Черный хрусталь - Алексей Бессонов

Скулы Монфора немного заострились.

– Я никогда не думал о праве на молчание. Я знаю – ты слышишь, знаю, что у нас нет права на слово. Все известно до нас. Не изменится ничего, кроме имен многочисленных богов… но сколько прольется при этом крови?

– Кровь будет ценой, и не более.

– Ты жесток.

– А ты мягок и человечен? – Эйно жестко усмехнулся, и в его глазах заиграл хорошо знакомый мне лед.

– Я?..

Монфор провел рукой по лбу, налил себе вина – и, вдруг, словно по воле предержащих, постарел. Рядом со мной сидел не мужчина лет тридцати пяти, а старец с запавшими щеками и блеклыми, растерявшими недавнюю синь глазами.

– Это, пожалуй, не имеет значения, – произнес он нисколько не изменившимся голосом. – Мы оказались в игре, мы должны играть в нее. Верно? Никто из нас не может удалиться в… гм. В деревню, свинок разводить. Я удивлен: почему ты задумался о бреднях давно ушедшего старика?

– Потому что он, будучи одним из нас, первым понял: нас обманули. Первым, Рэ, – и первым же изложил свои мысли доступным для прочих образом.

– Н-да, это, пожалуй, любопытно. И ты, значит, предлагаешь сдаться?

– Но разве месть является нашей целью?

– И месть тоже! Месть тем недоумкам, которые придумали все это, всю эту забаву, отдающую гнилью и маразмом! Они спросили нас, своих детей?.. Скажи мне, они спросили? Они спросили, хотим ли мы превращаться в червей?

– Выяснилось, что не хотим, – устало отозвался Эйно.

– И этого им было мало – они позволили надуть себя, как сопляков на базаре! Они позволили, чтобы им подсунули порченый товар! И, самое смешное, – на вновь помолодевшем лице Рэ Монфора появилось дурашливое, как у клоуна, выражение, – самое смешное, что мстить-то, мстить по-настоящему нам уже некому! Лжецы превратились в прах! За компанию с нашими пращурами, уставшими от жизни. Маттер!

– Д-да? – недоуменно приподнялся я.

– Ты можешь устать от жизни? Устать от неба, устать от моря, устать от женщин и вина? Устать – от всего, устать так, чтобы тебе захотелось превратиться в червя, вылезающего из-под листвы?

– Боюсь, что я не понял вас, мой господин. Но думаю, что нет. То есть не настолько. В конце концов, в усталости, с вашего позволения, тоже есть нечто приятное – отдых…

– Отдых! Тогда, когда у тебя есть завтрашний день! А если он уже никогда не наступит?

– Но, по-моему, даже древний старик не хочет умирать: его, наверное, ждут внуки.

Монфор широко распахнул глаза и хлопнул ладонью по столешнице.

– Вот же! Ты слышишь его, Эйно?

– Но разве я спорил с тобой? – пожал плечами князь. – Я говорю не об этом… и вообще, в данный момент меня больше всего интересуют проклятые кхуманы.

– В каком смысле? – насторожился Монфор.

– Меня не покидают странные предчувствия. Будто где-то среди нас появилась новая сила, абсолютно враждебная, но пока еще не слишком опасная; молодая, если хочешь.

– На чем они основаны?

– На странной агрессивности кхуманов. Они действовали в Шаркуме так нагло, словно находились у себя дома. Это очень странно, и я стал задумываться о мотивах. Они охраняли все, даже самые дальние подступы к Черепу, так, словно знали, что я начну его искать. Или, может быть, не я – но кто-то, понимаешь? Если Череп был благополучно продан, чего ради было оставлять в Шахрисаре людей, чтобы они следили, не станет ли кто-то интересоваться ничего не значащей сделкой?

– Может быть, в тот момент он все еще находился в Шаркуме?

– Нет. Он ушел на север, и я почти точно знаю куда: к рашерам. Я допускаю лишь один альтернативный вариант – кхуманы кинулись искать этого загадочного покупателя, но опоздали, а тут появились мы и принялись довольно неосторожно выспрашивать о нем. Где истина? Сейчас нам этого уже не узнать.

Глава 6

Графский дворец ничуть не походил на мрачное обиталище таинственного Монфора. Нанятый Эйно экипаж – раззолоченная карета без гербов, – подкатил к широкой мраморной лестнице, вокруг которой суетились кучера, отгонявшие в стороны кареты многочисленных гостей. На входе нас встретил расшитый малиновым шнуром дворецкий с неким подобием трезубца в руках. В его взгляде сквозила почтительность:

– Как прикажете доложить, ваша милость?

– Эйно, князь Лоттвиц-Лоер с оруженосцем.

На лице дворецкого не дрогнул ни один мускул. Он едва заметно двинул ладонью, и из-за его спины пулей вылетел мальчишка-посыльный. Мы остались ждать – очевидно, здесь было так принято. Не успел Эйно раскурить трубочку, как на лестницу выскочил моложавый, рано поседевший мужчина в темно-синем костюме, поверх камзола красовалась массивная золотая цепь.

– О небеса, какими же судьбами?!

Они обнялись; Эйно коротко представил меня, я привычно поклонился, и мы прошествовали в залу. Любопытство боролось во мне со смущением. Даже на родине я не очень-то шлялся по аристократическим балам, а уж здесь, в Пеллии, был и вовсе чужаком. Сразу вспомнились слова князя об акценте и собственные мысли о слабом знании этикета и церемоний. Наверное, Эйно предусмотрел это: он ни на секунду не оставлял меня одного, то заставляя вырубить ему огня, то угощая каким-то особым вином, – в общем, я порхал вместе с ним по залу, как бабочка. В конце концов он оказался в компании сестры графа Люка, той самой леди Эрны, и мы удалились в смежную с залом комнату, где несколько молодых людей довольно изящно бренчали на лютнях. Возле них вертелась стайка юных девушек; я же, пользуясь положением наперсника, расположился в кресле под окном, ни на секунду не теряя из глаз своего господина.

Очевидно, они с Эрной были знакомы и раньше. Разговор велся в самой непринужденной манере, высокая, ослепительно красивая белокожая женщина ржала, как лошадь, ничуть не смущаясь присутствия молодежи, и вообще она произвела на меня самое благоприятное впечатление – вас никогда не соблазняли вульгарные аристократки, сильные и самоуверенные? Сказать по правде, я больше пялился на нее, чем следил за Эйно.

Князь выколотил об каблук свою трубку, бросил на меня короткий взгляд, сопровождавшийся незаметным жестом, и увел свою собеседницу в зал.

«Интересно, – подумал я, доставая из кармана кисет, – а здесь есть уединенные комнатки с диваном? Кажется, она совсем не прочь тепло поприветствовать старого приятеля».

Углубленный в свои мысли, я глубоко вдохнул зелья и вдруг услышал над собой чей-то немного ломающийся голос:

– Прошу простить меня, мой господин, но курить здесь дозволено только взрослым.

– Ч-что? – не понял я, поднимая голову.

И тотчас же услышал издевательский смех молодых людей, которые бросили музицировать и с любопытством наблюдали за моей реакцией – а возле моего кресла, кривя в ухмылке губы, стоял долговязый подросток с новеньким, блестящим мечом на перевязи.

Холодного оружия со мной не было, поэтому я молча встал и сдвинул кобуру с «Вулканом» на самый живот, – после чего вернулся в кресло и спокойно пыхнул трубкой. Смех стих. Паренек со своим кукольным ножиком напрягся, кусая губы.

– Ваше поведение кажется мне вызывающим, – выпалил он.

– А дальше? – поинтересовался я.

– Что – дальше? – опешил мой бретер.

– Вы бы хоть представились, дружище.

– Энгард Дериц, – гордо выпятил он грудь.

– Маттер, – спокойно встал я и протянул ему ладонь.

Дериц-младший дернулся, как от удара, завертел головой, но, поняв, что ситуация выглядит безвыходной, а сам он – полным дураком, все же ответил на рукопожатие. Его рука была сухой и горячей.

– Имею честь служить князю Лоттвиц-Лоер из Альдоваара, – коротко склонил я голову.

– Вы дворянин? – ошалело спросил Дериц.

– Заморский, – коротко ответил я. – Я с востока. Ну что, вы успокоились? Или все-таки придется вызывать меня на поединок? Учтите, у меня нет меча, а ни у вас, ни у ваших друзей я не вижу пистолетов. К тому же я не уверен, что мой господин будет доволен, если я ввяжусь в драку. Но если вам очень хочется, могу съездить пару раз по роже.

Мне показалось, что сейчас он упадет. У парня было честное, хотя и несколько испорченное надменностью лицо, и мне было бы очень неприятно драться с ним по-настоящему. Мой расчет оказался верным: Дериц, краснея, неловко поклонился и прошипел – так, чтобы его не услышали товарищи:

– Я не разглядел ваш пистолет. Вы же сидели… немного неудобно.

– Бывает, – так же тихо ответил я. – Ну что, может быть, выпьем за примирение?

Он радостно кивнул и позвал разносчика. Через полминуты я уже сидел в компании молодых музыкантов и их подружек, пил вино и горестно рассказывал о том, что у меня на родине идет ужасная война, на которой я потерял всю свою семью, а потому мне не оставалось ничего другого, как удирать в благословенную Пеллию. У самой младшей из девчонок, рыжеволосой и чем-то похожей на удивленную белку, часто заплясали ресницы.

Дериц, понявший, что я расположен вполне дружелюбно и совсем не желаю вспоминать про его глупость, охотно подливал мне вина и, кажется, даже гордился тем, что именно ему выпала честь привлечь в компанию столь необычного гостя.