Маэстро, ваш выход! - Вячеслав Жуков

Зибор сел на заднее сиденье «Мерседеса» громко хлопнув дверью, и его телохранитель Кочан сразу понял, что патрон не в духе. Хотя и сам вор не скрывал это. На оставшегося сидеть за столиком Глоткова, через тонированное стекло он бросил ненавистный взгляд.

Кажется, Глотков догадался, что Зибор перед тем, как отъехать, удостоил его своим вниманием, улыбнулся, махнул вору рукой. Но этот жест депутата никак не отразился на лице самого вора. Зибор отвернулся и сказал сухо водителю, сидящему за рулем мощной машины:

– Поехали отсюда.

Водитель, парень двухметрового роста, в ответ кивнул, и «Мерседес» плавно стал набирать скорость.

Сидевший рядом Кочан, проговорил весело:

– Шеф, прикажите, и я с удовольствием отправлю этого депутатишку на небеса.

Зибор пристально посмотрел в юношеское лицо охранника. Иногда он просто не понимал этих современных рыцарей криминального мира. Новая волна. Им бы только пострелять. Такие даже сугубо мирную беседу с легкостью могут превратить в фарс со стрельбой. Дипломатией они пренебрегают. Договариваются только с помощью пистолета. Хотя, если призадуматься, может Кочан и прав. Типичная сволочь этот Глотов и ему подобные. Их бы и в самом деле не мешало отправить в поднебесную. Но где гарантия, что те, кто займут их места, будут лучше и порядочней.

И подумав обо всем этом, Зибор сказал со вздохом:

– Хватит порожняк гнать, Кочан. Лучше слушай, что я тебе скажу…

Кочан напрягся, повернувшись к патрону.

– Скажи, ты что-нибудь слышал о майоре Туманове? – спросил Зибор.

Кочан напрягся еще больше, понимая, что если бы этот майор бы просто ментовская шелуха, шеф не стал бы на нем акцентировать внимание. Кочану изо всех сил хотелось угодить Зибору, но, сколько он не напрягал память, ничего об этом майоре вспомнить не сумел. Поэтому, покачал головой, чем вызвал нешуточное разочарование у Зибора. И вор опять вздохнул.

– Н, да. Значит, не слышал, ну да ладно. Так вот этот майор зацапал одного нашего…

– Стержня? – догадался Кочан. Хотя это было и не трудно. Среди близкого окружения Зибора прошел слушок, что Стержень торчит в ментовке и что влип он по крупному.

Зибор кивнул, вяло, поглядывая в окно, на снующих по улицам людей. Потом заговорил опять:

– Так вот есть сведения, что Стержень оказался слабоват на язычок. Видно своей болтливостью, он надеется завоевать расположение ментов. Глупец, – скупо улыбнулся Зибор. – Мой-то приговор будет пострашнее приговора суда. А? Как думаешь, Кочан?

В этом Кочан нисколько не сомневался, зная крутой характер Зибора, и как тот жестоко расправляется за неповиновение. Болтливость Стержня, пожалуй, следовало считать не менее значимым пороком. Вряд ли Зибор простит этот порок Стержню. И Кочан не ошибся, услышав.

– Ты, кажется, говорил, что у тебя в ментовке работает карефан?

Кочан слегка поежился. Однажды в разговоре с Зибором случайно обмолвился о бывшем приятеле. Разговор был так, ни к чему не обязывающий, но у Зибора оказалась хорошая память. Вор вспомнил тот разговор.

– Да. Работает, – с неохотой отозвался Кочан, не хотелось впрягать в их дела бывшего приятеля. – Друг детства. Жили в одном дворе. Вместе в школе учились. А потом жизнь разбросала, кого куда. Он пошел в ментовку.

– Понятно, – протянул Зибор, призадумавшись, потом спросил: – Как мыслишь, не забыл твой корефан вашей дружбы?

– Думаю, не забыл, – немного подумав, ответил Кочан. А Зибор удовлетворенно кивнул, сказав:

– Тебе надо будет встретиться с ним. Закажешь ему Стержня.

Сказанное вором прозвучало как приказ, не подлежащий обсуждению, и все-таки, Кочан решил высказать на этот счет свое мнение, сказав:

– А если он не согласится?

В голосе Зибора прозвучала такая уверенность, что, слушая его, Кочану казалось, будто вор уже за его другана все решил, и на долю Кочана лишь осталась маленькая формальность. Небольшое напоминание.

– Согласится, – уверенно сказал Зибор. – За семь тысяч баксов согласится. Или ты думаешь иначе? – спросил вор у Кочана. И тот быстро закивал башкой, чтобы угодить Зибору.

– Нет, нет. Я тоже думаю так, – поспешно сказал Кочан, чтобы не разочаровать патрона.

– Тогда не затягивай с решением этого вопроса. Сегодня же встреться со своим корефаном и все обговори. И смотри, не разочаруй меня, – посоветовал Зибор, отвернувшись к окну.

Кочан услужливо кивнул.

Глава 13

Свою работу старший лейтенант Григорьев не любил. Давно бы ушел из ментовки, если бы не брезжило приближение пенсии. Раньше он работал опером, но скоро понял, что это не для него. Пашешь с утра до ночи, а получаешь – шиш да маленько. Детишки дома пищат, есть просят. Жена не довольна, и Григорьев перевелся дежурным в ИВС. Там и за вредность доплачивают, и служба там идет, год за полтора. Так что терпеть недолго осталось, а там и пенсия не за горами. И еще одно немаловажное преимущество при этой службе имеется. Сутки дежуришь, а потом трое, кайф ловишь. Григорьев кайф не ловил. Все свободное время он отводил на подработку. Где грузчиком в магазине, где сторожем на стройке. Хватался за все, где можно деньжат срубить.

Бывший приятель Виталька Кочанов отыскал его по старому адресу. На новую квартиру Григорьев денег еще не накопил. Вот и приходилось с семьей ютиться в однокомнатной, в которой когда жили его родители.

А Кочан, судя по всему, пошел в гору. К дому подкатил на новеньком «Рено». Одет по моде, а баксов в лопатнике столько, что жена старлея Григорьева невольно пожалела, за того ли она в свое время вышла. Но время не воротишь. Мешать мужской компании она не стала, оставив их на кухне, вышла.

Потом, когда Кочан уехал, подсела к мужу.

– Чего твой дружок приезжал-то? Столько лет не виделись, и вдруг приехал.

Отослать бы бабу куда подальше, чтоб не лезла к мужские дела, но Григорьев не из таких. Проявил сдержанность.

– Да работенку одну попросил выполнить, – ответил он без определенности, надеясь, что женское любопытство удовлетворено сполна, и жена теперь отвяжется. Но не тут-то было. В глазах у нее вспыхнула зависть, когда она глянула на пару бутылок коньяка, который привез Кочан. Это был настоящий французский коньяк. Одну бутылку Кочан с мужем уговорили, а вторая стояла не открытой.

Она взяла бутылку, откупорила пробку. Вдохнула запах настоящего вина.

– Вот, твой дружок, какие вина пьет. А на твое жалованье только самогонку пить. Сколько он предложил тебе за работу? – спросила она, сделав пару глотков из фужера. Причем, делала это, не торопясь, как заправский дегустатор, чтобы распробовать вкус вина.

Старший лейтенант Григорьев вздохнул. Малость досадно стало, что жена не спросила о том, что его попросил выполнить Кочан. Хотя Григорьев все равно и не сказал бы ей. Но видно, эти бабы такой уж народ, что у них на уме одни деньги.

– Семь тысяч долларов, – сказал Григорьев, в раздумье, затянувшись сигаретой. А жена тут же стала считать, на что она потратит эти семь тысяч. Потом взглянула на мужа.

– Ты чего такой груженый, как Боинг? – спросила она.

– Да вот не знаю. Может отказаться. Уж слишком грязная работенка.

– Ничего. Потом отмоешься, – довольно определенно проговорила жена. – Семь штук, это хорошие деньги. Задаток он оставил?

Григорьев достал из кармана три тысячи. Положил на стол. Жена тут же убрала их в карман своего засаленного спереди халата.

Утром старший лейтенант Григорьев как обычно заступил на дежурство. Сначала проверил по журналу наличие лиц находящихся у них в камерах. Его интересовала фамилия – Стриженов. Было бы досадно плохо, если б этого гражданина перевели в следственный изолятор, располагавшийся при тюрьме. Тогда бы Кочану пришлось бы искать для выполнения этой работы кого-то другого. С каким бы облегчением сейчас Григорьев вздохнул, если б так и было. Но, пробежав глазами по строчкам журнала, он натолкнулся на фамилию Стриженов.

Наряд, который был в смене Григорьева, состоял из одного прапорщика и четырех сержантов. Все они расселись за столом в комнате для дежурного персонала ИВС. Прапорщик Силаев, большой любитель рыбалки, рассказывал, как они с приятелями в выходные ездили на озера под Шатуру и каких крупных карасей он там натягал.

Григорьев его не слушал. Отложив регистрационный журнал в сторону, старший лейтенант встал из-за стола, потянувшись, словно захотел размять косточки и вышел в коридор. Прислушиваясь к разговору, доносившемуся из дежурки, он быстро прошел по коридору до камеры, в которой находился Стержень.

Отпирая дверь, чувствовал, как лихорадочно колотилось сердце. Убивать людей ему еще ни разу в жизни не приходилось. Окажись, сейчас в его руке пистолет, он бы не смог выстрелить в этого Стержня. Ведь, если разобраться, тот же Стержень ничего ему не сделал.

Другое дело шприц заполненный ядом. Кочан сказал, что в первые минуты после укола, Стержень заснет, а потом у него откажет сердце. Потом яд растворится и его наличие в крови не сможет определить ни одна экспертиза.