла и лососину, несколько розовых ломтиков которой зарылись в колечках лука и редиса. Две горбатенькие булки сыто разлеглись на салфетке рядом с набором специй и соусов…
Официантка отставила поднос и ловким движением полноватых рук, одна из которых была перехвачена в запястье золотистым браслетом, расставила тарелки согласно протоколу: ближе ко мне — закуску: лососину, салаты и вино, поодаль — тарелку с мясом и совсем в стороне — булочки со специями. Потом положила передо мной пачку «Мальборо» с фирменным спичечным коробком, пожелала приятного аппетита, шагнула к соседу и перенесла с подноса на стол булочку, пакет с сырковой массой и пластмассовую баночку йогурта…
Паренек приподнял рыжие ресницы, скосил изумленные глаза на мое пиршество и… присвистнул. Перевел взгляд на меня, и выражение изумления возросло. Ловким движением, не касаясь кепки, он сдвинул на затылок коромысло наушников и, растягивая в улыбке тонкие пергаментные губы, пробормотал: «Горбачефф?!» Я кивнул и сурово, дабы отринуть всякую попытку к общению, принялся за еду.
— И это все вы слопаете, сэр? — поинтересовался паренек, не обращая внимания на мою демонстрацию.
Сухо кивнув, я разворошил овощную грядку.
— Пожалуй, и я бы с этим справился, — рассудительно продолжал сосед, — но с утра…
Салат оказался довольно вкусным. А еще предстоял салат из крабов.
— Хочешь, я поделюсь с тобой? — вдруг произнес я, выразительно взглянув на сиротский йогурт соседа.
— Что вы? Я и сам мог бы заказать такое, — ответил парень. — Но на ночь есть вредно. Меня так приучили.
— В твоем возрасте я ел днем и ночью, — буркнул я. — Да и теперь, как видишь, не сдаюсь.
— А сколько вам лет? — Паренек перехватывал инициативу. Меня это рассмешило.
— Лучше скажи, как тебя зовут? — произнес я.
— Боб!
Разрази меня гром, если вру, — паренек буквально с кончика моего языка подхватил это имя.
— Так я и знал, что тебя зовут Боб, — засмеялся я. — Ты как-то похож на… Боба.
— Боб, — подтвердил паренек. — Правда, в детстве меня звали Фанни.
— Ты и впрямь «смешной», — одобрил я. — И чем ты обрадовал этот мир, Боб?
— Этот паскудный мир, сэр, можно обрадовать только своей смертью, — не раздумывая ответил парень.
Я замешкался, потом рассмеялся — так нелепо контрастировала внешность парня с серьезностью его замечания, с тоном, каким оно было произнесено.
— Однако ты не очень торопишься обрадовать этот мир, парень, — сказал я. — Дорогие лыжи… Вокман, который не сползает с твоих ушей. Живешь на всю катушку — и такие мрачные мысли… Небось едешь в Колорадо, кататься на лыжах?
— Еду домой, в Пуэбло, штат Колорадо. А лыжи мне подарил один чудик. Они ему чем-то мешали. Такие лыжи стоят дорогого автомобиля. Сделаны по заказу. Впрочем, вы наверняка в этом ничего не смыслите.
— Верю тебе на слово. — Мне не хотелось прерывать разговор, мальчишка вызывал симпатию.
— Я подвез тому чудику какой-то важный документ. Он прыгал от радости. А когда узнал, что я родом из Колорадо, подарил мне лыжи. А мисс Бреджес, моя хозяйка, решила, что я их где-то стибрил, — такие лыжи на гарбиче не валяются… Хотела заявить в полицию, а я собрался и дунул от нее домой, в Колорадо. Из-за таких дамочек, как мисс Бреджес, хочется удавиться. У нее никогда не было мужа. В молодости ее еще натягивали, а когда состарилась — плюнуть никто не хочет, вот она и ярится. Вначале ко мне приставала — еле отвязался, на ночь дверь шкафом перегораживал…
— Подожди, — не понял я. — Твоя хозяйка? Комнату у нее снимал?
